Женщины крепче прижали к себе детей, мужчины насупились. Внезапно люди стали расступаться, словно кто-то из задних рядов пробивался вперёд.

— О! Доброволец! — одобрительно кивнул офицер и тут же непроизвольно отшатнулся: из толпы вышел… беспородный пёс, размером с хорошего волкодава, и, подойдя к мальчику, уселся рядом с ним, причём голова его оказалась почти на том же уровне, что и у стоящего навытяжку десятилетнего ребёнка. Солдаты вскинули винтовки и ждали только команды, чтобы застрелить собаку.

— Доброволец, — повторил офицер, досадуя, что на какое-то мгновение потерял выдержку на глазах подчинённых.

Брысь негодовал, что не может выцарапать с лица врага надменную ухмылку, и с ужасом ждал развязки жестокого спектакля. Он уже понял, на что решился его благородный друг. Выглядел Мартин неважно: его тело было покрыто шрамами, а в глазах поселилась усталость…

Немецкий офицер, чувствуя неприятный холодок внутри и стараясь, чтобы он не отразился на его внешнем спокойствии, подошёл к «участникам представления», и яблоко перекочевало с макушки мальчика на голову огромной дворняги.

Андрюшка, которого теперь заставили отойти в сторону, злился на себя за неуместную похвальбу и до слёз жалел доброго пса — кажется, это тот самый, кто вчера так внезапно появился во время их представления. А овчарка, которая принесла им кусок дядиной рубашки, тоже — уж не та ли самая?..

Мартин сидел неподвижно, словно изваяние, и благожелательно смотрел на метателя ножей, всем своим видом показывая выдержку и готовность к любому исходу. Офицер поднял руку с пистолетом, направив дуло на раненого. Тот взглянул в чёрный кружок, за которым таилась смерть, и перевёл взгляд на собаку. Не далее как вчера, во время представления в армейской палатке на этой самой площади он выполнял трюк с завязанными глазами, как обычно. Но, во-первых, абсолютно здоровый, во-вторых — со своими ножами, когда ладонь ощущала их привычный вес и форму, в-третьих и в-четвёртых — яблоко покоилось не на голове Андрюшки, а на пышном клоунском парике его дедушки и высота и сила броска были многократно отработаны на мишенях.

«Сме-е-ер-р-тельный номер-р! — под барабанную дробь (которую виртуозно исполнял его десятилетний племянник) возвещал игравший роль „жертвы“ Артур Бенедиктович, стоя вплотную к широкой доске, куда (при благоприятном исходе) должен был вонзиться нож, проткнув яблоко. — Вольдема-а-ар-р Масличный!» Исполнителю трюка торжественно закрывали глаза плотной повязкой, публика в страхе замирала, особо пугливые загораживали лицо руками, барабанная дробь нарастала, щекоча нервы, достигала кульминации… Бросок. Бурные аплодисменты. Ему снимают повязку, а довольный Артур Бенедиктович уже раскланивается, призывая зрителей обратить внимание на мишень с «пришпиленным» к ней яблоком, ровно из середины которого торчит нож…

Правая рука онемела, и он переложил клинок в левую. О боли не думал, полностью сосредоточившись на предстоящем броске. «Ты сможешь!» — вдруг отчётливо прозвучало в голове. Он мог бы поклясться, что произнёс это не человек. Голос прозвучал хотя и твёрдо, но тембр был убаюкивающим, бархатистым, так могли бы разговаривать коты, если бы умели.

— Ты сможешь, — повторил он вслед за невидимым собеседником, обращаясь то ли к самому себе, то ли к чужому клинку в его руке. Зазвучала барабанная дробь — наверное, в висках от напряжения усилилась пульсация крови, отдаваясь в ушах. Он бросил последний взгляд на смирно сидящего пса. На яблоко на крупной голове с большими ушами, одно из которых было сложено треугольником, а второе поднято кверху, отчего вид у пса был особенно трогательным и беззащитным, несмотря на внушительные размеры. Закрыл глаза. Медленно досчитал до трёх… Нож раскалился, обжигая ладонь. Бросок… Вскрик в толпе. Кажется, кто-то из женщин упал в обморок.

— Браво! — Аплодисменты в этот раз не были бурными. Хлопал лишь офицер, вложив пистолет обратно в кобуру.

