— 

На тебя пришла посмотреть.

— 

Зачем?

— 

Полюбоваться. Давно не видела, вишь, какой стал, совсем мужик.

— 

Не маленькая ещё мужиками любоваться?

— 

В самый раз.

Глаза её горели бесовским огнём, Егор даже растерялся. Настя была немного помладше его, детство их прошло в разных компаниях друзей. Но вот она, странная, смело глядит в глаза, смеётся над ним. Словно что-то вспомнив, она подскочила и побежала к домам.

Егор растерянно смотрел вслед развевающемуся на ветру светлому платью. Он не был стеснительным, но сейчас на минуту растерялся.

— 

Вот хохотушка! — с восторгом промолвил он. — Всё, будет моя.

В этот же день на вечёрке, Егор отвёл её в сторону и сказал:

— 

Осенью сыграем свадьбу, и поедешь со мной.

— 

Быстрый какой. А вдруг у меня кто уже есть?

— 

Моей будешь. О других забудь.

— 

А ты у меня спросил, согласна я или нет?

— 

Спрашиваю.

— 

Я подумаю. — Она кокетливо кивнула головой.

Аксёновы жили исправно. Кроме Насти у них были ещё два сына и дочь. Сыновья намного старше Егора, они уже давно женаты, и сестра замужем проживала в другой деревне. Настя была последним ребёнком в семье. Ей многое позволялось, избалованная росла, но мать слушалась, помогала ей во всём. Шустрая на язык была: за словом в карман не полезет, себя в обиду не даст. Отец Насти, Афанасий Лукич, имел хорошее хозяйство, держал скот, была у него и пасека. Сейчас он на охоту не ходил, но в молодые годы был неплохим промысловиком. В последнее время скупал пушнину, а потом перепродавал. Занимался промыслом кедрового ореха, давил кедровое масло, которое всегда стоило дорого. Семья жила в достатке. Афанасий очень любил Настю — последняя радость для отца и матери. Дочь росла ловкая да умелая, самостоятельная — и это нравилось старику. Шумная, весёлая Настя много раз сглаживала и семейные проблемы. Ругаться в семье было не принято, но иногда мрачное молчание было ещё хуже громкой ругани. Так Настя прибежит, расшумится, пристанет к одному, к другому — смотришь, и заулыбались все в доме. И забыли, из-за чего получился сыр-бор.

В последнее время Настя всё чаще стала поглядывать на Егора. Он был на несколько лет старше её, но это ей нравилось. Егор, кроме того, что был видным парнем, слыл ещё и работящим. Насте не нравились балагуры: с ними хорошо за столом, а в жизни так и будут смешить народ. Егор не такой: лишнего не скажет, но если сказал, то сделает. Настя решила не ждать, пока Егор заметит её, потому и просидела полдня возле кузницы, выбирая удобное время. И появилась у речки совсем не случайно, и сделала всё, как задумала. Ей было удивительно, что получилось всё так просто: пришла, посмотрела — и загорелись глаза у парня. А когда услышала, что нужна Егору, она ликовала в душе, но виду не подавала. Пусть ещё помучается.

— 

Подумала? — спросил Егор через неделю.

— 

Подумала, — ответила она, пристально глядя ему в глаза. — И что?

— 

Что решила? — Егор тоже внимательно посмотрел на девушку.

— 

Засылай сватов, а там видно будет, — шепнула она и, улыбаясь, побежала, оставив его в растерянности.

— 

Вот чертовка, — смущённо проговорил он.

Вечером за столом Егор сидел сам не свой. Нужно было поговорить с отцом, а как начать разговор, он не знал.

— 

Чего ёрзаешь? — спросил отец. — Никак сказать чего хочешь?

— 

Да.

— 

Чего — да? — Пётр Фомич внимательно посмотрел на сына. — Случилось чего?

— 

Сватов надо засылать, — выпалил Егор, кое-как преодолев ком в горле.

— 

Что жениться надумал — это хорошо, — улыбнулся отец. — Дело нужное. И к кому же засылать сватов будем?

— 

К Аксёновым.

— 

К Афанасию Лукичу, что ли?

— 

Да.

— 

Так у него дочка вроде замужем, — то ли насмехаясь, то ли действительно не зная про младшую Аксёнову, сказал отец.

— 

Да младшая Настасья подросла уже, — не выдержала мать.

— 

Эта, которая хохотушка? Так она мала ещё.

