— Вон, — подъездный показал пальцем на правый верхний край двери. — Смотри. Только трогать даже думать не моги!

— Дверь, — напрягая зрение, сказал я. — Железная. Чуть облезшая. Погоди секунду.

Достав смартфон, я активировал в нем режим фонарика и осветил угол.

— Все тоже самое. И что я увидеть должен?

— На раму смотри, на самый край, — просопел азартно Родька. — Неужто не видишь?

Вижу. И в самом деле там что-то есть. Что-то маленькое поблескивает.

— Игла это, — произнес Вавила Силыч. — И не простая. Порча на ней. Какая именно — не скажу, мы такое не определяем. Но что порча есть — это точно. Открой ты дверь — и все, она твоя.

— Весело, — я осветил иглу поярче, а после даже на цыпочки привстал, чтобы рассмотреть ее получше. — Это что-то новенькое.

— И чего теперь делать будем? — всхлипнул мой слуга. — Домой-то как попасть? Нешто к Маринке этой шалопутной ночевать пойдем?

— Видно будет, — ответил ему я, отошел от двери, выключил в смартфоне фонарик и полез в записную книжку.

— Евгения, — бархатно произнес я в трубку, как только на том конце провода раздался заветный щелчок и негромкое сопение. — Категорически приветствую. Как ваше ничего?

— Чего надо? — просто и прозаично ответила девушка на мою витиеватую фразу. — Если поболтать позвонил — иди в задницу. Я целый день не жрамши, а потому не в духе.

— Приземленное ты существо, Мезенцева, — вздохнул я. — Бездушное. Я ей звоню сказать, что она вчера заставила меня взглянуть на себя другими глазами, что ночь не спал и день о том, чтобы ее голос услышать, мечтал, а мне в ответ — «не жрамши».

— Сейчас трубку повешу, — предупредила меня Женька.

— Не надо, — попросил у нее я. — Не хочешь о чувствах — давай о более прозаических вещах пообщаемся. Жень, а меня убить хотят.

— Тоже мне новость, — фыркнула Мезенцева. — Это всем давно известно. А учитывая то, какая ты язва и зануда, странно, что еще такое маленькое количество людей за твоей головой охотится. Еще немного, и я сама пополню их ряды.

— Не-не, ты не поняла, — совсем уже развеселился я. — Прямо сейчас. Злым колдунством!

— Порчей, — поправил меня Родька. — Порча и волшба — разные вещи.

— Верно-верно, — подтвердил Вавила Силыч.

— Так, стоп, — остановила меня девушка. — Ты сейчас серьезно или это опять шутка юмора в твоем стиле?

— Серьезней некуда, — убрал усмешку из голоса я. — Вот, стою на лестнице, в квартиру опасаюсь заходить. Иглу с какой-то хренью прямо над порогом воткнули, как только я его перешагну, то… Не знаю, что именно произойдет, но точно радоваться будет нечему.

— Плохо, — подытожила Мезенцева.

— Ну да, хорошего мало, — поддержал ее я.

— Да не в этом смысле, — немного нервно произнесла моя собеседница. — Пожрать я не успела. Только сковородку на плиту поставила, тут ты звонишь.

— Слушай, ну если все в это упирается, давай Ровнина наберу, — предложил я. — Тем более что он сам мне предлагал, мол, если что — звони. А ты отдыхай тогда.

— Не вздумай! — переполошилась Женька. — Я сейчас приеду. А, чччерт… Ну через час, точнее.

— Чего так долго? — удивился я. — Время пробок пошло на убыль, Третье транспортное уже едет.

— Это ты у нас богатенький Буратино с финансового Поля Чудес, — буркнула девушка. — А я госслужащая, на такси часто ездить не могу. Потому что если барствовать, то мне в конце месяца из питания останется только кусание собственных локтей. Для фигуры подобное полезно, для продолжительности жизни — нет.

— Жень, вызови такси, а я его здесь оплачу, — предложил я. — Не мудри.

— Благодетель, — притворно всхлипнула собеседница на том конце провода. — Кормилец!

— Женщина, — начал закипать я. — Не хочешь — не надо! Тогда я на самом деле звоню Ровнину, который решит все вопросы адекватней и быстрее чем ты! Я, знаешь ли, тоже хочу есть! И устал как собака. Короче — едешь?

— Еду, — тоже на повышенных тонах ответила Мезенцева. — Но знай — я тебя теперь не люблю еще сильнее, чем раньше!

