Обидеть Ирину.

Надо же было такое сотворить!

Тимофей ругал себя последними словами. Он попытался продолжить тренировку, но через несколько минут с грохотом поставил штанги на место, чем заслужил недовольный взгляд одного из посетителей. Да, сегодня он многое делал неправильно. По крайней мере, одну из ошибок мог исправить немедленно. Не позволит Ирине лечь спать с мыслью, что Тимофей Соболев распоследний…

У Ребровых сыщика близнецы Тани Бойко, которые не хотели отдавать своего нового питомца. Поскольку ему нужно было поговорить с их матерью о пожаре, Тимофей согласился зайти на ужин следующим вечером и взять с собой Джину. Ребятишки расстроились, конечно, что собаку забирают, поскольку им было весело втроём. Но что поделать, собственную, лишившись единственного жилья, они позволить себе пока не могли. Как и сыщик не мог расстаться с Джиной. Всё-таки она не обычная собака, служебная.

Когда через несколько минут он вернулся домой, Ирина была на кухне и доедала оставшееся с вечера пирожное. Тимофей снял рабочие ботинки и подошёл к ней, взяв её руки в свои.

– Прости меня. Особенно за то, что накричал. Я знаю, что тебе это неприятно. Ты этого не заслужила. Ты была первой, кто оказался на линии огня.

Ирина протянула ему пирожное.

– Это предложение мира?

– Ты можешь придумать что-то получше?

Тимофей мог, но сейчас было не время.

– Не хочешь рассказать мне, что происходит? – спросила Ирина.

– Это был тяжёлый день.

Она положила руку ему на грудь.

– Я так и поняла.

– Всё началось с беседы с твоим отцом и сразу не заладилось. Я часами сидел в пожарной части, рассматривал фотографии, писал вопросы, разговаривал с людьми, у которых были кабинеты в третьем сгоревшем здании, и ни на йоту не приблизился к разгадке.

– Обычно такие дела решаются быстро? – спросила Ирина.

Сыщик провёл руками по волосам, прежде чем ответить.

– Нет, только не серийные поджоги. Обычно – и к сожалению – это медленный процесс, и я беспокоюсь по двум причинам. Во-первых, кто-то ещё пострадает, когда случится следующий пожар. А он обязательно случится, уж будь уверена. Во-вторых, в следующий раз поджигатель пойдёт на большее. Такие люди склонны к эскалации. Мне нужно больше информации, и, чёрт возьми, единственный способ её получить – это ещё одно сгоревшее здание.

Ирина протянула Тимофею бутылку с водой, которую он не заметил, как она взяла. Он открыл её и сделал глоток.

– Это полный отстой, – проворчал он.

– Ты про воду? – спросила женщина с улыбкой.

– А? Что? Конечно, нет. Я про расследование, – усмехнулся сыщик, поняв шутку.

– Итак, мой отец вывел тебя из себя – он в этом хорош, и ты этого ожидал. Дело продвигается медленно, чего ты тоже ожидал. Я полагаю, есть что-то ещё?

– Сегодня я ужинал с некоторыми из пожарных в «Волге».

Брови Ирины взлетели вверх так быстро, что Тимофей рассмеялся.

– Ты пошёл туда? По доброй воле?

– Ты не представляешь, что там было. Я столкнулся с Кириллом.

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

– Поясни: что значит «столкнулся»? Вы что, подрались?

– Нет. Обменялись любезностями, потом посыпались оскорбления. Обычная мужская глупость. Он заговорил о моей семье. Я вспомнил о тебе. Мы не доставали револьверы из кобуры, но до этого было недалеко, – горько усмехнулся Тимофей.

– И когда вы поговорили «по душам», что было дальше?

– Я почувствовал себя так, как будто мне снова восемнадцать, а впереди целая жизнь, чтобы доказать людям свою правоту. Настоящая зрелость, правда?

Ирина пожала плечами.

– Я не думаю, что это имеет какое-то отношение к зрелости. Это связано с тем, где нам больно, что нас расстраивает. Неважно, сколько времени прошло. Неправильный комментарий в неправильное время может причинить жуткую боль. Достаточно кому-то сделать мимолётное замечание о том, что он помнит, как я танцевала, и не жаль ли мне аварии, и я снова будто оказываюсь на больничной койке, узнав, что моя мечта рухнула.