Владимир с облегчением увидел, что пёс так и сидит на месте, немного растерянно глядя по сторонам, а над ним «висит» зелёное яблоко, из которого торчит клинок. Ровно из середины. Лезвие на несколько сантиметров вошло в мягкую древесину ворот.

— Вы есть опасный человек, — игриво погрозил пальцем офицер, обращаясь к раненому, и подал знак солдатам снова взять мужчину под руки. — Теперь вы есть арестованы, но… — он выдержал театральную паузу, — не расстреляны. — И рассмеялся, довольный собой.

Коммунисты — члены коммунистической партии; являлись самыми активными членами советского общества. Коммунизм — идеалистическая теория, в основе которой лежит социальное равенство. В годы Великой Отечественной войны в действующую армию было направлено свыше 1,5 млн коммунистов, значительное количество действовало в составе партизанских отрядов и подпольных организаций на оккупированной территории. В первую очередь гитлеровцы стремились уничтожить именно их. За годы войны в партию было принято свыше 4 млн человек. Уходя на ответственное задание или накануне атаки многие красноармейцы писали заявления: «Если погибну, прошу считать меня коммунистом».

— Вот ведь! — воскликнул Леонид, и, не сговариваясь, они с Асланом кинулись сквозь еловую чащу к полю, уверенные в том, что Андрюшка отправился именно туда, спасать своего дядю и доказывать, что он уже взрослый, чтобы принимать самостоятельные решения.

— Юв, Гал, ищите Андрюшку! — скомандовала Валентина, прекрасно понимая, что её пудели ни разу не выполняли подобной команды и вряд ли готовы добровольно последовать за исчезнувшими в тёмном лесу хозяевами. Юв и Гал и вправду медлили, со страхом вглядываясь в мрачные дебри. Им казалось, что они уже совершенно не помнят, каким путём привела их сюда овчарка, а треск сухих сучьев под торопливой богатырской поступью главы семейства и лёгкими, почти невесомыми шагами Аслана придавал им не уверенность в правильном направлении, а сомнения, действительно ли эти звуки исходят от знакомых Людей, а не от жителей страшных колючих зарослей.

— Ну и стойте тут как истуканы! — с досадой прикрикнула на них Валентина и обернулась на Тамару: — Мама, не переживай! Он обязательно найдётся! Вот увидишь, папа и Аслан скоро вернутся, а с ними и Андрюшка, и дядя Володя!

Тамара отрешённо погладила ластящихся к ней котов. Альф и Рол утешали её как умели — громким мурчанием, стараясь при этом заглянуть ей в лицо своими пытливыми, зелёными, как июньская хвоя, глазами. Юв и Гал, виновато помахивая белоснежными помпонами на хвостах, тоже жались к её ногам, подальше от рассерженной хозяйки-воспитательницы.

— Всё хорошо, мои родные, всё хорошо… — убеждая саму себя, твердила Тамара, поочерёдно лаская питомцев. — Вы ни в чём не виноваты. Вас к такому не готовили. Такого вообще не должно было случиться…

***

В этот раз они почти сразу нашли место, где, судя по подсохшим бурым пятнам, долгое время лежал раненый Владимир. Помогла тропинка, оставленная тремя парами собачьих лап. Пройдя по ещё не успевшей подняться траве, Леонид и Аслан оказались в огороде, засаженном в основном картошкой, и осторожно приблизились к бревенчатой избе, миновав загон для скота, где вздыхала и переступала ногами корова, вероятно не привыкшая находиться летом в четырёх стенах. Доносившиеся издалека звуки (дом стоял на отшибе) явно свидетельствовали о том, что в посёлке уже находится враг. А вот в избе, да и во всём дворе никого не было. Даже обычный для каждого подворья сторожевой пёс не подавал голоса. Его молчание, впрочем, скоро разъяснилось.

— Бедняга, — не удержался от тихого восклицания Аслан, увидев лежащего в луже собственной крови небольшого пёсика. Ворота стояли нараспашку. Всё вместе это красноречиво говорило о том, что гитлеровцы уже прошли по селу с обысками и если жильцы дома, оказавшие помощь Владимиру, спрятали его у себя, то их отсутствие, как и отсутствие Тамариного брата, могло означать только что-то очень скверное…