– Я ничего не понимаю… – Герда впервые с момента нашего знакомства выглядела очень растерянной.
– Немудрено… – я взял ломтик вяленого мяса, опять обратил внимание на перстень эстонки и, собравшись с духом, поинтересовался у нее: – Извини, может не ко времени, но я тебя хотел спросить. У тебя много вещей из того времени. Кольцо – это же кольцо «Мертвая голова»?[7] Знак отличия СС? Портсигар, фляга. Какое это имеет к тебе отношение? На фоне увлечения нацистами у вас в Эстонии это понятно, но мне кажется, не в этом дело. Просто увлекаешься или?..
– Откуда ты так хорошо разбираешься в этом? – равнодушно спросила у меня Герда.
– Я много знаю про ту войну. Много читал. Было время, даже реконструкциями баловался. Вот отсюда и знания, но про оружие, конечно, я больше знаю.
– Понятно, – Герда отвечала мне с очень серьезным видом. – Ну что же, расскажу. Я думаю, ты должен это знать. Так вот, мой дед был штурмбанфюрером СС. Немцем. Он встретил в Эстонии мою бабушку – эстонку Магду Мартинсен. Была большая любовь. В начале сорок четвертого года родилась моя мать. Они тайно поженились, все было просто отлично, дед собирался забрать мать в Германию, но потом неожиданно пропал. Уехал в Германию, якобы готовить дом к приезду жены, и не вернулся. Хотя нацисты относились к эстонцам, как к арийцам второго сорта, и подобные связи не очень одобряли, бабушке все же сообщили, что он погиб при выполнении боевого задания. Вот эти вещи как раз остались от него – дед уезжая оставил их, как свидетельство того, что вернется. Бабушка умудрилась уцелеть во время красных чисток и сохранить все это. Потом хранила мать. А когда умерла мама, стала хранить я. Вот и все. Ты не подумай… для меня это прежде всего вещи моего деда. Ублюдка Гитлера и его свору помешанных извергов я тоже ненавижу. Они извратили и убили идею национал-социализма. Пойми, эта идея может быть спасением от того, что творится сейчас в мире. В Европе, да и у вас тоже. Ты даже не догадываешься, до чего там дело дошло. Хотя ладно, это тема совсем другого разговора…
– Понятно…
– Что тебе понятно? Ты же русский и должен по определению ненавидеть нацистов? – Герда испытующе на меня посмотрела.
Я даже почувствовал какие-то опасения в ее взгляде. Ну да, налицо западные стереотипы в отношении русских. Боится, что я с воплем «За Сталина» ринусь ее дезавуировать, мотивируя сей акт идеологически неправильными предками. Тьфу ты, темнота какая… Значит, будем опровергать шаблоны и стереотипы.
– Я и ненавижу. А ты при чем? – Я кинул в рот последний кусочек вяленого мяса и встал. – По архивам пробовала узнать, что с дедом случилось?
– Пробовала, – вздохнула Герда. – Дед не строевым офицером был, а научником – профессором кафедры теоретической физики Гамбургского университета. Правда, идейным – в НСДАП[8] вступил еще до пивного путча[9]. А эсэсовцем он стал, когда организацию, в которой он работал, перевели под крылышко Гиммлера[10]. Но это уже совсем другая история. Словом, я ничего не нашла. Почти ничего. Могу только предполагать, что он служил в Аненербе[11]. Слыхал про такую контору?
– Да, только по большей части домыслы из желтой прессы. Ладно, пошли Genossin Gerda, нас ждут великие дела.
– Тамбовский волк тебе Genossin, – буркнула эстонка и широко улыбнулась, показывая, что она пошутила. – Не дуйся. Пойдем, я научу тебя взламывать подводные лодки.
– Это не подводная лодка. Разве что когда-нибудь была ей, но потом ее переделали.
– Какая разница, все равно научу.
Но проникнуть в странный аппарат оказалось совсем не простым делом. Он лежал с наклоном в нос, полузарывшись в каменную осыпь – таким образом, что передний входной люк был до половины засыпан. А с нашими возможностями, то есть голыми руками, его освободить не представлялось никакой возможности. К тому же, даже если бы мы умудрились это сделать, то все равно снаружи не было никаких запорных механизмов. Короче – никаких дверных ручек не наблюдалось.
