— С возвращением, А́грус, — поприветствовала она своего соплеменника и кивнула в сторону Лиды и компании, — кого энто ты с собой привез?
У нее был странный говор.
— Попутчики, Ожи́на. Направляются в Клафути.
— Клафути? — Иргийка уперла в бока руки, еще внимательнее оглядывая незваных гостей. — Вы што ль марципанцы?
— Так и есть, — произнес Барбарис, первым подав голос. — Я сопровождаю своих друзей до станции, а Вы…староста этой деревни?
— А то ж, — довольно хмыкнула иргийка, вздернув подбородок и скрестив на груди руки. — Меня звать Ожина, я глава Тисс. А вы кем будете?
Барбарис взял на себя обязанность всех представить, разумеется, Лида и Марина были для тиссовцев Лабруской и Меренгой. Даже Максим получил новое имя — Гана́ш, но остался им крайне недоволен.
— Ганаш… Он это серьезно? — пробубнил Максим, помогая сначала Марине, а потом и Лиде покинуть телегу.
— А как бы ты хотел, чтобы тебя звали? — таким же шепотом спросила Лида, подав ему руку. — Брауни? Или Захер?
— Да хоть Захер, — сказал Максим и тут же, подумав, осекся, найдя это слово схожим с ругательным. — Хотя…нет. Уж лучше Ганаш, чем Захер.
Лида подавила в себе смешок.
— А что такое это ваше… ганаш? — спросила Марина.
Ей, далекой от кондитерского мира, выдуманное Барбарисом имя и в самом деле казалось выдуманным. Ну разве могло существовать такое слово, как «ганаш»?
— Похоже на грильяж, — добавила она.
— Ганаш — это шоколадный крем, — коротко пояснил Максим.
Но даже так Марина не поняла, почему ему не понравилось новое имя.
Неужели было слишком простым?
— Марципанцы в наших краях редкость, — сказала Ожина с настороженностью, но в следующую же секунду широко заулыбалась. — Нам должно поприветствовать дорохих гостей!
Голос у нее был громкий, настолько, что последующие приказы Лида и Марина были готовы выполнять на раз-два, хотя от них, разумеется, этого не требовалось. Мужчины поспешили выносить на улицу столы, чтобы женщины, разбившиеся на группы для готовки, в скором времени смогли их накрыть. Не при делах остались лишь дети и Ожина, прикрикнув на них, чтобы не путались под ногами, отдала еще один приказ — затопить бани.
Видимо их в Тисс было несколько.
— Скоро мы будем ужинать, — сказала иргийка, казалось бы, наслаждаясь зародившейся в деревне суетой, — а пока прошу за мной. И…
Ожина с неким непониманием во взгляде посмотрела на Лиду и Марину, оглядела их с головы до ног и нахмурилась еще сильнее. Женский опытный взгляд было не обмануть штанами и широкими рубахами.
— Чего это вы вырядились в мужицкие тряпки?
Лида и Марина переглянулись.
— Эм…
— Ну… как бы…
Чего бы им такого придумать, чтобы не вызвать подозрений?
— Я сейчас все объясню, староста Ожина, — поспешил им на помощь Трюфель.
Он был и выглядел старше остальных, а потому, наверное, Ожина решила, что именно Трюфель отвечал за их путешествие и был, так сказать, главным в их группе.
Будучи аристократом, Трюфель знал, как производить хорошее впечатление, в том числе на дам, какой Ожина, пусть и не знатного происхождения, все же была. И пока эти двое обменивались любезностями, или, сказать точнее, любезничал один лишь Трюфель, заговаривая иргийке зубы, чтобы она не задавала лишних вопросов, у остальных появилась возможность осмотреться.
— Они собираются нас кормить!.. — бестактно указав пальцем на мужчин, выносивших длинные деревянные столы, воскликнула Марина. — У бабули в деревне тоже иногда так делают, но только на свадьбы.
— Или похороны, — добавил Максим, все еще напряженно оглядываясь по сторонам.
Он ожидал подвоха и был готов отразить внезапную атаку. Пусть и понимал, что от иргийцев ждать подлости то же самое, что ждать от Джелато подарка на день рождение. Маловероятно.
Но Марина в его тоне ничего такого не услышала, поэтому лишь кивнула.
— Ага, на поминках. Всей деревней в доме у почившего собираются, разговаривают и пьют. По несколько дней бывает… Мы же здесь настолько не останемся?
