В Тайшете один только слух, пущенный неизвестно кем, что партизаны захватывают село, вызвал такую панику, что стрельба угомонилась только через час. Не одни солдаты, но и офицерский корпус растерялся.

Партизаны стали выходить из леса, вредить на железной дороге, останавливая движение поездов. Шла настоящая война. Только воевали русский с русским. Разве что белочехи, которые зверствовали повсюду, были врагами нерусскими, да небольшое количество румын.

Карательный отряд был сформирован из белочехов. Под прикрытием броневика они выдвинулись к деревням Конторка и Бирюса. Бой длился целый день. Горели обе деревни, полыхали церкви. Из броневиков стреляли снарядами с удушливым газом, но мужики выстояли. И не смогли ничего сделать вражеские войска против охотников и крестьян. Нахрапом сибиряка не возьмёшь, и стрельбой не напугаешь тех, кто с рогатиной на медведя хаживал.

За весну и лето девятнадцатого года Тайшет и сёла Бирюса, Еловка, Конторка, Байроновка, Шиткино и другие были освобождены от белых войск. Странным образом, но все эти бои не коснулись деревень, стоявших в верховьях Бирюсы и Туманшета. Туда не добирались и продовольственные разъезды белогвардейцев. Слишком далеко и страшно — глухомань и только. Там знали о боях по рассказам и слухам. Что было правдой, что выдумкой — никто не разбирался. Послушают, покачают головой да идут по домам: дел хватает и без стрельбы. Всё рассказанное было, как интересная сказка. И, когда приехал Васька Бутьянов и заявил всем, что он будет устанавливать Советскую власть в деревне, никто не возмутился. Хочешь устанавливать, так кто ж тебе мешает — устанавливай. Лучше бы крышу поправил на хлеву — провалилась совсем от снега. Если власть важнее, чем крыша в хлеву, Бог тебе в помощь. Когда же Васька попытался грубо, криком повлиять на односельчан, они попросту отвернулись от него. А вечером к нему в дом пришли бывшие фронтовики, которые воевали вместе с ним.

— 

Ты, если не навоевался и не накомандовался, воюй где-нибудь подальше от деревни, — сказал Макар Мехонов.

— 

Я по поручению властей. — И Васька потянулся за какой-то бумагой.

— 

Подотрись ей, — буркнул Петька Захаров. — Если ещё хоть раз посмотришь косо на сельчан или нагрубишь, то знай: мы ещё не забыли, как учили офицеров на войне. Не доводи до греха.

— 

Мне надо открывать сельсовет! — взвизгнул Васька.

— 

Открывай.

— 

Я открою его в Мыльниковском доме, он большой!

— 

Если Мыльников вернётся, ты ему дом освободишь.

— 

Он — мироед и контра! Как и Камышлеев. Успел, гад, скрыться.

— 

Он наш односельчанин и многим помогал, чего не скажешь про тебя, — сказал Илья Кузьмин. — И не позорь мать, ей и так не сладко.

— 

Про Камышлеева заткнись тоже, — сказал молчавший до сих пор Никита Кузнецов.

— 

А ты слышал, что он своих рабочих убивал после расчёта, а денежки присваивал?

— 

Все эти годы убивал? Как он скрывал злодейства, что в деревне никто ничего не знает?

— 

Да! Убивал! Тем и нажился!

— 

Так у него всегда работали мужики из соседних деревень, все они дома. И можно спросить у них, как он их рассчитывал. Ну и сволочь ты стал, Васька.

— 

А я чего, я ничего, — струхнул Васька. — Что слышал, то и говорю.

— 

От кого слышал?

— 

Не помню. Давно слышал.

— 

Запомни крепко: у нас в деревне мироедов не водится и не водилось. Запомни навсегда. Предупреждать больше никто не будет. Запомни, гнида, мы кровушки повидали, если что — рука не дрогнет.

Все молча вышли, но «представитель власти» понял, что со своими мужиками так разговаривать нельзя, вредно для здоровья.

