Дмитрий I Иванович (1350 —1389), прозванный Донским за победу в Куликовской битве — князь Московский (с 1359) и великий князь Владимирский (с 1363). В правление Дмитрия Московское княжество стало одним из главных центров объединения русских земель, а Владимирское великое княжество стало наследственной собственностью московских князей. Были одержаны значительные военные победы над Золотой Ордой. Также был построен белокаменный Московский Кремль.

Кузьма Минин (вторая половина XVI века — 1616) — организатор и один из руководителей Земского ополчения 1611—1612 в период борьбы русского народа против польско-литовской и шведской интервенций, русский национальный герой.

Дмитрий Михайлович Пожарский (1578 — 1642) — князь, русский национальный герой, военный и политический деятель, глава Второго народного ополчения, освободившего Москву от польско-литовских оккупантов.

Александр Васильевич Суворов (1730 — 1800) — граф (1789), князь (с 1799), русский полководец, основоположник русской военной теории. Национальный герой России. Генералиссимус (1799), генерал-фельдмаршал (1794), генерал-фельдмаршал Священной Римской империи (1799), великий маршал войск пьемонтских, кавалер всех российских орденов своего времени, а также семи иностранных. За всю свою карьеру полководца не проиграл ни одного сражения, неоднократно наголову разбивал значительно превосходящие по численности силы противника. Всего дал более 60 сражений и боёв. Известен своей заботой о солдатах, в том числе участием в разработке новой практичной полевой униформы. Самые известные изречения Александра Суворова: «Сам погибай — товарища выручай!», «Тяжело в учении — легко в походе! Легко в учении — тяжело в походе!»

Михаил Илларионович Кутузов (1745 — 1813) — граф (1811), светлейший князь (1812) — русский полководец, государственный деятель и дипломат, генерал-фельдмаршал из рода Голенищевых-Кутузовых, участник русско-турецких войн, главнокомандующий русской армией во время Отечественной войны 1812 года. Казанский, Вятский и Литовский генерал-губернатор, Санкт-Петербургский и Киевский военный губернатор. Полномочный посол в Турции. Первый полный кавалер ордена Святого Георгия. Ученик и соратник А. В. Суворова.

— Весть о том, что к нам летит самолёт, нас ошеломила, — Василий Егорович снова опустился на подушку и приобнял Брыся. Рука у старого ветерана была лёгкая, почти невесомая, а может, он старался не слишком давить на кота, хотя Брысь был увесистым и плотным и вполне годился в качестве подпорки. — Мы, конечно, знали, что у командования отряда уже появилась связь с «большой землёй», хотя и без секретных подробностей. Но чтобы самолёт… Долго готовили площадку, расчищали от снега, складывали сигнальные костры, а потом очень переживали, чтобы погода окончательно не испортилась и не помешала такому событию. А погода могла всё испортить. Мороз был несильный, но снегопад почти не прекращался. Старший лейтенант предупредил, что если всё сложится, то обратным рейсом заберут маленьких детей и женщин. Командир очень боялся, что когда ударят настоящие морозы, придётся хоронить малышей, а это совсем не то — что прощаться с бойцами. У нас не было тёплой одежды, ведь отряд начал формироваться летом, и это являлось серьёзной проблемой. Поэтому на том, первом, самолёте нам везли тулупы, шапки и валенки, а ещё рацию для связи с другими отрядами и «центром». И вот настала ночь, мы зажгли костры, ждём час, ждём второй, вдруг — чудо, снег начинает падать медленнее, реже, в облаках появился просвет, оттуда на нас глянула луна, не такая яркая, как в трескучие морозные ночи, но зато круглая, полная. Осветила поляну, и в тот же миг услышали мы сначала слабый, а потом всё более отчётливый гул — самолёт! Нам, мальчишкам, показалось, что это не просто самолёт, а знак того, что войне конец. Вот приземлится он, выйдет оттуда лётчик и скажет: «Вы почему до сих пор в лесах сидите? Почему рельсы раскручиваете? Зачем железнодорожные пути взрываете? Это уже опять всё наше, а наше нужно беречь!»