— Детский сад — штаны на лямках, — прокомментировал я данное высказывание. Правда, уже после того как отключил смартфон.

— Порча не волшба, — подергал меня за брючину Родька. — Ты девку ту, из телефона, не путай. И сам не путайся. Порча — это порча, а волшба…

— Это волшба, — закончил я за него. — Мне это и до того известно было. Хотя, если честно, я особой разницы не вижу.

— Как же, — подал голос Вавила Силыч. — Есть она, и преизрядная. Волшбу далеко не всякий может в ход пустить, а только тот, кто силу должную имеет и умения. А порчу любой навести сможет, было бы желание.

— Прямо любой-любой? — удивился я.

— Если знать как — отчего нет? — подтвердил подъездный. — Правда, сила действия разная будет у порчи или там сглаза. Если зло в человеке велико и желание насолить ближнему тоже — знатная может выйти неприятность. А если нет стремления серьезно нагадить, а так, для баловства кто-то решил пошалить, то и опасаться нечего. Как бы тебе так объяснить… А! Вот! Знающая ворожея может такую порчу на глаз навести, что тот бельмом закроется или вовсе вытечет. Да еще и носовертку до кучи накликает, сопли до колен висеть будут. А девка-дура, которая где-то в интернетах ваших наговор нашла, даже ячмень хороший на око соперницы не посадит. Так, прыщ вскочит, да и все. А то и его не будет.

— Любопытно, — заинтересовался я и снова посмотрел на иголку. — Так значит, эту дрянь мне не ведьма подсунула под дверь? И не колдун какой?

— Ведьма? — Вавила Силыч скрипуче хохотнул. — Откуда ей тут взяться, ведьме? У тебя нож в притолоке торчит, ты забыл? Да и я бы ее сразу почуял, как и колдуна настоящего. Человек это был, человек. Если точнее — женщина средних лет.

— Так ты ее видел? — сразу подобрался я.

— Со спины, — досадливо поморщился подъездный. — Я не сразу понял, что к чему, а когда в окно-то глянул, уходила она уже. По фигуре видно — не девка молодая, а по походке, что не старуха. Стало быть, посередке она как раз, между девкой и бабкой. Лет тридцать — сорок ей. Хотя, с другой стороны, теперь и не поймешь, кто каких лет. Иная девка еще в возраст не войдет, а зад такой отъест, что твои ворота! Вот раньше удобнее было. На плат глянешь — и все ясно сразу. Коли плат яркий — девка. Коли с цветами или же вышивкой — баба. Ну, а коли черный — так вдовица.

Совсем неясно стало. Какой-такой тетке непонятного возраста я так насолить мог, что она мне иголку с порчей в дверь воткнула? По отдельности и то, и другое случиться могло, но чтобы вместе это свелось…

Все страннее и страннее дело поворачивается.

Ничего не понимаю.

На лестничной площадке я ошиваться не стал, спустился вниз и уселся на лавочку возле подъезда. Хорошо хоть дождя не было, а то совсем бы меня грусть-печаль заела.

Мезенцева подкатила к дому минут через пятьдесят, вылезла из машины туча-тучей, и без всяких слов махнула головой — мол, расплатись.

Сдается мне, дело не в том, что она есть хочет и потому так зла. Просто не любит эта девушка не соответствовать самой себе в своих же глазах. «Я со всем справлюсь сама — и все тут», — вот ее лозунг. Она и тогда, после кладбища, меня послала не потому, что я потерянная в ее глазах личность ведьмачьего рода, а исключительно по причине того, что мне довелось увидеть ее страх. Тот, которого быть не должно в принципе, поскольку с ее точки зрения подобное недопустимо. Вот и перепало мне по полной программе тогда.

Бзик у нее на этой почве. И ее верный спутник пистолет из той же оперы, она с его помощью самоутверждается. Короче — старику Фрейду она понравилась бы. Идеальный образец пациента для клинических исследований.

— Ну? — требовательно спросила Мезенцева у меня, когда такси отъехало от подъезда. — Веди, показывай, где тут твоя иголка. Слу-у-ушай, а если я ее сломаю, ты помрешь?

— Чем дольше я с тобой общаюсь, тем мне страшнее думать об эффективности работы правоохранительной системы в Российской Федерации, — без тени шутки произнес я. — Если в ней все станут такие как ты, то такие как мы вымрут.