На другой день Васька отодрал доски с окон и дверей мыльников- ского дома и устроил там сельсовет. С этого дня новая власть установилась и в Камышлеевке, ума хватило не малевать вывеску на дом. Но власть эта как-то не касалась сельчан. В сельсовет приезжали какие-то представители, бывало, и ночевали там, писали бумаги, читали разные распоряжения и прочее. Лишь однажды приехали вооружённые люди, долго разговаривали с Васькой. Потом он бегал по домам и просил дать немного хлеба голодающим в Тайшете. Сердобольные сельчане собрали голодающим две подводы зерна, крупы и других продуктов. Потом Васька бегал с гордым видом по деревне, словно сделал что-то особенное. И невдомёк ему было, что хлеба дали не потому, что он попросил, а потому, что пожалели голодных. Ещё многие в деревне помнили, что такое голод.

Весь девятнадцатый год вокруг Тайшета и в самом селе то вспыхивали, то гасли схватки партизан с белочехами, с румынами, колчаковцами, с теми, кто пытался свалить народную власть. Бои шли с переменным успехом. Но Шиткинский и Тайшетский фронты вели самую активную борьбу в Иркутской губернии.

Только единственный день дохнул в лицо камышлеевцам холодом Гражданской войны.

15 января 1920 года был обычным зимним днём, если бы не этот случай. К концу дня в деревню прибежал подросток из Туманшета, парнишка искал дом Антипа Кузнецова. Не сельсовет, а дом обычного крестьянина, который пользовался большим авторитетом, чем новая власть. Никита, коловший дрова во дворе, завёл мальчишку в дом.

— 

Мне нужен Антип Кузнецов, — заявил подросток.

— 

Ну, я Антип Кузнецов, — вышел из-за стола хозяин. — А ты чей будешь?

— 

Меня дядя Игнат послал, велел записку лично тебе передать. Не брешешь, что ты Кузнецов?

— 

Кобель брешет и то не всегда, давай писульку.

Парнишка вытащил из шапки записку.

— 

Это Комов Игнат? — уточнил Антип.

— 

Да, он.

— 

Мать, накорми-ка почтальона.

Игнат писал, что с Тинской идёт белая армия Каппеля, будет проходить по нашим местам. Ведут себя по-звериному: режут скот, забирают хороших коней, насилуют молодых девок. Если не хотите большой беды, примите меры.

— 

У вас в деревне всё спокойно? — спросил Антип мальчишку.

— 

Ничего. К дядьке Игнату прискакал кто-то, чуть собак не затоптал, а так тихо.

— 

Останешься ночевать у меня. Игнат просит в ночь тебя не отправлять. Я и сам понимаю.

— 

Я добегу, — попытался спорить мальчишка, но Антип поднял руку и сказал:

— 

Утром побежишь, как развидняет. Волки в округе балуют, ночью могут скараулить. Никита, позови «власть». И мужиков надо созвать.

Бутьянов прибежал быстро, он был немного-растерян. Чего ему наговорил Никита, Антип не стал допытываться:

— 

Васька, я понимаю, что белые тебя не пожалуют, вот и запрягай коня, который получше, да уезжай на неделю подальше от деревни. Белая армия идёт, что делать будут, не ведомо. Если, не дай бог, разузнают про тебя, могут и расстрелять.

— 

Откуда вести? — Васька взял себя в руки и стал рассуждать здраво.

— 

Сообщили. Ты не жди утра, уезжай прямо сейчас. Пока на Перевоз, а там уже — твоя власть, в обиду не даст. Если точно не узнаешь, что никого нет, не возвращайся. Авось мать-старуху не тронут. Это я тебе на всякий случай говорю, верю, что в нашей деревне иуда не живёт.

Васька уехал вместе с младшим братом. Мужикам Антип предложил собрать хороших коней и угнать их на дальние покосы. Там есть сено невывезенное, можно прожить несколько дней. В копнах и переночевать удобно, не замёрзнешь.

— 

Коней погонят фронтовики, мужики сильные, опытные. Вы, ответственные за артельное добро, на вас вся надёжа, давайте собирайтесь. Оружие припасите: волки бродят кругом.

Когда фронтовики ушли, Антип сказал:

— 

Специально их отправил. Не утерпят чего — устроят бучу, тогда постреляют их всех. Лучше пусть там поживут, целей будут, жизнь не завтра кончается. Вот ещё что, мужики. Девок молодых спрячьте, внучек ваших и дочек, от греха подальше. Просьба всем вести себя достойно, с разумом. Из-за мелочей в склоку не вступать.