— Что? — не вставая с колен и мелко стуча зубами, Хопкинс лихорадочно завертел головой. — Он первый на меня поднял руку! Вы все видели…

Как Смит-Вессон оказался у меня в руке, я так и не понял. Пришёл в себя уже после того, как громыхнул выстрел, а Джонни, тоненько вереща, катался в грязи, держась за раздробленное колено.

Сухо щёлкнул курок, я прицелился во вторую ногу, но тут заметил на земле индейскую палицу, снял «Смит» со взвода и спрятал в его кобуру.

Поднял сучковатую толстую палку, с привязанным к ней сыромятными ремешками массивным круглым булыжником, взвесил её в руке и довольно хмыкнул.

Через секунду раздался противный глухой хруст и сразу за ним воздух разорвал истошный вопль.

Хруст и вопль…

Хруст и вопль…

Потом раздавался только хруст…

— Калифорния был единственным человеком, которого я по-настоящему уважал… — Джонсон тяжело встал, сгорбился и неловкой, шаркающей походкой, словно в один день постарел на двадцать лет, пошёл к лагерю.

Я хотел спросить у него, что он собирается делать дальше, но смолчал.

Рядом тихо и жалобно пискнул Муся.

— Что братик? Тоже тяжко? — Я взял кота на руки и посадил к себе на колени.

Сибиряк потёрся головой о мою ладонь, свернулся в пушистый ком и тихо заурчал.

— Вот и мне…

Питер «Калифорния» Росс…

Питера мы похоронили на холме, откуда открывался вид на дорогу. Могилу копали почти целый день, глубокую, чтобы не разорили дикие звери. Копали только вдвоём с Джоном «Пожирателем печени», больше никого не подпустили. Но переселенцы не захотели уходить, и всё это время тихо стояли рядом.

Питер «Калифорния» Росс…

Хадсон стрелял из карманного Марлина 32 калибра, пуля попала точно в затылок, и траппер умер мгновенно. Сорок лет успешно выживать на жесточайшем фронтире, при этом умудриться остаться человеком и умереть от пули никчёмного ублюдка? Страшно, жутко и несправедливо, но ничего необычного, судьба Питера Росса повторила судьбу многих легендарных личностей Дикого Запада, которые покрыли себя славой, но умерли точно так же — от подлого выстрела в спину. Джесси Джеймс, Уэс Хардин и Дикий Билл Хиккок, и многие другие, были убиты выстрелами в затылок, а печально известного Билли Кида тоже пристрелили исподтишка.

Ярко жили, глупо умерли. Судьба, мать её, от неё не уйдёшь.

Питер «Калифорния» Росс…

Только после смерти траппера, я понял, что означают его имя, фамилия и прозвище.

Питер — скорее всего Петр, а Форт-Росс — знаменитая русская фактория в Калифорнии. Русские фамилии сложны в произношении для иностранцев, вот траппер и стал называть себя так. Или просто для того, чтобы подчеркнуть свою национальность. Или… да кто теперь точно знает…

Форт русское правительство продало американцам в тысяча восемьсот сороковом году — это я точно знаю, был там на экскурсии во время стажировки в Америке. Судя по словам Питера, ему было шестьдесят лет, значит он ушёл из фактории в четырнадцать. И здесь всё сходится. Люди на фронтире очень рано взрослеют. В четырнадцать — ты уже взрослый и спрашивают с тебя как со взрослого.

Но настоящая фамилия траппера так и осталась неизвестной. Джексон знал его только как Росса, а в личных вещах Питера не нашлось никаких подсказок. Из всех доказательств его русского происхождения только мои догадки, оловянный православный крестик на шее, да завёрнутая в тряпицу, почерневшая от времени палисандровая иконка Николая Чудотворца. А ещё серебряная стопочка со стёртой, уже практически нечитаемой надписью на старославянском языке.

Немудрёный скарб траппера, его винтовку системы Балларда, старенький капсульный револьвер Ремингтон, нож, томагавк и эту стопочку, я положил с ним в могилу. Себе на память не оставил ничего. Нет нужды, этого человека я и без памяток буду помнить до самой своей смерти.

Почему?

Да потому, что встреча с Питером Россом, странным образом перевернула всю мою жизнь, фактически сделала из меня совершенно другого человека.

