И, оставив «клиентщика» пребывать в задумчивости, смешанной с паникой, я отправился в сторону кабинета Силуянова, решив все-таки не откладывать дело в долгий ящик. Единственное, по дороге я завернул в канцелярию, где стрельнул у девчонок два конверта. В один я вложил рыжий волос, сделав в графе «от кого» пометку «Вагнер Я.Ф.». Во второй отправился другой волос — светлый, пару минут назад незаметно снятый мной с пиджака Ольги Михайловны. И надпись соответствующую на конверте я тоже поставил.

Пусть будут. На всякий случай.

Дверь в кабинет Силуянова против моих ожиданий оказалась открыта. После слов Федотовой я отчего-то решил, что безопасник заперся на ключ, чтобы поплакать в одиночку, но, как видно, в слово «закрылся» она вложила некий другой смысл.

Хотя, может, она осталась открытой и после визита Алеши. Поди знай?

Впрочем, эти мысли почти сразу выветрились из моей головы после того, как я увидел Силуянова.

Еще вчера мощный и уверенный в себе человек со стальным блеском в глазах сейчас представлял собой довольно грустное зрелище, это было видно даже в неверном мерцании одной-единственной настольной лампы, которая и освещала кабинет. В волосах безопасника и в самом деле появились четко видимые седые пряди, лицо прорезали невесть откуда взявшиеся морщины, но самое главное — глаза. Это были глаза старика, который повидал на свете много такого, чего врагу не пожелаешь. Серая хмарь поселилась в них и печаль неизбывная.

Жуть, короче.

Да, крепко его мара отделала, ничего не скажешь. Причем она ведь его еще и пощадила, если верить тому, что я от нее услышал. Страшно представить, что будет с тем, кому она даст хлебнуть горя полной ложкой.

Если до того мне Силуянова жалко не было, то сейчас где-то внутри это чувство все же шелохнулось. Ну да, тиран он, ну да, деспот. Самодур, опять же. Но я все-таки не совсем уж бессердечная скотина?

— Пришел, — проскрипел Силуянов. — До конца меня, значит, решил уработать, да? Ну давай, чего уж.

Он вскочил на ноги и рванул ворот рубашки, да так, что от нее аж пуговицы отлетели в стороны.

— Давай, — рыкнул он, задрав подбородок и подставив мне шею, на которой вздулись вены. — Пей кровь мою!

— Лечиться вам надо, Вадим Анатольевич, — сделав пару шагов назад, к приоткрытой двери, пробормотал я. — Тоже мне, нашли графа Дракулу. Что за ересь вы несете?

— А я не знаю, кто ты, — проскрипел Силуянов. — Вампир, оборотень, кто там еще бывает? Да не важно это. Главное то, Смолин, что ты точно не человек. Я еще летом это заподозрил, да вот только некоторые посоветовали мне тогда тебя не трогать, в покое оставить. А зря. Зря! Надо было тебя тогда еще… Тогда надо было!

Сдается мне, эти «некоторые» — Немирова. Я всегда знал, что она умная женщина.

— Вадим Анатольевич, «афобазольчику» вам надо попить, — мягко посоветовал я. — Какие оборотни? Как это я не человек? А кто же тогда? С чего вы взяли такую чушь? Кто вам это сказал?

Ну, давай, давай, родимый! Ты сейчас в полном раздрае, в голове ералаш, так выговорись по полной. И просвети меня о том, кто тебя науськивает на мою персону.

— Кто сказал? — Силуянов встал, обогнул стол и оскалился как волк, а в его комнатушке стало как будто еще темнее. Кстати — странно, а чего только настольная лампа включена? Он ведь, по сути, темноты сейчас вообще бояться должен. — Есть те, кто за такими, как ты, охотятся. И уничтожают! Я вот тебя сейчас придушу и стану одним из них! Правильно — только так можно! Только так!

И безопасник прыгнул на меня, прямо как дикий зверь. Мало прыгнул — вцепился в мое горло руками, а они у него сильные.

Врать не стану — не ожидал такого. Серьезно. Ну вот как-то не душили меня до того ни разу.

И ведь мог он меня прикончить, чего врать. Случайность спасла. Я на ногах не устоял, когда он мне горло стиснул, да еще амплитуда толчка сработала, и в результате мы вылетели в коридор, распахнув моей спиной незакрытую дверь.

