– Как ты думаешь? Я причинял людям боль. Мне пришлось снять отдельную комнату, когда была в дороге с Николаем, потому что разбудил своего соседа по комнате и ударил его. Я ранил одного человека, когда он пытался мне помочь. Не говоря уже о том, что однажды сделал с женщиной.

Тимофею не хотелось рассказывать Ирине обо всём этом, но если она выберется из его постели, это будет того стоить.

– Я не помню тот сон. Помню только, как она кричала и как я разбил ей губу.

Это было ужасно. Кровь. Её слезы. И ещё хуже то, как она на него смотрела. Они расстались к концу недели.

– Я не могу смириться с мыслью, что сделал это с тобой.

– Когда это случилось?

– В последний раз?

Ирина кивнула.

– Три или четыре года назад.

– Может, всё изменилось.

Она выглядела такой чертовски обнадежённой. Сыщику хотелось впасть в эту надежду и ухватиться за неё, но он знал, что лучше.

– Я не хочу рисковать. Пожалуйста, уходи.

Ему было интересно, слышит ли она тоску в его голосе, потому как, что бы он ни говорил, больше всего ему хотелось забраться в постель и обнимать её всю ночь. Хотелось верить, что пребывание с Ириной всё изменит, каким-то образом исцелит его. Но это не так, и если, поддавшись своим потребностям, он причинит ей боль, то никогда себе этого не простит.

Тимофей ждал, когда Ирина попытается переубедить его. Он не знал, хватит ли у него сил снова отказать ей. Наконец она сказала «Хорошо» и встала. Сыщик изо всех сил старался сосредоточиться на её глазах, а не на великолепных ногах и свете, пробивающемся сквозь ночную рубашку, когда она подошла к нему и быстро поцеловала в щёку.

Дойдя до двери, Ирина повернулась и сказала:

– Я положила твою одежду в стирку, на случай если будешь искать её утром. Надеюсь, ты выспишься.

– Мне очень жаль, – сказал Тимофей.

Она посмотрела на него и ответила:

– Я знаю.

Затем ушла, и сыщик остался один. Он стоял на месте, его мысли метались. Когда дверь снова открылась, он уже собирался закричать, но увидел, что это Джина. Тимофей оценил, что собака понимает его настроение и нуждается в утешении, но был не в том состоянии, чтобы принять его.

– Нет, девочка, не сегодня. Мне нужно, чтобы ты тоже ушла.

Когда лабрадор не двинулся с места, сыщик повысил голос и указал на неё пальцем:

– Убирайся. Сейчас же.

Джина бросила на хозяина грустный взгляд и ушла. А он почувствовал себя ещё более виноватым, чем раньше, чего никак не ожидал.

Оставшись один, Тимофей тяжело сел на кровать и положил руку на вмятину, которую Ирина оставила на его подушке.

– К черту это, – сказал он, схватил вещь и швырнул через всю комнату. Подушка не отлетела далеко и приземлилась с недовольным и тихим плюхом. Тогда мужчина взял другую подушку, накрыл ею лицо и закричал, давая волю ярости и страху. Это продолжалось до тех пор, пока в лёгких не кончился воздух. После, бросив подушку на место, Тимофей встал и зашагал по комнате из угла в угол, радуясь, что здесь достаточно места для передвижения. Он ощущал себя львом, запертым в клетке.

Так много причин. Почему именно сегодня из всех ночей она решила ждать его в постели? Почему не могла лечь спать, пока принимал душ? Почему ещё живёт в этом городе? Почему он до сих пор испытывает к ней столько чувств?

У него не было хорошего ответа ни на один из вопросов. Вот почему ему было лучше побыть одному. Тимофей не мог допустить, чтобы его психологические проблемы повредили кому-то ещё. Неважно, что он отослал Ирину до того, как что-то могло пойти не так. Он всё равно уже причинил ей боль, и все это было отвратительно.

Он должен был знать, что если сблизится с Ириной, то всё обернётся плохо. Опять же. Одно дело, если бы ему одному было больно. На это давно привык махать рукой: поболит и пройдёт. Так ведь нет. Нужно было защитить Ирину от неприятностей. И как? Убедить: ей следует смириться с тем, что он слишком сломлен, чтобы заботиться о ней. Она заслуживает нормальных, то есть гармоничных отношений, в которых будет ощущать себя в полной безопасности. Он, Тимофей Соболев, не мог ей этого дать.

