Пока думал, добрался до своих и озвучил им возникшую дилемму.
К удивлению, никакой паники не возникло. Мисс Меллори и Ромео единогласно выразили желание присоединиться к переселенцам.
— Вы же с нами, мистер Вайт, — доверчиво улыбаясь, сказала Пруденс. — А значит ничего плохого не случится. Эти бедные люди тоже нуждаются в защите.
— Конечно, мисс Меллори, — убеждённо поддакнул потомственный дворецкий. — Всё будет хорошо, мистер Вайт защитит нас.
Правда по его глазам, я понял, что чернокожий прекрасно понимает, чем всё может закончиться. И воздал ему должное за то, что тот не стал разводить панику. Понятливый малый, наверное, надо будет относиться к нему немного получше. А то совсем на рабовладельца из южных штатов стал похож.
В лагерь, очень напоминающий средневековый вагенбург[225] нас пропустили без проблем. А меня его обитатели встретили с хорошо заметным воодушевлением, словно к ним прибыл сам Дикий Билл Хикок, во главе взвода знаменитых ганфайнтеров. Люди улыбались, кивали мне, радостно переговаривались, а детвора наперебой спорила, скольких индейцев я убью из своих револьверов.
Вот что за хрень постоянно со мной случается? Ага, вот счас возьму и разгоню одной левой всех краснокожих в Монтане. Противно, сука, давать людям ложную надежду, пускай даже косвенно. Хоть ори во всеуслышание, что я сугубо гражданский персонаж и ничем особым помочь не смогу. И что интересно, не поверят.
Но признаваться не стал по понятным причинам и даже умудрился не покраснеть.
В лагере полным ходом кипела работа, тенты с фургонов сняли, а борта наращивали досками и другим разным хламом. По центру поставили второй круг повозок, а внутрь загнали лошадей и быков. Люди работали быстро, можно даже сказать, ожесточённо, работали все, даже дети и глубокие старики.
Я насчитал около восьми десятков человек, однако, к дикому моему удивлению, подавляющее большинство из них оказались женщины. Совсем подростки, молодые девушки, зрелые и пожилые матроны. Очень просто одетые, в пошитые из дешёвой ткани платья, капоры, платки и передники — обычные сельские жители, с печатью постоянного тяжёлого труда на лицах и фигурах. Среди белых нашлось и несколько негритянок разного возраста, но они были одеты точно так же, как остальные и отличались только цветом кожи. Типичные переселенцы, именно так они выглядели на фотографиях этого времени.
Правда, в общей массе сильно выделялась небольшая группа молодых женщин, они работали наравне со всеми, но были разряжены в платья ярких расцветок, кричащего фасона и пошитых из дорогого материала, а на лицах даже присутствовал макияж. Да и причёски со шляпками прямо намекали на то, что дамочки не имеют никакого отношения к обычным переселенцам. Мало того, несколько из них сняли корсажи, а парочка так вообще щеголяла в панталонах. Руководила ими высокая, статная и очень красивая дама, лет тридцати-тридцати пяти возрастом, причём остальные слушались её беспрекословно.
В другое время, я бы обязательно поразмышлял бы над тем, кто это такие, но сейчас у меня голова была занята совершенно другим.
Мужчины в лагере тоже присутствовали, но их насчитывалось до обидного мало. Несколько молодых парней, ещё столько же мальчишек тринадцати-четырнадцати лет, шесть-семь белых мужиков хорошо за сорок и пара негров того же возраста, причём ни один из упомянутых представителей мужского пола не производил впечатления бойца.
Ну как тут не выматериться? Твою же мать, два десятка гражданских увальней, против роты свирепых краснокожих? На кого поставить? Конечно на раскрашенных мудаков. Вырежут же, как волки стадо баранов.
Тем более что с оружием у переселенцев, всё тоже выглядело очень скверно — бо̀льшая часть людей, в том числе и женщины, были вооружены, но в основном древними однозарядными ружьями и дробовиками, мелькали даже кремневые мушкеты. Современные многозарядные карабины Винчестера, я заметил только у двух: у той дамы, что возглавляла красоток и у молодого щёголя в полосатом костюме и гетрах, что крутился рядом с ней.
Этот, едва заметив Пру, словно пчела на мёд, сразу ломанулся к ней.