***

В землянку, где лежал Андрюшка, по очереди зашли все цирковые, попрощаться. Мальчик спал. Жар и бред больше не истязали его, но Андрюшка был очень слаб, а главное — не боролся за жизнь, что-то надломилось в маленьком хрупком теле, он таял на глазах, словно восковая кукла над огнём.

— Красавица, Мухтар! — позвал Семёныч. Альма и Мартин повернули головы, не двинувшись с места — они сидели около входа в землянку и караулили момент, когда Андрюшку понесут к самолёту.

Рядом со старшиной увидели человека в белом овчинном тулупе, из рукавов у него свешивались варежки на резинке, какие обычно бывают у малышей, чтобы они их не теряли. Мужчина, видимо, использовал это удобное приспособление с той же целью. В руках он держал фотоаппарат.

— Тут вот товарищ корреспондент хочет снять вас для газеты, — продолжил Семёныч.

— Какая фактура, какая фактура! — восклицал тем временем незнакомец, с восторгом разглядывая могучего Мартина. — А можно надеть на них, как вы это называете, — он пощёлкал пальцами, — вьюки? Как здорово, что они съёмные! Вы слышали про собак — истребителей танков? Это «живые мины». У них вьюки не снимаются, и животное погибает при взрыве. Ваше изобретение мне очень нравится! Собаки-диверсанты! Какой заголовок! А какой процент не возвращается с таких заданий? — тараторил он. — Я обязательно пришлю вам в отряд газету со статьёй!

Семёныч нахмурился, когда корреспондент заговорил о гибели собак, и незаметно постучал по мёрзлому стволу дерева.

Военкор был в приподнятом настроении, он уже израсходовал одну плёнку, снимая партизанский быт: шалаши, землянки, траншеи, партизан группами и по отдельности, фотографировал собак; сокрушался, что ночь, что света от костров недостаточно и одна надежда — на отличную немецкую оптику (фотоаппарат оказался германского производства); жалел, что не может задержаться, чтобы запечатлеть какую-нибудь из операций, а узнав, что в отряде есть «своя» цирковая труппа, переживал, что не станет свидетелем представления. Он был весёлый, много шутил, рассказывал про парад, про то, что накануне праздника 7 ноября советская авиация бомбила аэродромы люфтваффе так, что наверняка было слышно в ставке Гитлера. Что скоро будет наступление. Что теперь враг будет только драпать. Его слушали с жадностью, ему верили, верили, что именно так и будет.

В тот момент, когда корреспондент фотографировал Альму и Мартина, из землянки выбралась неразлучная четвёрка — Юв, Гал, Альф и Рол. С приходом холодов, они редко высовывались на улицу, только по неотложным делам. Корреспондент опять разволновался: увидеть в партизанском отряде королевских пуделей и котов он уж точно не рассчитывал, а потому собрался сделать с ними несколько снимков, но цирковые животные очень быстро замёрзли и попросились обратно в землянку, сэкономив дефицитную плёнку.

Самолёт разгрузили и в него стали усаживать малышей с их мамами. Андрюшку, закутанного в один из доставленных тулупов, бережно нёс на руках его отец. На семейном совете было решено, что с Андрюшкой полетит Валентина. Старший лейтенант не возражал: собаки уже «работали», помощников дрессировщицы слушались, присутствие её самой в отряде было уже не так необходимо, как Андрюшкиной мамы — переводчицы. Валентина упросила лётчика взять на борт её питомцев, она боялась, что нежные организмы пуделей не перенесут предстоящей долгой зимы.

— Может, кто-то хочет написать письма родным, мы захватим почту, — предложил корреспондент.

Известие тут же облетело лагерь, и красноармейцы кинулись строчить слова любви и привета тем, кто уже, наверное, и не чаял получить от них весточку, ведь о них ничего не было известно с самого начала войны. Собирая исчирканные наспех листочки, корреспондент читал адреса и мрачнел: большая часть писем была в города и сёла на захваченной врагом территории и одному Богу было известно, живы ли адресаты…