— Прости, мать, что без спросу, — извинился он перед онемевшей от неожиданности женщиной, а второй, помоложе, прижал руку к тому месту, где располагается сердце. Этого юношу Мартин узнал: он был хозяином красавца жеребца, которого они с Альмой напугали, когда выбежали из палатки, где проходило цирковое представление.

Услышав голос отца, Андрюшка юркнул за створку ворот, оттягивая момент объяснения.

Леонид торопливо продолжил, чтобы успокоить хозяйку дома:

— Мы ищем мальчика десяти лет и моего родственника. Он, по-видимому, ранен, а след в ваш дом привёл. Мы циркачи, выступали вчера у вас в посёлке, утром под обстрел попали.

— Ой, а дзе ж хлопчык? (Ой, а где же хлопчик?) — опомнилась пожилая женщина.

Мартин понял, что речь о мальчике, и тут же «помог» его найти: заглянул за ворота и вытащил Андрюшку, бережно ухватив за руку (он натренировался на домашних, встречая их в прихожей и «провожая» до дивана в гостиной, где, по его мнению, следовало сначала отдохнуть и почесать его за ухом, а уж потом приниматься за дела или уроки).

— Андрюшка! — воскликнул богатырь.

Не дожидаясь, что последует за восклицанием: объятия или нагоняй, мальчик затараторил, бурно жестикулируя и захлёбываясь от волнения. Захватывающий рассказ о том, что произошло на площади, не спас его от сурового выговора, а известие о том, как испугалась за него мама, и вовсе заставило Андрюшку заплакать покаянными слезами.

Аслан между тем бережно поднял тело Полкана и, взяв у хозяйки лопату, ушёл за изгородь хоронить пёсика…

Продолжились разговоры уже в доме, уютном и чистом, выстеленном ткаными половиками, украшенном вышитыми занавесками, покрывалами и полотенцами. На бревенчатых стенах, таких же тёмных, как и снаружи, висело несколько фотографий в простеньких деревянных рамках, на которых (помимо единственной свадебной, где была запечатлена и хозяйка в молодости) были изображены по отдельности трое мужчин, один постарше — видимо, супруг хозяйки и отец двоих других, молодых, все в военной форме времён Первой мировой.

Увидев, что гости разглядывают карточки, женщина пояснила с горестным вздохом:

— Усіх забрала праклятая вайна, мужа і двух сыночкаў. Тут недалёка і могілкі, дзе шмат іх такіх ляжыць. А колькі цяпер такіх магіл яшчэ будзе, колькі слёз маці ды жонкі пральюць… (Всех забрала проклятая война, мужа и двух сыночков. Тут недалеко и могилки, где много таких лежит. А сколько ещё теперь могил будет, сколько слёз матери да жёны прольют…)

Мартин, которого хозяйка дома оставила возле крыльца, налив в миску, принадлежавшую ранее её Полкану, молока и накрошив туда хлеба, слышал разговор через открытое окно. По грустному тону и отдельным, схожими с русскими, словам он понимал, о чём рассказывает пожилая женщина, и надеялся узнать что-нибудь об Альме.

— А вашага-то сабакі знайшлі ў полі, аўчарка ды два такіх белых прыгожых. І два чорных ката, вельмі кудлатых, пад нагамі ўсё круціліся. Ён паранены ў сцягно, шмат крыві страціў, без прытомнасці ляжаў. Сабакі і дацягнуць дапамаглі, ды вось бо не зберагла… (А вашего-то собаки в поле нашли, овчарка да два таких белых красивых. И два чёрных лохматых кота под ногами всё крутились. Он ранен сильно, много крови потерял, без сознания лежал. Собаки дотащить помогли, да вот не сберегла…)

Рассказывая, она крутилась у белёной печи, доставая из её нутра котелки с чем-то вкусным. Леонид, Аслан и Андрюшка, вслушиваясь в напевный говор, не сводили с них глаз, чувствуя, как желудки сводит от голода, и наслаждаясь божественным ароматом, распространившимся по дому.

— Трэба было як след схаваць, ды ўжо балюча цяжкі… А тут і немцы ў сяло ўвайшлі і на плошчу ўсіх прымусілі ісці, пра новы парадак слухаць. (Нужно было как следует спрятать, да уж очень тяжёлый… А тут и немцы в село вошли да на площади всем собраться велели, про новый порядок слушать.)