Ирина подошла к Тимофею и положила руки ему на грудь.

– Тебе нечего никому доказывать, Тимофей. Уж точно не Кириллу. И никогда мне. Я всегда знала, какой ты замечательный.

Тепло её руки просочилось сквозь футболку и согрело его, как и слова.

– Когда ты стала такой умной?

Ирина улыбнулась ему.

– Терапия помогла, а опыт – такой хороший учитель, не так ли?

– Он жестокий педагог. Но в чём я стал умнее, так это в том, что не убегаю от сложных или неудобных ситуаций. Мне очень жаль.

– Похоже, мы оба выросли. Я ждала здесь по той же причине. Думала пойти в свою комнату и не разговаривать с тобой сегодня, но знала, что это не будет хорошо для нас обоих. Ты здесь ненадолго, и не стоит позволять недоразумению разрушать то время, которое у нас есть.

– Очень умно, – Тимофей раскрыл объятия, и женщина шагнула к нему. Прижавшись, он впервые с утра облегчённо вздохнул. Было бы лучше, если бы ей не приходилось видеть его в таком настроении, но то, что не отстранился, помогло залечить старые раны. Потом не смог удержаться, не захотел. Наклонился и страстно поцеловал. Её немедленный вздох удовольствия был всем, в чем он нуждался.

Когда Тимофей решил извиниться, то представлял себе короткий, грубый разговор и быстрое пожелание спокойной ночи. Не ожидал, что сострадание и юмор Ирины расслабят его и затронут сердце. Она вновь пробудила в нём все те чувства, которые он когда-то испытывал к ней.

Ощущение её губ, игра их языков. Руки Ирины двигались от его щеки к плечу, а затем к спине, когда она прижималась. Ничто не могло сравниться с поцелуем этой женщины. Никогда не было, и он смирился с тем, что никогда не будет. Но раз уж это не может продолжаться долго, то он сделает всё возможное, чтобы запомнить связанное с ней, и забрать это с собой.

Он переместил свои губы на её скулу, шею, добрался до уха, покусывая его, наслаждаясь тем, как она дрожит. Тимофей жаждал её.

– Пойдём ко мне в комнату, – прошептал ей на ухо. – Я должен прикоснуться к тебе. Хочу, чтобы ты лежала в моей постели.

На мгновение Ирина замешкалась. У них с Тимофеем был секс один раз – на выпускном вечере в школе, и, по иронии судьбы, в той самой комнате, где она остановилась. С тех пор у неё был только Кирилл, и она никогда не могла доставить ему то удовольствие, которого он хотел. Бывший муж сам говорил много раз, что в постели его вторая половина… он называл её ласково-оскорбительно «брёвнышко». А что, если она не сможет доставить удовольствие Тимофею?

– Я хочу прикоснуться к тебе всюду, – сказал он, целуя чувствительную точку за её ухом. Ирина задрожала от удовольствия и от осознания его желания. Нет, это совсем не похоже на то, что было с Кириллом.

Тимофей притянул женщину к себе, обхватил за бедра и легко поднял на руки. В ответ она обхватила его ногами за талию, и он понёс её в спальню.

– Ты такая лёгкая, как пёрышко, – прошептал, а чуть позже положил на кровать, затем повернулся и отпустил, чтобы включить свет на тумбочке.

– Беспокоишься, что можешь потерять меня среди подушек, потому что я такая худая? – пошутила Ирина. Проклятье, старые страхи вырывались наружу. Ей нужно было их контролировать.

– Никогда так о тебе не думал, почему ты спрашиваешь...?

Должно быть, Тимофей увидел что-то в её глазах, потому что сразу добавил:

– Кто-то другой сделал это замечание. Кто-то сказал, что ты слишком худая. Чушь!

Ирина знала, чьё имя избегает он произносить.

– Да, – прошептала она, радуясь, что не нужно ничего объяснять. Кирилл часто говорил ей, что ему заниматься любовью почти не с кем. «Сплошные жилы и кости», – добавлял он. От этого ей хотелось исчезнуть. Прошло совсем немного времени, и близость в их семейной жизни стала тем, о чём она скорее беспокоилась, чем ожидала.

Переместив их обоих в центр кровати, Тимофей сказал:

– Ты, – он поцеловал её шею, – и всегда была, – он поцеловал её скулу, – красива и желанна для меня.