— Разрешите представиться, я Джонни Хопкинс, — тонкие губы парня растянулись в приторной улыбке. — Многие называют меня Счастливчиком и это прозвище, ха-ха, имеет под собой реальное основание. Признаюсь, я не ожидал увидеть здесь столь прекрас…
Рожа щеголя мне сразу не понравилась, я молча вышел вперед и закрыл собой Пруденс.
— Простите, простите, леди… — Джонни ничуть не смутился и немедля исполнил шутовской поклон. — Я не знал, что с вами спутник. Мистер, я Джонни Хопкинс…
— Думаю, вам не стоит подходить к нам, мистер Хопкинс… — я не стал скрывать свою неприязнь, что очень доходчиво выразилось в тоне.
Для себя сразу решил, рыпнется — пристрелю нахрен.
Парень гневно скривился, уставился на меня, но почти сразу же сник и криво улыбнувшись, ретировался.
Я проводил его взглядом, обернулся к девушке и прикоснулся к шляпе.
— Мисс Меллори…
— Мистер Вайт… — Пруденс гордо задрала нос. — Благодарю вас. Я горжусь, что у меня такой защитник!
«Угу, гордись дальше…» — хмыкнул я про себя и приказал Ромео отстрелить ногу хлыщу, если он ещё раз вздумает приблизиться к мисс Меллори ближе чем на пять шагов.
Мусичку отдал на попечение Пруденс, но шерстяная зараза не отходил от меня ни на шаг. Так и топал рядом, нагло задрав хвост трубой. Чем привёл в дикий восторг всю детвору и не только. Вот же имиджевый придаток. Док и его кот! Шериф и его кот! Да что там! Мэр и его кот!
— В жопу шерифа и мэра, доком был доком и останусь… — коротко прокомментировал я вслух, выудил из седельной сумки очередную бутылку виски и пошёл искать траппера.
Нашёл его за периметром лагеря, Питер Росс сидел на валуне и дымил трубкой. Ему что-то убеждённо объяснял молодой плотный крепыш в твидовом костюме, рыжий как огонь, с жизнерадостным румянцем на пухлой морде. Типичной нордической наружности. Ему бы ещё рогатую каску и получился бы образцовый «зольдатен». Но вместо «Шмайссера» на плече у него висел боксфлинт, то есть, комбинированное ружьё, с дробовым и с нарезным стволом. А на поясе — закрытая кобура с револьвером, какой-то европейской модели.
При виде меня парень чётко кивнул и отрапортовал на английском языке с жутким немецким акцентом.
— Ганс Гофман, инженер!
После чего, не дожидаясь ответного представления свалил.
— Мистер Гофман занимается устройством укреплений, — спокойно пояснил Питер Росс.
— Мистер Росс…
— Ваш кот? — Росс мельком глянул на сибиряка, застывшего у моей ноги, как собака.
— Мой…
— Из него получилась бы отличная шапка, — спокойно заметил траппер и снова сосредоточился на своей трубке.
Я с трудом подавил злость.
— Мистер Росс…
Траппер досадливо поморщился и изобразил молчаливое внимание.
— Мистер Росс, я здесь, чтобы прояснить возникшее между нами недопонимание.
— Я не ощущаю никакого недопонимания, мистер Вайт, — невозмутимо ответил траппер.
— Я о том, что вы приняли меня не за того, кем я являюсь на самом деле.
— И за кого я вас принял, по вашему мнению, мистер Вайт? — траппер удивлённо вздёрнул бровь.
— Вы сами знаете за кого, мистер Росс… — едва сдерживаясь, процедил я. — Но я не тот, за кого вы меня принимаете.
— Я не понимаю, зачем вы затеяли этот разговор, мистер Вайт… — ледяным тоном заметил Питер Росс. — Но всё-таки отвечу вам. Когда убиваешь людей, каждая смерть отравляет твою душу. Раз за разом, капелька за капелькой. До тех пор, пока твоя душа не станет пустой и мёртвой. Неважно за что вы убиваете и как вы убиваете, всё равно каждая смерть оставляет след, когда больший, когда меньший. А глаза, это зеркало души. Так вот, я не хотел бы ещё раз заглянуть в ваши глаза, потому что они пустые и мёртвые. Я доходчиво ответил вам, мистер Вайт? Человек может притвориться кем угодно, но свои глаза он не может изменить. Поэтому я не вижу смысла в этом разговоре. Считайте себя кем угодно, а я останусь при своем мнении.