Нет, я не стал любить людей, даже наоборот, стал к ним относиться еще более настороженней.

Дело в том, что всю свою жизнь, я невольно оправдывался перед людьми за свою внешность. Нет, я не такой, я хороший, не надо думать обо мне плохо, лицо и глаза не соответствуют внутреннему наполнению. Стискивал зубы и терпел, когда за спиной говорили: Беня прикидывается, он, сука, просто прикидывается, потому что с такой рожей и зенками, человек априори не может быть хорошим.

Что, в том числе, и послужило причиной моей мизантропии. Я стал ненавидеть людей, отчаявшись доказывать, что я не тот, кого во мне видят.

А теперь, необходимость оправдываться исчезла. Зачем? Нет смысла, потому что я стал настоящим, стал самим собой. Убийца? Как вам угодно, мистер. Плевать! К тому же, у меня начала закрадываться мысль, что рожу и глаза выдали несколько авансом, то есть, на самом деле я и есть тот, за кого меня принимают. И уже, сам того не хотя, начал наверстывать упущенное. Семь отправленных на тот свет человек за неделю — отличный результат. Или девять? Десять? Увы, в горячке боя я не считал трупы. Да какая разница, одним больше, одним меньше. Всё равно тенденция просматривается очень отчётливо.

— До скорого свиданья, дядь Петя. И спасибо… — я встал, поправил крест на могилке и пошёл к лагерю. Мусичка не пожелал мочить свои лапки в росе и поехал на мне пассажиром.

Зашумели кроны деревьев, в острый свежий запах леса, вдруг вплёлся сладковатый смрад падали. Резкий гортанный вопль заставил притихнуть щебетавших в кустах птичек.

— Кра-а-р-р!!! — иссиня-чёрная ворона вырвала бурый шматок из пустой глазницы обглоданного черепа, судорожно сглотнула его и снова разорвала тишину мерзким зловещим криком: — Кра-а-а-а!!!

Я прошёл мимо, даже не посмотрев на почерневший труп Джонни Хадсона, мерно покачивающийся на сухой кривой сосне.

Его я не стал убивать, просто методично переломал все кости, а потом ещё живым отдал поселенцам, которые после короткого и простого суда повесили ублюдка.

Всё случилось как в тумане, в тот момент, я не вполне осознавал себя. Но при этом, точно знаю, что не испытывал никакого удовольствия при хрусте костей ублюдка и не старался никому ничего доказать. Просто хотел, чтобы он перед смертью понял, что суд человеческий гораздо страшнее, чем закон, вот и всё. Поэтому, после того, как всё закончилось, не стал задавать себе лишних вопросов. Сделал — значит посчитал нужным. И это, чёрт побери, прекрасно! Цивилизация отобрала у нас очень важную возможность — поступать сообразно своим желаниям, по своей совести, отобрала возможность быть самим собой. Но здесь, к счастью, у меня никто и ничего не может отобрать.

Спустившись с пригорка, я прошёл возле ряда могил; маленького кладбища появившегося у нашего лагеря после той ночи. Сиу убили двадцать девять переселенцев, каждая семья кого-то потеряла. Но размен произошёл почти ровный — мы забрали жизни двадцати шести индейцев. Не все они умерли сразу, но к тому времени, как я решил озаботиться этим вопросом, раненых уже добили.

Но трупы не выбросили в лес на съедение диким зверям, а похоронили в братской могиле. Грубые, можно даже сказать дикие и дремучие переселенцы, строго придерживались своего кодекса правил. И при этом оказались кристально честными людьми. Но об этом позже.

Я подошёл к одному из фургонов и откинул полог.

— Как вы себя чувствуете?

— Наверное, выживу, док… — лежащий на соломе бородатый худой мужчина с забинтованным плечом и рукой виновато улыбнулся.

— Куда ты денешься! А кто работать будет?! — притворно грозно гаркнула Молли Браун, стоявшая рядом с повозкой. — Только попробуй сдохнуть, я тебя так взгрею, мало не покажется. Док… — женщина притронулась к моему предплечью. — Всё будет хорошо, док Вайт, я позабочусь о этом старом лентяе…

Я молча кивнул и пошёл к другим фургонам с ранеными.

Позади раздался горячий истовый шепот: