– Посмотри, – Герда протянула мне несколько снимков. – Что-то очень знакомое…

Я глянул на склейку черно-белых фотографий, на которой была изображена панорама какой-то горной гряды.

– Горы как горы. Труди, давай сначала с бумагами наверху разберемся. Здесь ни хрена не видно.

– Ладно, Макси, – вздохнула эстонка. – Нет, ну должен же здесь быть шоколад…

– Ищи, если должен быть. Все, идем в кормовую часть.

В следующем отсеке почти все место занимала большая стационарная установка, чем-то похожая на обыкновенный генератор. Точней определить ее предназначение у меня как всегда не хватило знаний. А вот у стен лежали тщательно закрепленные металлические контейнеры. И даже кажется…

Щелкнули замки, я попробовал приподнять крышку, но не смог, прокладки из резины спеклись со временем в одно целое. Еще немного возни и…

– Наконец-то… – я разорвал фольгу, укрывающую содержимое контейнера, взял в руки большую коробку, обтянутую прорезиненной тканью, прочел надпись на ней и сунул в руки Герде. – Держи свой Schokolade. Только на твоем месте я поостерегся бы его лопать…

– Когда сиськи вырастут, будешь на моем месте… – эстонка живо выхватила у меня коробку и, попискивая от нетерпения, принялась вскрывать упаковку.

– Может, сначала все вынесем наверх? – Я попытался воззвать к совести девушки. – Ну не видно же ни хрена.

– Заткнись… – эстонка наконец добралась до вожделенной плитки шоколада и с урчанием впилась в нее.

М-да… а я, к примеру, вообще к сладкому равнодушен. Но малюсенький кусочек шоколада, милостиво выделенный Гердой, все-таки попробовал. Шоколад как шоколад, правда горький и твердый как камень. Даже странно, что он не испортился. И колечко колбаски, запаянное в целлофан, на вид как свежее. И баночка паштета из индюшиной печени не вздулась. Чудеса, да и только. Правда, ящики упакованы на славу, да и в лодку доступа воздуха, скорей всего, почти не было. Но это все лирика. Где, мать вашу, оружие?

Долго таскали содержимое первого ящика наверх, разбогатев на два десятка коробок с разными пайками, походную мини-кухоньку с кое-какими припасами для приготовления пищи и контейнеры с личными вещами покойников. Но в них пока не лазили – было чем другим полезным заняться.

А потом взбрыкнула Герда и категорично потребовала похоронить погибший экипаж. В ультимативной форме, даже с настроем скандалить, если я откажусь.

– Давай… – я решил повода для скандала не давать, опять же, не дело мертвых без погребения оставлять.

– Не понимаю тебя… – личико Герды выглядело озадаченным.

– Что ты не понимаешь? – я все-таки распотрошил один из контейнеров с личными вещами и с диким удовлетворением увидел мужской несессер.

– Они же эсэсовцы? – эстонка ткнула рукой в лодку. – Ты должен их ненавидеть…

– Ну и что? К примеру, у меня прадед был белогвардейцем, воевал со своим дядей, который был комиссаром. А отец уже сражался с нацистами. Какие-то вы в своих Европах двинутые. Мертвые в любом случае должны быть похоронены. А кто они – так это совершенно неважно.

– Спасибо… – неожиданно поблагодарила эстонка и взяла в руки лежавший в контейнере пакет из плотной бумаги. – Смотри, здесь какие-то фотографии…

– Займись лучше делом… – я не договорил, так как эстонка, глянув на первый снимок, взволнованно вскрикнула и стала лихорадочно перебирать остальные.

– Что с ними не так?

Герда молча сунула мне фото, на котором был изображен статный мужичок в тирольской шляпе и ружьем за плечом. С небольшой профессорской бородкой и добродушным лицом. Рядом, приобняв его за талию, стояла симпатичная белокурая девушка, тоже в охотничьем облачении. Веселые счастливые лица, видно, что не притворяются, а радуются друг другу по-настоящему. Ну и?..

На мой молчаливый вопрос Герда коротко ответила:

– Мои бабушка и дедушка. У нас дома точно такая же фотография есть.

