Допахали поле спокойно. Больше кони не беспокоились.
Но медведь не ушёл, он ходил вокруг деревни. Женщины пошли за черемшой к болоту — он их там напугал. Приходил к Камышлееву в усадьбу: собаки подняли такой лай, что было слышно в деревне. Никола спустил кобелей, так они угнали медведя на болото. Трифон встретил медведя возле своей мельницы. Люди стали бояться ходить в лес, тогда мужики решили устроить облаву на зверя. Собрались на краю деревни, спустили собак. Некоторые сразу затеяли драку меж собой, другие помчались в лес. Дерущихся собак разогнали пинками.
Вскоре из леса донёсся собачий лай и рёв медведя. Мужики поспешили на шум. На поляне сидел медведь, окружённый собаками. Стреляли все сразу, наверное, от страху. Медведя застрелили, при этом убив одну и ранив двух собак. Медведь оказался молодым, скорее всего, он наблюдал за людьми из любопытства. Но зверь есть зверь, поди, разберись, что ему надо и что он вытворит в следующий момент.
—
Хорошо, что друг друга не перестреляли, — сказал Никодим Фирсанов. — Была бы охота.
—
Не каркай, — осадили его, — сам небось тоже палил?
—
Нет, чего я буду в собак палить? Из-за них и медведя не было видно.
—
Медвежатник? — спросил Лятин.
—
У тебя понятия нету? Собаки кругом, а ты палишь.
Сначала мужики разругались, а потом и помирились, вспоминая действия каждого.
—
С медведем что делать?
—
А чью собаку застрелили?
—
Мою, — сказал Мехонов. — На цепи был, бестолковый, а сгинул достойно.
—
Может, ты сам и пристрелил его? — захохотали мужики.
—
Я тоже стрелял, там пойми, от чьей руки пал кобель.
—
Медведя пострадавшему, — решили все единогласно.
Вечером в деревню пришёл Егор, попросил собрать мужиков.
—
Я пришёл с просьбой. После посевной надо помочь ставить жильё для переселенцев. Бригада будет работать, но сил у них не хватит. Сразу приедут порядка десяти семей, надо до осени собрать дома. Да, как я понимаю, молодожёнам нашим тоже надо поставить дома. Меня просили не допустить, чтобы в зиму поселенцы остались под открытым небом. Всем вам помогали, и вы должны помочь. Что скажете?
—
Работы много, за один присест не сделаешь. Придёт время, и сено косить надо будет.
—
Это само собой. Строить будем до покоса, — добавил Егор.
Помочь согласились все. Кто от чистого сердца, кому деньги были
нужны, а кто просто не хотел выделяться.
Егор только вчера приехал из Тайшета. Ручкин рассказал, что едет большая партия в Тайшет. Часть людей останется в Тайшете, но семей десят! Илья Ильич пошлёт в Камышлеевку. Подписав договор, получив финансовую помощь на строительство, Егор забрал семью и выехал домой. Фёдор подрос за зиму, очень соскучился по родным местам, там были деревенские друзья-сверстники, с которыми играли, ходили на рыбалку. Хотелось поскорее их увидеть, прогуляться вокруг дома, посмотреть, где нынче понастроили гнёзда птицы. Покупаться в Дунайке. Как ему не хватало всего этого здесь. Он устроился рядом с отцом, управляя лошадью.
—
Ты сам управишься? — спросил он сына.
—
Управлюсь, немаленький.
—
Тогда управляй сам, а я к матери поближе подвинусь. Не испугаешься в лесу?
—
Чего в лесу летом бояться?
—
Как чего? Недавно прямо возле нашего дома медведя застрелили. А ты говоришь, кого бояться.
—
Серьёзно, что ли? — спросила Настя.
—
Ещё как серьёзно. При этом убили одну собаку и двух поранили. — Егор со смехом рассказал про горе-охотников.
—
Хорошо, что медведь молодой был, помял бы и собак, и охотников.
—
А ты чего не помог?
—
Я был в Туманшете у Игната.
—
Как они поживают?
—
Живут нормально. Деревня у них большая стала, раза в два больше нашей.
—
У нас с голого места строить стали, а там уже домов пятнадцать было. Что у нас дома?
—
Всё хорошо. Чисто, тихо, уютно, только вас нет. Сынок, забыл тебе сказать, у нас жеребёнок маленький есть, с тобой хочет познакомиться.
—
Как его звать?