– А этот? – Герда, взобравшись на аппарат, топнула ногой по его поверхности. – Вот только он…
– Что он? – Я залез к ней. – Ну да…
Небольшой овальный люк рядом с надстройкой до такой степени искорежила ржавчина, что он практически сливался с поверхностью. Но в отличие от переднего, он был оборудован чем-то очень похожим на кремальеру.
– Надо покрутить… – Эстонка ухватилась за штурвал. – Ну что же ты? Помогай…
Я секунду помедлил, разглядывая аппетитно отставленный задок девушки, и полез вниз.
– Это как понимать? – возмущенно завопила Герда.
– Сейчас узнаешь… – Подобрал здоровенный камень и в три удара сбил с корпуса поручень – еще довольно крепкую на вид металлическую трубу.
– Как раз хотела тебе подсказать, – разочарованно буркнула эстонка.
– Я прочел твои мысли, Труди. Вот теперь помогай…
Но даже общими усилиями у нас ничего не получилось – ржавчина намертво заклинила механизм. Долбаные конструкторы клятой посудины состряпали корпус из какого-то суперустойчивого к коррозии металла, а вот на запорном механизме люка почему-то сэкономили. Сволочи по определению. Пришлось набрать каменюк и, оглашая окрестности интернациональным матом, долбить чуть ли не до посинения. Я ободрал себе все ладони, уже полностью отчаялся и решил плюнуть на это бесполезное дело, как вдруг кремальера, отчаянно взвизгнув, поддалась. Зашипел воздух, втягиваемый внутрь через образовавшуюся щель.
– Вот… – Герда, отдуваясь, примостила свою попку на надстройку. – Я же говорила, что я сильная.
– Пр-р-росто м-могучая… – я поднапрягся и, действуя трубой как рычагом, откинул люк.
Наполовину, дальше не получилось – застрял намертво.
– Знаешь… – Герда брезгливо отмахнулась от облачка пыли, вылетевшей из люка. – Похоже, мы первые за семь десятков лет кто в эту штуку заглянет.
– Похоже… – я осторожно посмотрел внутрь, но ничего кроме лесенки, уходящей вниз, не рассмотрел.
– А если там зомби? – нервно усмехнулась девушка. – Некоторые писатели очень правдоподобно описывают.
– Ну, да… зомби и драугары… – Внутрь как-то сразу перехотелось лезть.
– Боишься? – Герда испытующе заглянула мне в глаза.
– Я? Да никогда… – из чувства противоречия брякнул я. – Ты это… Посиди здесь, а я внутрь, на разведку. Если все нормально, то позову. И не надо глазами сверкать, считай, что это ты меня послала, как наименее ценного кадра. Которого не жалко.
– Ты единственный. Поэтому, хоть и малоценный, но стратегически важный. – Герда, по своему обыкновению, оставила последнее слово за собой, но возражать не стала. – На, держи.
Эстонка выудила из сумочки ручку с вмонтированным в нее фонариком и тонкую газовую шаль.
– С фонариком понятно, но ты еще получишь за то, что раньше его не показала. А тряпка зачем?
– Сам ты тряпка! – возмущенно фыркнула эстонка. – Личико себе замотаешь. Бактерии всякие, микроорганизмы. Мало ли что там может быть? К примеру, в египетских гробницах…
– Вот только про гробницы не надо… – я прервал зловредную эстонку, замотал морду шалью и полез вниз.
Слез и сразу присел, выставив перед собой фонарик и револьвер. Итак…
К моему величайшему удовлетворению, никакой нежити я не заметил. Ну и живых, конечно, тоже. Это в крохотном отсеке, отделенном переборками от остальных помещений. В других пока не знаю – черт знает, кто может быть. А здесь какие-то непонятные приборы, на полу рассыпающееся в крошку резиновое покрытие, под потолком куча труб и кабелей. Пыли на поверхностях почти нет. Воздух до предела спертый, даже с учетом того, что люк открыт. Значит, лезть дальше, пока основательно не проветрится, в крайней степени неблагоразумно. А вообще, сука, до неприличия страшно. Ноги, руки трясутся, с башки пот так и льется, сердце стучит, как взбесившийся метроном – словом, весело.