Что тут скажешь? Жизнь нам подкидывает удивительные ребусы, причем иногда сама же их и решает. Воистину, нереальное и реальность так переплетаются, что порой отличить одно от другого практически невозможно. Попробовал себя представить на месте Герды, не смог, а потом просто подобрал удобное место и стал молча копать могилу. Где-то через час эстонка присоединилась ко мне и тихонько сказала:

– Спасибо тебе, Максим. Там еще есть дневник дедушки…

– Потом расскажешь. Ты сможешь определить, кто из них твой дед?

– Да. У него на шее цепочка, которую ему подарила бабушка… – эстонка продемонстрировала простенькую цепочку с овальным медальоном.

– Его мы похороним отдельно…

Я сделал кресты и нацарапал имена на кусках дюраля. Герда прочитала католическую заупокойную молитву, а потом мы засыпали могилы. Не знаю, как Гертруде, а мне на душе стало легче. Кто бы вы там ни были – покойтесь с миром.

Время до темноты оставалось немного, и я решил сварганить что-то вроде кулешика, благо мы теперь стали неприлично богаты. Даже походный набор посуды присутствует.

Дело нехитрое, банку тушенки в котелок с водой, потом пшенный концентрат и специи. Теперь ждем, периодически помешивая и наслаждаясь ароматами. Ну и пропуская по граммулечке отличного раритетного коньяка. Словом, все тридцать три удовольствия. Я, по сути, довольно избалованный комфортом современный житель мегаполиса, воспринимал эти крохи цивилизации особенно остро. Скорее всего, на контрасте с нашим, еще недавним, полностью сиротским положением. Воистину, чтобы научиться чувствовать роскошь, надо сначала побыть нищим. Благодать, одним словом.

Герда наконец оторвалась от дневника своего покойного деда:

– Я уже всё примерно знаю. Ну… почти всё…

– Как ты?

– Спасибо… – вежливо кивнула эстонка. – Сейчас уже лучше. Правда, очень переживаю, что моя мать и моя бабушка уже никогда не узнают, что случилось с дедом.

– Зато ты знаешь… – я попробовал кулешик и потянулся к тарелкам. – Будем есть, а ты мне все расскажешь.

– Дед участвовал в проекте «Асгард». Знаешь, что это? – Эстонка осторожно подула на ложку.

– Что-то типа мифического города или страны, где живут души предков? – Я накапал коньяка в металлический стаканчик и передал Герде. – Давай сначала выпьем, а то я чувствую, что без алкоголя мне будет очень трудно воспринимать этот бред.

– Ага… – эстонка осторожно взяла стопку в руку. – Так вот, если вкратце, искали Асгард, а нашли вот это место. Была экспедиция в Тибет, там ученые добрались до каких-то странных технологий, потом разведчики сперли у американцев еще какую-то информацию. Оказывается, Штаты уже полным ходом чем-то подобным занимались. Так вот, в итоге ученые Аненербе смогли воспроизвести технологии и наобум отправили пионера-смертника, считай в никуда. Какое же было их удивление, когда смертничек вернулся. Правда, в виде фарша, размазанного по стенкам капсулы, но с фотоаппаратом, полным отснятой пленки, и записями, свидетельствующими о том, что он попал на другую планету. Вполне пригодную для жизни. А вот эта уже вторая экспедиция.

– Эта? – я ткнул рукой в аппарат.

Герда опрокинула в себя стаканчик и согласно кивнула:

– Да. Именно она, и возглавлял ее мой дед. Они не планировали возвращаться, а просто должны были установить маяк, по которому должны были навестись остальные переселенцы. Истинные арийцы, собирающиеся построить Четвертый рейх и прочее бла-бла-бла. А вообще, дедуля был козел еще тот.

– Почему козел? – переспросил я, стараясь переварить полученную информацию.

– Он знал, что никогда не вернется, и сознательно бросил бабушку и мать. Типа, принес в жертву арийской идее. Сволочь… – Герда выпила и явственно всхлипнула.

– Стоп, подожди… – Я остановил эстонку и чуть не сошел с ума от внезапной догадки. – Так что, получается, здесь уже Четвертый рейх?

– Нет, скорей всего, нет… – отрицательно покачала головой Гертруда и подставила мне стаканчик. – Наливай… Ага… Какой к черту рейх? Технология перехода еще до конца не была отработана – сам видишь, что случилось, да и вообще, они фактически бежали с Пенемюнде, когда там уже рвались снаряды союзников, а саму лабораторию готовили к эвакуации. К тому же им значительно урезали финансирование, так что флот грузовых и пассажирских капсул еще даже не начали строить.