— Нет, у нас нет на это времени. — Лида в этом вопросе была непреклонна. — Думаешь, они позволят нам остаться на ночь?
— Думаю, позволят, — ответит ей Барбарис. — Раз уж даже столы накрывают.
Первым делом Ожина решила, что ее гостям было бы неплохо помыться. Отделив мальчиков от девочек, она позвала Лиду и Марину следовать за ней. Мужская половина их группы была вверена Агрусу.
— Только похлядите на себя, — проговорила иргийка, неодобрительно покачав головой. — Такие чумазые, што мать родная не узнала бы. Где ж вы двое так изгваздюкались?
— Убегали от цитронийских стражников, — решив сказать правду, Лида невольно передернула плечами. — Все утро от них бегали по Кинкану.
— А чегось энто они на вас осерчали?
— Не понравилось, как мы одеты, — ответила Марина, вызвав у женщины приступ громкого, неудержанного смеха. — Вот они на нас и осерчали.
— Никогда не видела женщин, одетых в мужицкие тряпки! Ваш друг сказал, что это — мода.
— Так и есть.
— Мода пусть останется в городах Цитрона, а за стол я вас таких не пущу, — уже серьезнее добавила иргийка. — За стол с такими лицами и руками не саживаются.
Баня получилась славной, Ожина принимала в купаниях непосредственное участие, смущая непривыкшую к таким тесным контактам с посторонними Лиду своей раскрепощенностью. Марина же реагировала на голое тело иргийки куда спокойнее, как оказалось, к подобным видам ей было не привыкать. Уж очень ее бабушка любила общественные бани, а там люди, как известно всех возрастов и комплекций.
Когда с водными процедурами было покончено, Ожина распорядилась, чтобы Лиде и Марине принесли чистую одежду: юбки в пол, не пышные, но и не облегающие, легкие рубашки с длинными рукавами, подпоясываемые хлопковыми корсетами. От таких корсетов не было толка, они ничего не утягивали, и Лида была этому только рада.
— Вот теперь вы выхлядите так, как должно выхлядеть молоденьким девчатам.
В скором времени после этого Лида убедилась в том, что Барбарис ни на секунду не заврался, когда говорил, что иргийцы были дружелюбным народом, слегка по-детски наивным и любознательным. Лида начинала понимать, почему все остальные птифурцы относились к ним с неким пренебрежением, словно к надоедливым младшим братьям и сестрам, которым постоянно хочется лишь одного — играть. Потому что на уме у иргийцев действительно были одни лишь танцы и песни, но в этом была их изюминка, отличительная особенность, которая нравилась Лиде все больше и больше.
— Кажется, есть мы будем сегодня до глубокой ночи, — подметила Марина, когда перед ней поставили деревянную тарелку с различными угощениями. — Я должна все это попробовать.
Перед столами, собранными в большую букву «П» тиссовцы разожгли огромный костер, благодаря которому с заходом солнца в деревне стало и светлее и теплее. Столы ломились от разных блюд, непонятно откуда взявшихся.
Когда они только успели столько приготовить?
Отовсюду доносился смех, песни и задорные мелодии струнных и духовых инструментов. Лида заметила в руках одного подростка что-то похожее на балалайку, а у высокой девчонки не то дудку, не то флейту.
Иргийцы праздновали приезд гостей на широкую ногу.
— Прошу тишины! — выкрикнула Ожина, вставая из-за стола. Песни и пляски тут же стихли. — Давно в наших краях не было хостей и мы, как и полахается иргийскому народу тепло встречаем чужеземцев, как и завещала Великая Ирга! Выпьем же за новых друзей, пусть наши сердца еще не раз встретятся на одной дороге!
Иргийцы участливо засвистели.
Вновь заиграла музыка.
— Надеюсь, — добавила Ожина уже тише, обращаясь только к своим гостям, — что энто наша не последняя встреча, путники.
Все подняли кружки, в которые были налиты ягодные настойки.
Иргийская еда был островато-кислой, и отличалась от подслащенных блюд Марципана или Макадамии. На вкус было похоже, будто Лида ест маринованные овощи, перемешанные в соусе из ядреных приправ. В целом и общем тиссовцы ели схожую с людьми еду: мясо, картошка, различные салатные овощи и зелень, и в отличие от тех же марципанских диковинных гастрономических изысков, еда у иргийцев на вид была абсолютно нормальной. Никаких ярких красок.
