— А ты-то чего за них вписался? Ладно судные дьяки, это их работа. Но тебе-то что за интерес?

— Один из них был сыном моей сестры, — вздохнул Антоха. — Племяш, значит. Родная кровь. Кабы не это, не полез бы в гору их выручать. Земля у нас большая, дураков хватает, каждого из них выручать из беды.

— Освободил в результате?

— Ну да. Вот только сам там на четыре года застрял, разменял свою свободу на их. На меньший срок Хозяйка не соглашалась. Вот и ишачил на нее все это время. Я, видишь ли, драгоценные камни слышу. Они же почти как мы, почти живые — говорят друг с другом, все понимают. Ну и руды кое-какие тоже слышу, но не все. Хозяйка про это знает, она давно меня к себе заманивала, но я не соглашался. А тут вот как вышло, переиграла она меня. Я иногда даже думаю, что один из приятелей племяша специально их в шиханы завел. И бабка там не просто так появилась. Все было так и задумано.

— Жесть, — проникся я. — Бывает же!

— Зато за четыре года чего и кого только не повидал, — уже другим тоном произнес Антоха. — И индрика-зверя, и Комариху с золотой ногой, и каменных людей, что в заброшенных штольнях живут. Великого Полоза и того повидал.

— Полоза? — насторожился я.

— Так у нас, считай, его вотчина, — ответил мне Мезин. — Ага. Как старые боги ушли, он как раз на Урал и подался. Кстати, Азовка только для людей да нежити горной Хозяйка, а для Великого Полоза она служанка. Что он скажет, то она и сделает. О, гляди, никак пришли? Елки-палки, такое ощущение, что дуб еще маленько за эти годы подрос!

Да нет, каким дуб раньше был, таким и остался. Собственно, и остальной пейзаж совершенно не изменился — все так же там, рядом с деревом-исполином, горел костер, звучали веселые мужские голоса, булькало пиво, разливаемое из деревянных бочонков, и шкварчало мясо, роняя капли сока в языки пламени. А еще так же, как и пару лет назад, на корнях дуба-великана, точно на стульях, разместились пять стариков, тихонько переговаривавшихся друг с другом.

— Эгей, братие! — заорал Мезин, когда мы подошли поближе. — Здорово! Сто лет, сто зим!

— Антоха! — гаркнуло сразу несколько голосов. — Живой! А мы думали, что ты уже того!

— А то какой же? Живой! — весело ответил тот, скидывая рюкзак с плеч. — Меня убить — это хорошо постараться надо. Не всякому такое под силу.

— И все такой же скромный, — хохотнул Гера, вставая с земли. — Но я рад, что ты цел. Пусть не получилось у меня стать единственным говорящим с камнями, но все равно — рад!

Эти двое обнялись, а я вспомнил, что то ли он сам, то ли кто-то из ребят мне говорил, что у Геры такой же талант, как у Антохи. Он тоже полезные ископаемые слышит. Ну или что-то в этом роде.

— Здорово, Сашка! — подошел ко мне Мишаня и протянул руку. — Слушай, еще раз тебе спасибо хочу сказать за помощь. Если бы не ты, хана бы моему лесу настала.

— Сань, привет! — хлопнул меня по плечу Олег. — Как сам?

— Сашка, здорово! — донесся до меня голос Димона, сидевшего у костра.

Точно так же приветствовали и Слав, и Антоху. Причем ощущалось, что это не дежурные фразы, собратья правда были нас рады видеть. Но, пожалуй, больше других Мезина. Во-первых, потому что он давно не появлялся, во-вторых, потому что в рюкзаке у него, как оказалось, лежало копченое с травами мясо лося, который, со слов Антохи, еще в начале этой недели бегал по лесу и думал только о том, как бы порадовать собой желудки ведьмаков.

Надо заметить, что не все те, кто сидел у костра, были мне знакомы, несколько новых лиц я заметил. Все они, как один, были крепкими мужиками ближе к сороковнику и, что примечательно, сидели немного наособицу от остальных. Впрочем, от коллектива в определенном смысле они не отрывались, наравне с остальными ели, пили и смеялись.

— Мое почтение вам, старшие, — подошел тем временем Антоха к старикам, сидевшим на корнях дуба, а я, поразмыслив несколько секунд, последовал за ним. — Прощения прошу за долгую отлучку, воли моей на то не было, так уж вышло.