— 

Восемнадцать осенью будет, — сказала мать.

Про всех деревенских детей женщины всегда знают всё.

— 

А что? Семья справная. Небось, Афанасий Лукич и приданое не пожалеет, — сказал отец, разговаривая словно сам с собой. — Пожалуй, и хорошо будет, а от ворот поворот нам не покажут?

— 

Чего покажут, небось Егор не из последних на деревне, — с недовольством сказала мать.

— 

А ты чего молчишь? — обратился Пётр Фомич к сыну. — Ай пошутил?

— 

Нет, не пошутил. Я не знаю, чего говорить.

— 

Жизнь поменять хочет, а слов найти не может.

— 

Чего привязался, — опять вступилась мать. — Себя вспомни, много слов помнил?

— 

Ну, это когда было? Время другое было.

— 

Для женитьбы время всегда одинаковое, — не унималась мать.

Егор с удивлением поглядел на неё: обычно немногословная, она

обрывала отца на полуслове.

— 

Чего это с тобой, мать? — спросил отец. — Никак заболела?

— 

Заболеешь тут с вами. — Она прикрыла лицо платочком и отвернулась.

Откладывать ничего не стали. На другой день Пётр Фомич, взяв для разговора соседку Лукерью, бабу ловкую в этих делах, пошёл к Аксёновым. Встретили их приветливо, проводили в дом, быстро собрали на стол. Все догадывались, для чего прибыли гости, и не хотелось ударить в грязь лицом. После обязательных речей о купце и товаре выпили по рюмке, чтобы говорить легче было.

— 

Хороший ты хозяин, Пётр Фомич, — сказал Афанасьев. — И сын у тебя добрый. Я и сам не пожелал бы другого жениха для дочки, но это я. Ты не обижайся, а если Настасья откажется, то неволить её я не буду.

— 

Так давай спросим? Пусть сразу и скажет, — сказал повеселевший после рюмки водки Пётр Фомич.

— 

Мать, позови Настасью, — сказал Афанасий Лукич.

Настя, принаряженная по этому случаю, тихо вошла в комнату. Молча поклонилась гостям и опустила глаза.

— 

Скажи-ка, дочка, согласна ты замуж за Егора? Приехали по твою душу.

Девушка подняла глаза, озорные искорки промелькнули в них, румянец окрасил щёки. Настя улыбнулась, опустила глаза и быстро вышла из горницы.

— 

Раз дочка согласна, то и я перечить не буду, — сказал старик Аксёнов, — а ты, мать, не против?

— 

Не против, — махнула рукой мать Насти и заплакала.

Все оказались довольны. Свадьбу назначили на осень. Егор с нетерпением ждал возвращения сватов, но новости пришли раньше. По улице понеслись слухи, что Настасью просватали за Егора.

Вечером Егор с Настей уединились на берегу реки и сидели обнявшись, они не стеснялись, что кто-нибудь заметит их. Молчали, думали каждый о своём, но были счастливы оба.

Свадьба прошла без особого размаха, но шумная, весёлая. Гуляли три дня, сначала у жениха, потом у невесты. Молодые временно стали жить у Камышлеевых. Дом просторный — жить было где, а по весне собирались отправляться в новые края. Настя была не только не против поездки, а, наоборот, старалась во всём поддерживать своего мужа. В новую семью она вошла так, будто и жила здесь всегда. С ней в доме как-то стало светлее и веселее. Она не пыталась никому угождать, но и поперёк никому не становилась.

Зима прошла быстро. В начале марта молодые стали собираться в дорогу. Нужно было, пока ещё крепкий лёд, отвезти все вещи на новое место и по льду вернуться. Собирались ехать на трёх санях, потом два коня останутся сыну, а на третьем отец вернётся домой. Заодно и посмотрит, что за место выбрал себе Егор.

Погода стояла как на заказ. Ночью поджимал мороз, а днём светило солнце, пригревая на безветрии. Снег ещё не таял, но из мягкого и пушистого превращался в твёрдую крупу. На нетронутых местах образовывался наст. Твёрдая ледовая корка могла держать человека и без лыж, а уж на лыжах — как на гладкой дороге. Обоз из трёх повозок медленно завернул с хорошо укатанного зимника, проложенного по реке Бирюсе на малонаезженную дорогу по Туманшету. Кругом стояла нетронутая тайга. Снег, кое-где отмеченный звериным следом, сиял на солнце. Тишина оглушала.