Спускаясь по винтовой лестнице вниз, всем приходилось идти на ощупь, шершавые стены и факел в руках царя были их единственными ориентирами. Но там, внизу, было куда светлее и их уже дожидались.

— Государь!..

Двое иргийцев уже привычным стуком сапожных каблуков поприветствовали Кизила.

— Все готово для перехода! Баттенберг ответил на наше сообщение, они готовы принять Ее Величество.

Внимание Лиды привлекло странное устройство, напоминавшее ей круглый столик на высокой металлической ножке. Вместо столешницы у него было что-то вроде компаса с разделением на четыре секции и стрелкой. Как решила Лида, устройство служило своеобразным ключом для открытия дверей в четыре соседствующих с Иргой государства: Марципан, Макадамию, Цитрон и Парфе.

На противоположной от входе стене имелось и четыре двери.

«Значит, что-то такое же есть и во дворце Марципана?»

А она и не знала.

«В очередной раз ничего незнающая Лида проигрывает этому миру», — безрадостно подумала Лида, оглядывая стражников.

Те с не меньшим интересом, хотя старались не подавать вида, смотрели на нее и Марину.

— Мне жаль, что приходится прощаться с вами таким образом… — Голос Кизила звучал приглушенно, почти неслышно. И сипло. — И, Лидия, мне жаль, что Вы проделали такой путь… считайте что зря.

Лида с этим не согласилась.

— Не говорите так. Мы все же смогли встретиться и поговорить. Пусть и не обо всем, но Вы знаете, что не остались в этой ситуации один.

Сказав это, Лида замолчала, не сказав того, что ей еще хотелось. Ее слова не были ложью, но и правды в них было с горошину. Даже если она и считала Кизила и иргийцев союзниками, именно их деревни, если верить тому, что сказала Шелковица ранее, сейчас горели в пламени цитронийцев.

Но почему они напали?

Почему правящая семья Цитрона отдала такой приказ?

— Если бы я могла хоть чем-то Вам помочь, — сказала Лида с грустью.

Она хотела помочь, но не знала как.

Возможно, Кизил понимал, какие чувства сейчас терзали сердце человеческой девушки, или же в силу характера осознавал, что он с ней был похож даже сильнее, чем кто-либо мог представить, но иргиец ничего не ответил на ее слова.

Он лишь приказал стражникам завести механизм.

Один из них подошел к устройству, что Лида про себя продолжала именовать «компас» и несколько раз прокрутил в скрытом от глаз отсеке какой-то рычажок.

Стрелка на поверхности «компаса» начала вертеться.

— Все готово, Государь. Можем открыть дверь, — отчеканил стражник.

Кизил кивнул, давая свое разрешение.

Стражники подошли к самой крайней двустворчатой двери и, потянув створки за круглые ручки, одновременно открыли их.

Лида успела заметить на поверхности всех четырех дверей знакомые ей узоры — такие она видела прежде, хотя не должна была их видеть.

«Эти двери такие же, как у покровителей», — поняла она.

А помещение начало наполняться сладостью ванильного крема.

— Ваше Величество, — обратился к Лиде Трюфель, — позвольте мне идти первым.

— Конечно.

Трюфель поблагодарил Кизила за оказанную ему честь побывать в иргийском дворце, за то, что сидел за одним столом с царем и поднимал вместе с ним бокал.

Лиде показалось, что подобные благодарности были ни к чему, но, вероятнее всего, того требовал этикет.

Когда Трюфель переступил порог открывшихся дверей и исчез в нежном свете, Максим, недолго думая, последовал за покровителем. Правда кивнул Кизилу напоследок, коротко, но глядя в глаза, тоже благодаря за все, что тот для них сделал.

Лида осталась вместе с Мариной и Зефиром. Барбарис и Шелковица продолжали стоять у входа, через который они прошли, словно охраняя его. И у Лиды вновь заскребло на сердце.

Если так подумать, то все ее путешествие и в самом деле оказалось зазря.

Как Кизил и сказал.

Нет, конечно, она рассказала ему все, что хотела. Но оказалось, что прибывший в Аронию раньше нее Зефир успел поведать царю о том же самом. И даже назвал имена тех, кто решился нарушить мирное существование пяти птифурских народов. Она могла ничего не делать, и результат оказался бы таким же. Получалось, что Лида зря проделала весь этот путь.

Зря ослушалась Зефира и сбежала из дома.