Когда он наконец погасил свет, то понял: есть вероятность, что ему не приснится кошмар, поскольку, учитывая всё, что творилось у него в голове, едва ли ему вообще удастся заснуть этой ночью. Но получилось немного иначе.

Прикроватные часы показывали половину пятого утра, когда сыщик проснулся, запутавшись в одеяле. Он мало что помнил, но и тех образов, которые остались в сознании, было достаточно. Пламя, жар, крики. Тимофей приподнялся, ощутив прохладный воздух на своей мокрой от пота коже.

Ему никак не удавалось снова заснуть. Когда небо посветлело, встал с постели, заварил кофе в кружке и сел в свой внедорожник с Джиной. Сегодня он отправился на Серебряное озеро – место, где они с Ириной часто вместе проводили много времени. Там находили уединённый уголок и забывали о существовании остального мира.

Утро уже стало тёплым, и вокруг никого не было. Тимофей спустил Джину с поводка, пока шёл, и вспомнил. Большинство местных жителей утверждали, что осень – их любимое время года с её прохладным воздухом и разноцветной листвой, но он предпочитал весну, когда казалось, что снег наконец закончился и всё снова зацветёт.

Свежее начало. Оно не всегда было возможным. Он невольно впустил Ирину обратно в своё сердце, но после прошлой ночи и осознания всего того багажа, который принёс с собой, оказался там же, где и двенадцать лет назад, решив, что ей будет лучше без него.

Когда желудок заурчал, Тимофей направился обратно в город. Он подумывал зайти в «Пельменную», но, поскольку тётя Роза слишком хорошо умела читать людей, решил отказаться. Вместо этого он отправился в другое заведение и, разместившись там, уставился в окно, попивая очередной кофе и поедая то, что перед ним положили. При этом сыщик едва помнил, как заказывал. Настолько был поглощён своими невесёлыми мыслями.

Позавтракав, Тимофей отправился обратно, чтобы поговорить с Ириной. Было ещё рано, и он не знал, проснулась ли она, но готовился подождать. Не хотел, чтобы между ними застыла такая неопределённая ситуация. В знак примирения купил ей два черничных кекса. Это был не шоколад, но сыщик надеялся, что ей понравится такой способ примирения.

Утро Ирина встретила без настроения. Она плохо спала и, наконец, перестала сопротивляться и встала с постели. Она хотела поговорить с Тимофеем до того, как он уйдёт на работу, и расстроилась, увидев, что его машины нет. Решив приготовить себе что-нибудь поесть, положила ломтики хлеба в духовку. Потом погрузилась в свои мысли и поняла, что произошло, только когда почувствовала горелый запах. Она открыла дверцу духовки за секунду до того, как вошёл Тимофей.

«Отлично, как будто ему не хватило дыма накануне вечером», – расстроенно подумала женщина.

Выражение лица сыщика чуть не разбило ей сердце. Круги под глазами говорили о том, что он спал так же плохо, как и она, но именно выражение безнадёжности её и зацепило. Своим видом Тимофей напомнил о том, как реагировали её пациенты, когда не добивались желаемого прогресса. Прошлое и настоящее переплетались в печали и разочаровании. Она не понимала, почему люди – в том числе и она сама – думают, что могут «пройти через что-то» и оставить это позади себя без шансов на возвращение. Жизнь так не работает.

Когда Тимофей присоединился к ней на кухне, Ирина сказала:

– А я думала, что рано встаю.

– Похоже, мы оба с тобой совершенно не выспались.

– Не думаю, что кто-то из нас на это рассчитывал.

Прошлой ночью Ирина смотрела в потолок и раздумывала, не позвонить ли Арине, чтобы узнать, можно ли ей всё-таки перебраться к ней домой и остаться во второй спальне. Находиться рядом с Тимофеем и знать, что она не может быть с ним, было слишком тяжело. Это был не гнев. Это была его боль и осознание того, что он ничего не может с ней поделать. Она не могла остаться, если её присутствие усугубляло сложную ситуацию.