Напоминание о немцах отрезвило помутившееся от голода сознание, и Леонид, поблагодарив хозяйку за помощь раненому, попросил её приютить у себя Андрюшку и жену с дочкой, а ещё… — Леонид помедлил, понимая, что просит слишком многого, — цирковых пуделей и котов, а он с Асланом укроется в лесу поблизости, пока не выяснит дальнейшую судьбу родственника.

— Ды заставайцеся усе ў мяне, дом крайні. Калі што: праз акно і ў полі, а там і лес недалёка. (Да оставайтесь все у меня, дом крайний. Если что: в окно и в поле, а там и лес недалеко.)

Женщина на минуту отлучилась, а когда вернулась, в руках у неё была кинокамера и коробка с плёнками.

— Вось… вашага сваяка рэчы. Прасіў похранить. (Вот… вашего свояка вещи. Просил сберечь.)

— Спасибо вам! Спрячьте пока куда подальше.

Не услышав ничего нового про Альму, Мартин тщательно вылизал миску и решил продолжить поиски.

— Эй, пёсик! — окликнул его богатырь, спускаясь с крыльца (вряд ли бы кому другому пришло на ум так обратиться к Мартину). — Дай пожму твою лапу.

Мартин непонимающе уставился на протянутую ему ручищу (он уже и забыл, за что его можно благодарить, а когда вспомнил, то даже смутился: разве он сделал что-то особенное?). Богатырь терпеливо ждал, и Мартин положил свою лапу на огромную ладонь, с удивлением и некоторой досадой отметив, что не закрыл её и наполовину.

— Ты спас моего сына. Я этого никогда не забуду, — серьёзно произнёс человек и сочувственно добавил, намекая на свежие шрамы на собачьей шкуре: — Я погляжу, тебе сегодня порядком досталось…

Мартин убрал лапу и слабо вильнул хвостом в знак признательности за добрые слова. Но богатырь, оказывается, сказал ещё не всё, что намеревался.

— А ты не мог бы найти, куда увели того метателя ножей? Ты ведь уже знаешь его запах. И пёс ты очень умный, судя по всему. Боюсь, что наши пудельки с такой задачей не справятся. Да и приметные они чересчур… — как с равным говорил с ним человек, а Мартин, выслушивая просьбу, с тоской смотрел по сторонам, понимая, что поиски Альмы придётся отложить — ну не сможет он ответить отказом, ведь действительно, кроме него, никто с такой ответственной задачей не справится (если Мартин и преувеличивал свою значимость, то совсем чуть-чуть и неосознанно; единственное, о чём он жалел в тот момент, так это об отсутствии рядом Брыся — вот кто являлся мастером по составлению планов и разработке спасательных миссий!).

***

Посёлок оказался довольно большим, так что адрес, который следователь Петров получил от поисковиков, очень облегчил задачу и сэкономил путешественникам время. Сухонькая аккуратная старушка, хозяйка бревенчатой избы, местами поросшей мхом, с покосившимся от древности крыльцом и просевшей крышей, приветливо встретила незнакомцев и подтвердила, что это именно она передала кинокамеру и плёнки, обнаруженные ею однажды в сундуке бывшей владелицы дома. О событиях начала войны она, к сожалению, ничего не знала, так как переехала в это село уже спустя почти двадцать лет после её окончания. Свободную к тому времени избу ей выделили для проживания как молодому специалисту (старушка неожиданно подмигнула Саше, который, вероятно, не смог скрыть своего удивления — уж очень странно прозвучали эти слова из уст женщины столь почтенного возраста).

— Я преподавала в местной школе русский язык и литературу, — с улыбкой пояснила она и спохватилась: — Да вы проходите в дом, я вас драниками угощу, как раз нажарила. Мне-то одной не съесть, но как начну готовить, так и остановиться не могу. И котика вашего выпускайте, пусть лапки разомнёт, я ему молочка парного в блюдце налью. Тут у него соперников нет. Cторожа моего — Теребяку — уж схоронила. Хоть и большой был пёс, а до старости вёл себя как дитя малое: что ему в лапы ни попадёт, всё растеребит на мелкие кусочки. А кошка Дуська где-то в поле мышей ловит.

Брысь, терпеливо дожидавшийся в сумке-переноске окончания беседы, с важностью вышел наружу, потянулся, быстро вылакал непривычно сытное молоко и, по-хозяйски запрыгнув на подоконник, уселся там на ветерке, между открытыми оконными створками и накрахмаленными белыми с красной вышивкой занавесками, шелестящими на сквозняке.