Божественное происхождение мудрости и та близость к Богу, какую доставляет человеку обладание мудростью, тем более должны делать ее предметом постоянного стремления человека, что с нею неотделимо соединены благословение в земной жизни, хранение среди опасностей: Господь есть щит и хранитель для благочестивых искателей мудрости. Он хранит их за их непорочность на всех путях жизни (ст. 7–8, сн. Пс LXXXIII:12; XC:11–12). Плодом следования путями Божественной премудрости явится для человека преуспевание во всех видах правды и праведности (сн. I:3).

10–19. Мудрость и знание для ищущего и любящего их становятся как бы друзьями и советниками, которые, утверждая человека в добром направлении мысли и жизни, предохраняют его вместе с тем от злых путей человека развращенного (10–12), для которого делать зло — привычка и удовольствие (14, сн. VI:14; X:31–32; XVI:30; XXIII:33). Пути последнего рода людей — пути тьмы (ст. 13 сн., Еф V:11), так как тьма — родная стихия для порока (Ин III:19); эти пути вместе с тем — пути кривые (ст. 15), полные козней и ухищрений на счет людей неопытных.

Особенную опасность для юношей представляет обольстительное, но пагубное влияние со стороны развратных женщин (16–19, сн. V:3; VI:24; VII:17 и дал.). Жена прелюбодейная, оставляя руководителя (Вульг. ducem) или друга (евр. аллуф) юности своей, нарушает тем завет Бога своего (ст. 17): воззрение это весьма характерно для библейского представления, прежде всего, брака, а затем и завета с Богом (берит элогим). В отношении брака Ветхий Завет проводит то идеальное воззрение, что брак есть теснейший союз, союз дружбы и любви, заключенный между мужем и женой (Иоил I:8; Мал II:14), — заключенный притом пред Богом, т. е. с соблюдением известных религиозных обрядов (как справедливо утверждает Эвальд к ст. 17). Но затем этот союз, в силу нравственной высоты, в силу почивавшей на нем освящающей силы Божией, служит по библейскому представлению образом союза или завета Бога с Израилем (ср. Иер III гл.; Ос I–III).

Законный брак, таким образом, есть союз, заключенный не только пред Богом, но — в смысле таинственном и с Богом. Всем этим пренебрегает прелюбодейная жена (17), а потому удел ее и всех обольщенных ею — преждевременная гибель (вследствие истощения сил, от неумеренных плотских наслаждений и под.)

20–22. Тем настойчивее и убедительнее взывает Премудрый к здравому смыслу (ср. ст. 11) и к совести слушателя — идти в жизни путем правды и добра (ст. 20). Из следования по этому пути для праведников проистекает истинное и высшее благо, обозначаемое Премудрым (ст. 21), как и в псалмах (XXXVI:9), — согласно общей ветхозаветному библейскому еврейству любви к Обетованной земле или Ханаану — Палестине, — пребыванием или обитанием на земле (этот образ выражения из Ветхого Завета и в Евангелии — Мф V:5). Напротив, ожидающая нечестивых гибель представляется в конкретном образе истребления с земли (ср. Пс XXXVI:9; Иов XVIII:17).

1–4. Предостерегая ученика своего («сын мой») от подражания людям развращенным (II:10–19), Премудрый, прежде всего, увещает его (ст. 1) не забывать его, учителя (море, меламмед, V:13) учения, закона (тора) и хранить все отдельные заповеди (мицвот) этого учения (разумеется, учение о мудрости и благочестии). Для поощрения же ученика к исполнению своих наставлений, Премудрый обещает ему награду за исполнение их — долгоденствие и благоденствие, подобно как и в Пятикнижии эти блага часто обещаются исполнителям закона Моисеева (напр., Исх XX:12; Втор VIII:1; XXX:16 и др.). Такая награда отчасти есть благодатный плод благословения Божия, почивающего на ревнителях истинной мудрости и чистого благочестия, отчасти же представляет отечественное следствие свойственного мудрым и благочестивым воздержания от всех пороков и страстей, расстраивающих внешнее благосостояние человека, подтачивающих его здоровье и сокращающих самую жизнь его. Определяя затем сущность закона или учения о мудрости — благочестии, Премудрый заповедует (ст. 3) хранить «милость и истину». евр.: хесед ве-эмет, греч.: 'ελεεμοσύνη και πίστις, Вульг.: misericordia et veritas. Оба понятия весьма часто в Ветхом Завете соединяются вместе (Быт XXXII:10; Пс XXIV:10; XXIX:11), так и в книге Притчей (III:3; XIV:22; XVI:6; XX:28 и др.) и могут обозначать как Божественную милость и благодать, и Божию верность завету с людьми, так и добродетели собственно человеческие: с одной стороны милосердие, сострадание к нуждающимся ближним, готовность помогать им в их нуждах, с другой стороны верность человека данным им обещаниям и обязательствам, готовность его воздавать каждому должное, — словом оба эти понятия, вместе взятые, выражают исполнение человеком своего морального долга в отношении ближнего, причем «милость» (хесед) основывается на чувстве братства всех людей и на сознании необходимости взаимной их солидарности как во внешней жизни, так и в деле духовного развития, а «истина» (эмет) означает внутреннюю устойчивость и правдивость, pectus rectum, прямо противоположную всякому лицемерию, мнимой святости, — стремление сообразовать всякую форму с существом дела. С точки зрения этих двух добродетелей определяется поведение человека в отношении ближних в последней части этой главы (ст. 27 дал.). Мысль о долге «милости и истины» должна быть постоянно присуща человеку. Заповеди эти, по образному выражению Премудрого, должны быть как бы повешенными на шее и написанными на сердце человека, подобно тому, как у библейских евреев был обычай носить на груди (на шнурке) печать с начертанием собственного имени и достоинства (Быт XXXVIII:18; Песн VIII:6), а позднейшие евреи с целью помнить заповеди закона Божия носили и носят на руках и на лбу так называемые филактерии или тефиллины, буквально понимая слова Моисея (Исх XIII:16; Втор VI:8; XI:15: Мф XXIII:5). Неуклонное хранение «милости и истины» будет иметь следствием милость Божию и любовь от людей (ср. 1 Цар II:26; Лк II:52) к человеку, всегда хранящему на скрижали сердца (по сердечному влечению, ср. Иер XXXI:33), а не по внешнему лишь повелению, долг любви и справедливости. Этот мотив нравственной деятельности человека — похвала и одобрение от Бога и людей — часто выставляется в книге Притчей. Но так как суждения людей могут быть и ошибочны, то Премудрый далее выше всего ставит всецелую преданность человека Богу, и требует от человека, во 1-х, внутреннего посвящения Богу в смирении (ст. 4–8), а затем и всецелой готовности жертвовать для Бога внешним достоянием и предавать в Его руки внешние судьбы свои (ст. 9–12).