— Случается, — кивнул один из патриархов, тот, которого, если мне не изменяет память, звали Макарыч. — Рад, что жив. А то наши охламоны начали поговаривать о том, что тебя этот мир уже оставил. Причем неясно было, успел ты передать кому свою силу или же нет.

— Языки длинные, вот и мелют не пойми чего, — проскрипел дед, сидевший слева от него, имя которого мне было неизвестно. — Раньше у каждого слова цена имелась, потому всегда лучше было промолчать, чем лишнего болтнуть. А теперь…

— Ступай к костру, Антон, — огладив бороду, перебил его старик, сидевший в центре. Вот его я помнил, как звали, — Демид, и как раз он здесь был самым главным. Так сказать, самым равным среди равных. — Поди, соскучился по родне? Так не теряй времени, время летит быстро. Хмель, мясо, душевный разговор — что еще нужно ведьмаку в заветную ночь?

— Все так, старшие, — поклонился дедам Мезин. — Все верно.

Он отошел в сторону, и взгляды стариков уткнулись в меня.

— Добрый вечер, почтенные, — я приложил руку к груди и чуть наклонился. Наверное, стоило бы согнуться до земли, поклон спину не ломит, но вот не хочу. Сам не знаю отчего, но внутри в этот миг словно появился какой-то штырь, не дающий мне это сделать. То ли включилось осознание того, что я ни перед кем давно спину не гну, поскольку план по этой дисциплине еще в той своей жизни перевыполнил, то ли сработало то неразумное упрямство, которое время от времени меня посещает, усложняя и без того непростое мое бытие. Не знаю. Да и какая разница? Если меня сейчас начнут топить, то никакие поклоны ситуацию не выправят, так чего ради собственную самооценку понижать? — Я тоже отсутствовал некоторое время, и тоже по уважительной причине. Пришлось покинуть страну, чтобы не получить проблемы с законом.

— Знаем, — кивнул Демид. — Кощеевича ты упокоил. Дело благое, нужное.

— Нужное кому? — прошамкал безымянный старикан. — Нашего брата лиходейное Кощеево семя никогда не задевало, стороной огибало. Выходит, что и нам с ним делить особо нечего. А теперь следующий Кощеевич ведьмаков среди своих врагов числить станет да ковы разные строить начнет.

— Так подружкам своим он угодить желал, — наконец подал голос пятый старейшина. — Ведьмам. Верно, Александр?

Евдоким. Вот, значит, ты какой — седой как лунь, плечистый, с лицом, словно вырубленным из дуба при помощи плотницкого топора. И нетерпеливый. Выжидать не стал, использовал первый же выгодный для себя момент в беседе. Или просто счел, что не по чину ему разыгрывать сложную пьесу ради какого-то щенка?

— Почти верно, — ответил я. — Почти — потому что не только им. Еще судным дьякам, которые тоже принимали участие в охоте, сотрудникам ФСБ, которые в обмен на помощь не стали копать случившуюся историю слишком глубоко, и еще много кому. Кощеевич вообще-то умудрился насвинячить очень многим. А началось все с того, что он первый объявил мне войну. Он мне, не я ему.

— В самом деле? — поднял правую бровь Демид. — Я слышал другое.

— Когда мы с ним схлестнулись в первый раз, я понятия не имел, с кем имею дело. Уверен, Кощеевич это понял, — спокойно, даже немного отстраненно произнес я, глядя при этом на Демида. — То есть в тот момент мы могли просто разойтись в разные стороны и забыть о конфликте, но нет, он сам предпочел продлить нашу вражду. Опять же, поняв, что к чему, осознав, какой враг у меня появился, я мог сбежать за тридевять земель или каким-то образом попросить у него пощады, но мне такое в голову не пришло. Это же опозорит честь рода. Я воин. Я ведьмак. Как о таком вообще всерьез возможно даже думать? Вот и выходит, что мне оставалось или победить, или умереть — третьего не дано.

Такую пафосную дичь я, скорее всего, вообще никогда в жизни не нес. Вот только с учетом того, что передо мной за аудитория, приходится изображать из себя черт знает кого. И ведь работает! Старый хрыч, что сидел по левую руку от Демида, довольно заулыбался, показывая весьма недешевые зубные протезы, да и Макарыч вон ухмыльнулся. То ли слова мои его проняли, то ли, что вероятнее, он находчивость мою оценил.