—
Вот сам и назовёшь. Я думаю, ты за ним будешь ухаживать.
—
Конечно, я, кто же ещё?
Они всю дорогу болтали, словно полжизни не виделись. Как хорошо им было вместе…
—
Ты про этих ничего не слышал? — вдруг спросила Настя.
—
Про кого?
—
Зимой было.
—
Да перестреляли вроде бы их. Ограбили они мужика с Догадаевки, его сыны разыскали этих мужиков да и разобрались с ними по-своему. Говорят так, а как на самом деле — никто точно не скажет. Но с тех пор тихо стало. Мне Тимофей Ожёгов рассказывал. А он всё знает. Волков нынче не было, даже следов не видел. Никола петли ставил на зайцев возле дома, поймал с десяток. Вот и всё. На перевозе, пока Тимофей гнал паром, Егор успел поплескаться в холодной в это время воде. Река была чистой, лёд прошёл, вода упала. Большого половодья ещё не было, снег в верхах только начал таять. Пройдут дожди в верховье, каждый распадок подкинет водицы в Туманшет, вот тогда покажет он свою силушку.
—
Выучился? — обратился Тимофей к Фёдору.
—
Первый класс закончил, — сказал гордо Федя.
—
Ишь ты? А учился хорошо?
—
Хорошо.
—
А не врёшь? — спросил Тимофей.
—
Не приучен врать.
—
Ну, если учился хорошо да врать не приучен, залезай тогда, а иначе не повёз бы.
Егор улыбнулся рассуждениям сына.
—
Видишь, Петрович, не приучен врать-то сын. Придётся везти.
—
Придётся, — согласился Егор.
Вечером уже были дома. К их приезду Никола истопил баню. Фёдор сразу пошёл смотреть жеребёнка и, угостив его кусочком хлеба, побежал домой, пообещав наведаться ещё.
Напарившись с сыном, Егор сидел и попивал квас из березового сока. Благодать дома. С полотенцем на голове пришла Настя.
—
Попей квасу. — Егор подал ей ковш.
—
Холодный?
—
Нет, согрелся уже.
Настя не пила после бани ничего холодного, могло разболеться горло. Зная за собой такое, она осторожничала.
—
Погодите маленько, сейчас соберу поесть, — сказала она и легла на кровать отдохнуть.
Фёдору было не до еды. Он разглядывал картинки в новой книге.
—
Тять, а где медведя застрелили, покажешь?
—
Бояться не будешь?
—
Чего бояться, медведя убили же
—
Покажу. Потом как-нибудь, время ещё будет, целое лето впереди.
Фёдор опять стал смотреть картинки. Поужинали поздно.
Хороший месяц июнь для работы. Светает рано, а солнце садится нехотя, работай да работай, пока сила есть, пока не трясутся коленки. Благодарный месяц июнь. Ещё не палит жарой, обильно идут дожди, и все растения напитываются живительной влагой. Когда придёт время косить сено, будет жарко. Косить легче рано поутру, когда росой смочена трава и бодрит свежесть, правда, невозможно: вылетает из травы чёрная туча гнуса. Лезет в глаза, в рот, за шиворот, и нет от неё спасенья, не помогает и дёготь. Только когда солнце поднимется повыше, можно брать косу и валить ровные ряды трав. Пьянеешь от аромата скошенных цветов. В самую жару работать невозможно: солнце прожигает через рубаху, пот заливает глаза и выедает солью. Часа два косари валяются в тени, пока пройдёт самый жар. После обеда обычно появляются облака и спасительный ветерок, приходит время подворачивать валки. Сено, скошенное раньше, просыхает с одной стороны, его надо перевернуть. Пока дует ветер, он быстро просушит остатки. А ближе к вечеру надо сложить копны, в них сено не пропадёт. Потом ставится зарод и огромные стога. Ребятишки на конях таскают копны в одно место. Длинную крепкую верёвку одним концом привязывают к хомуту, другой заводят вокруг копны и привязывают к хомуту с другой стороны. Конём срывают копну с места и волокут. На землю предварительно укладывают длинные берёзовые ветки, на них и складывают сено. В каждой семье есть свой специалист по укладке и завершению зародов. Если плохо сложить, пробьёт дождём, и тогда сено «сгорит»: сопреет изнутри, покроется белым налётом и почернеет. С таким сеном зимовать — молока не видать. И скотина голодная будет. Но до покоса надо было поставить дома для переселенцев.