5–8. Кто истинно верует в Бога, Творца и Промыслителя мира, тот не может в своей деятельности полагаться только на свои силы; напротив, истинно верующего отличает прежде всего твердое упование на милость и благодать Божию, всецелая преданность и верность Богу (ст. 5), причем самонадеянность, желание обеспечить себе благоденствие одними своими силами, не может иметь места (ср. Иер IX:23; Пс XXXVI:3 сл., CXVIII:8–9). Только при условии смиренной преданности воле Божией человек может бодро встретить и все испытания житейские. Но для этого человек должен именно «знать» Бога во всех путях своих (ст. 6), т. е., быть всецело проникнут мыслью о Боге (ср. Пс I:6); тогда и Бог «направит» («уравняет» — по более точному перев. архим. Макария) все пути человека на служение нравственным целям, истине, правде, добру. Но такое направление человеческой воли возможно только в том случае, когда человек, совершенно отказываясь от всякого самомнения и самопревозношения (7а, сн. Еккл VII:16; Рим XII:16), в основу своей деятельности положит страх Божий и вытекающее из него уклонение от всякого зла (7б), в чем и заключается истинная мудрость жизни (ср. I:7; Иов XXVIII:23). Мудрость — благочестие, необходимо соединяющееся с страхом Божиим и удалением от зла, спасительно не только для души, но и для дела (ст. 8), поскольку страх Божий и опасение впасть в грех удерживают человека от разного рода излишеств, разрушительно действующих на тело.

9–10. Честь Господу со стороны человека должна быть воздаваема не одним смирением, благоговением и страхом пред Ним, не одним удалением от греха, — вообще не одними лишь духовными средствами Богопочтения, но и материальными, внешними делами благоугождения Богу, к числу которых в Ветхом Завете относилась и обязанность каждого еврея посвящать Иегове первые произведения земли (Исх XXIII:19 сл., XXXIV:26; Лев XXIII:10–17; Чис XVIII:12–18; Втор XVIII:4 сл.; XXVI:2–10), равно как десятины от скота и всех произведений земли (Втор XIV:21 сл.; XXVI:12–14) и первородные из животных (Исх XXII. 29; Чис XVIII:15–18). Так как во все времена от исполнения этого закона о теократических приношениях святилищу могло удерживать евреев опасение оскудения вследствие щедрости (ср. Лев XXV. 20). — то Премудрый, имея в виду обетование благословения Божия за ниспослание этого закона (см. Лев XXV:21–22), обещает усердному жертвователю изобилие хлеба и вина (ст. 10). Если в других местах книги Притчей вообще мало говорится об обрядовом законе, то принесение Иегове первых произведений земли было столь естественным обнаружением благодарности Богу за Его дары (в силу этого принесение напр., десятины Богу было обычаем еще до Моисея (Быт XXVIII:22); равно как обычай жертвовать Богу первые и лучшие произведения был широко распространен и у др. древних народов), что Премудрый не мог обойти молчанием столь непосредственной формы выражения религиозного чувства, и увещает своего слушателя к ревности в соблюдении упомянутого закона, подобно как то же впоследствии делает пророк Малахия (Мал III:10–12).

11–12. Научая слушателя своего выражать преданность Богу, Богопочтение, еще и терпеливым перенесением посылаемых Богом бедствий, Премудрый сравнивает эти бедствия с тяжелыми для питомца приемами человеческой ветхозаветной педагогики: как эта последняя, по воззрению Премудрого (Притч XIX:18; XXIII:13), неизбежно включает систему физических воздействий (таково значение евр. мусар; греч. παίδια; лат. disciplina, слав. русск. наказание), так и всякого рода бедствия в руках, посылающего их Бога имеют педагогическую цель — воспитание в народе Божием и всех его членах истинной преданности Богу и верности Его завету (ср. Втор VIII:5, I:31; Пс CXVII:18; Плач III:33).

Только дети безрассудные пренебрегают уроками родителей, воспитателей и наставников, не вразумляются их мерами строгости. Таким детям уподобляются те, которые, принимая от рук Божиих наказание за свои грехи, не вразумляются, даже озлобляются против Бога. Предостерегая слушателей или читателей своих от подобного настроения, Премудрый поучает (ст. 12) видеть в посылаемых Богом бедствиях знаки отеческой Его любви к человеку, желающей отвести его от пути неправды и наставить на путь правды и добродетели. Вторая половина стиха 12 — несколько иначе читается в евр. масор., Вульг. и русск.; укеав эт бен ирце, quasi pater in filio complacet sibi, и благоволит к тому, как отец к сыну, — чем у LXX и слав.: μασιγοι δέ πάντα ύιον, όν παραδέχεται, биет же всякаго сына, его же приемлет. Ввиду того, что при чтении LXX слав. гораздо лучше удерживается параллелизм обоих половин 12-го стиха чем, при чтении еврейск. масор. т., — чтение LXX-ти заслуживает предпочтения (аналогию ст. 12 представляет Иов V:17–18), тем более, что это чтение буквально воспроизведено и в послании к Евреям, гл. XII ст. 6. Приведя в Евр XII:5–6 слова Притч III:11–12, священный писатель послания к Евреям в пояснение слов Премудрого присоединяет: «Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами, ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания…, то вы незаконные дети, а не сыны» (Евр XII:7–8).

13–18. Премудрый как бы поет целый гимн истинной мудрости, под которой здесь (ст. 13 и дал.), по связи с предыдущим (ст. 11–12), ближе всего разумеется опытное, основанное на терпеливом перенесении посылаемых Богом скорбей жизни, уразумение действия в них карающей, наказующей и вместе милующей руки Промысла Божия, — а затем вообще духовная и житейская опытность; источником и последним основанием такой мудрости служит и всегда остается всецелая преданность человека воле всеведущего и всеблагого Промыслителя — Бога. Мудрость (хокма, σοφία, sapientia) и благоразумие (тебуна, φρόνησις, prudentia) суть такие блага, для приобретения которых следует больше трудиться, чем сколько трудятся искатели золота и серебра, добывающие их в недрах земли и за дорогую цену покупающие местности, богатые золотыми и серебряными россыпями (ср. Иов XXVIII:15 cл.). Не могут идти в сравнение с благом мудрости и другие драгоценности, напр., драгоценные камни или что подобное, ценное лишь по внешнему блеску: все эти драгоценности украшают лишь тело человека, тогда как мудрость есть украшение души и духа. В средине ст. 15, а также в конце ст. 16 у LXX и в слав. имеются прибавки. В ст. 15 прибавка читается так: ούκ άντίτάσσεται αυτή ουδέν πονηρόν εύγωστόν εστίν πάσιν τοις έργάζουσιν αυτή, слав. не сопротивляется ей ничтоже лукаво, благознатна есть всем приближающымся ей. Хотя этой вставкой, по-видимому, несколько нарушается естественный параллелизм речи в ст. 15, однако общая мысль приведенных слов о превосходстве истинной мудрости пред всяким земным благом, приобретенным неправедно, — и о привлекательности близкого знакомства с мудростью, вполне и хорошо согласуется с учением книги Притчей о премудрости. Впрочем, в некоторых списках LXX-ти (напр., в Комплют.) приведенные слова не читаются.