А там, на мою удачу, ошивался Косачов, который, побродив по операционному залу, пришел к выводу, что надо повторно опросить внезапно вошедшего в фавор и непомерно обнаглевшего Смолина на предмет того, чем же все-таки была так недовольна Ряжская. Детально.

С Силуяновым «клиентщик», как и большинство других сотрудников нашего банка, не очень ладил, а потому решил подождать в коридоре. И дождался, правда, все пошло не так, как он ожидал. Мы вылетели в коридор, являя собой картину «двое — одно», а после безопасник, сопя, принялся меня душить. От подобной картины Косачов сначала опешил, а после бросился нас разнимать, попутно увещевая разошедшегося безопасника словами, а после и действиями. А именно — он попробовал оттянуть потенциального убийцу от жертвы.

Пальцы у Силуянова были просто как сталь, и кислород ими он мне перекрыл капитально. У меня уже и в глазах меркнуть стало, когда я услышал сначала один смутно знакомый голос, доносящийся откуда-то издалека:

— Вы чего творите, Вадим Анатольевич! Отпустите его! Вы с ума сошли! Нас новые собственники съедят за такие вещи! Хуже того — с «волчьим билетом» уволят! Народ, да где вы шляетесь? Отдерите уже его от Смолина! Только криминала нам тут и не хватало!

Чуть позже к нему присоединились другие голоса, но их я слышал уже словно через вату, которую напихали в уши. А после мир вокруг меня закружился и превратился в яркое белое пятно, в центре которого светились нечеловеческим огнем налитые яростью глаза Силуянова, в ушах зашумел морской прилив, а пол внезапно стал мягким, как перина, на которой мне так хорошо спалось в детстве, когда я приезжал в гости к бабушке.

А после это все сразу кончилось, поскольку я выплыл из «лампового» и плюшевого небытия обратно, в наш неприглядный мир.

— … скажут, — узнал я голос все того же Косачова. — Первый день — и такое!

— И-и-и-и-и еще раз! — послышался голос Волконского, а следом за этими словами меня здорово ударили прямо в район сердца.

Да так, что я вытаращил до того закрытые глаза и судорожно закашлялся.

— Ожил, — сообщил всем Волконский. — Надежный способ. По крайней мере, в сериалах это всегда работает. И тут вон тоже помогло. Волшебная сила искусства, понимаешь!

— А я слышала, что так можно человеку, которого оживляешь, ребра сломать, — сообщила всем Аня Потапова из операционного. — Или даже грудную клетку. Да-да-да!

— Не надо… ломать, — просипел я, не зная за что хвататься, потому как болело все — и шея, и грудь, и сердце, и даже живот. — Мне и так плохо!

— Еще бы, — бодро сообщил мне предправ, который, как оказалось, тоже присутствовал здесь. Хотя проще было бы сказать, кого тут не было, по крайней мере из тех, кто входил в среднее и старшее звено банка. Да что там — я узрел даже встревоженные рожицы своих девчуль. В достаточно широком коридоре просто не протолкнуться было. — Силуянов тебя почти уработал! Мы уж думали все, приплыли, придется давать объяснение для прессы, отчего у нас в банке труп образовался, и увольнять половину административного персонала. Скажу тебе честно, Смолин, радости в этом никакой нет.

— Согласен, — просипел я. — Пресса — она такая пресса. А что, я совсем плохо выгляжу сейчас?

Вместо ответа Сергей Станиславович изобразил живую картину «Покойник», сложив руки на груди и закатив глаза под лоб.

— Капец. — Я привстал и потрогал горло, вызвав волну шушуканья среди собравшихся. — Жизнь-то какая веселая пошла, а?

— Не то слово, — подтвердил предправ. — Вон Дмитрия Борисовича благодари, это он тебя реанимировал.

— Спасибо, — прохрипел я. — А где Силуянов?

— В подсобке хозяйственной беснуется, — влез в разговор Косачов. — Его связали и туда оттащили. Сашка, а это ведь я тебя спас. Да-да. Если бы не я, он бы тебя точно придушил!

— Чистая правда, — подтвердил предправ. — Виктор орать начал, вот народ и сбежался. И до сих пор, между прочим, этот самый народ тут ошивается. А рабочий день идет себе и идет. И всем на это наср…. Кхм. Все равно всем! Наталья Борисовна!