Зря втянула в свое приключение Марину.

Зря подвергала всех такой опасности.

Скольким птифурцам она теперь обязана?

Сколькие из-за нее пострадали?

Зря она все это затеяла.

— Значит, пришло время прощаться, — сказала Лида, приложив к сердцу сжатый кулак. — Первым же делом, как окажусь в Баттенберге, сообщу в Макадамию о том, что у вас тут произошло. У Цитронийцев не было ни причин, ни права нападать на Ваши деревни. Марципан и Макадамия осудят их действия.

— Если бы цитронийцы боялись чужого осуждения, они бы никогда не пошли на такой шаг, — произнес Зефир и взглянул на Кизила. — Вы уверены, что информация, которую до Вас донесли, правдива?

Со стороны входа послышался рваный вздох возмущения.

— Как ты смеешь, покровитель, сомневаться в моих словах? — тихо, но со злостью, спросила Шелковица. — Думаешь, я солгала Государю?

— И в мыслях не было обвинять Вас в подобном. — Зефир примирительно покачал головой. — Но можно ли верить словам гонца?

«И был ли гонец?» — вдруг подумалось Лиде.

Неприятная мысль.

— Еще как можно, — настаивала на своем иргийка. — Цитронийцы напали на нас без предупреждения, и, как сказала королева Лидия, без причины. Если королевы Марципана и Макадамии будут на стороне Государя, то ни герцог Джелато, ни тем более цитронийцы не смогут уйти безнаказанными. А если сердце Государя гложет сомнение, то он лично отправится к границе, чтобы увидеть зверства цитронийцев по отношению к нашему народу собственными глазами!

Что-то в словах Шелковицы заставило Лиду содрогнуться.

Неприятное чувство, которому она не могла дать объяснение, начало медленно расползаться в груди.

— Разумно ли покидать пределы дворца в такое неспокойное время? — спросил Зефир, обращаясь к Шелковице — В стенах дворца Государю будет безопаснее. Или Вы с этим не согласны?

«Точно!»

Вот почему слова Шелковицы заставили сердце Лиды забиться медленнее.

— Вам нельзя покидать дворец, — сказала она, обратившись к Кизилу. — Мало ли что может случиться за его пределами!..

Кизил посмотрел ей прямо в глаза, намеревался что-то сказать, но так и не смог.

— Безопасность Государя лежит на наших плечах, а не плечах Вашего Величества, — произнесла Шелковица, обходя гостей Кизила и вставая перед ними, словно закрывая царя собой. — Прошу, возвращайтесь в Баттенберг и исполните свое обещание обо всем рассказать Ее Величеству Киндаль. Помощь рыцарей ордена Великой Макадамии была бы нам очень кстати.

Лида сомневалась, что королева Киндаль отправит своих рыцарей и войска в земли Ирги, но благополучно промолчала об этом. Решив, что нет никакого смысла отвечать Шелковице или хоть как-то реагировать на ее излишне невежественный тон, Лида обратилась к Кизилу:

— Пожалуйста, будьте осторожнее.

— Не волнуйтесь за меня, Лидия. Ведь я не один. Вы на моей стороне, и это уже много стоит.

Лида слегка зарделась, почувствовала, как запылали ее щеки.

— Нам пора, — произнес Зефир, прикладывая свою ладонь к пояснице подопечной. — Двери нельзя держать открытыми так долго.

Шелковица согласно кивнула.

Ей не терпелось выпроводить незваных гостей вон. Но у Лиды оставалось еще одно незаконченное дело. Она развернулась и сделала несколько шагов к Барбарису. Иргиец удивленно посмотрел на нее, и даже издал странный звук, когда Лида, спросила:

— Позволишь обнять тебя на прощание?

— Меня?.. — Барбарис испуганно взглянул на Зефира, а после и на Кизила с Шелковицей. Мог ли он обнимать королеву, даже если она сама того просила? — Как-то это…

— Мы друзья, Барбарис, — перебила его Лида, смотря на иргийца снизу вверх. — Ты спас мою жизнь на турнире. И если бы мы тебя не встретили, то точно бы пропали и не смогли бы сюда добраться. Но сейчас я могу лишь сказать тебе «спасибо» и обнять на прощание. Для нас, людей, объятия значат куда больше, чем рукопожатия. Я могу пожать руку любому, даже врагу, если того потребуется. Но объятия заслуживает лишь тот, кому мы доверяем. Всем своим сердцем.