«Страх ночной» (ст. 8) — боязнь призраков и под. существовал у евреев с древнейших времен (Иов IV:14; Руфь III:8; Притч III:23–25; Пс ХС:5) до позднейших (Мф XIV:26).
Глава IV
1–7. Похвалы царя своей новобрачной. 8–15. Признание царя в своих чувствах к ней и новые похвалы ей. 16. Ответное слово невесты.
1. О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской;
2. зубы твои — как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними;
3. как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими;
4. шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных;
5. два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.
6. Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама.
1–6. Для изображения красоты невесты священный поэт соединяет в один образ многочисленные и разнообразные черты и штрихи природы, причем последние решительно преобладают над чисто человеческими чертами и отнюдь не суть puncta comparandi, а именно принадлежат образу невесты, как особенно видно из ст. 12–15, где штрихи природы без посредства сравнительной частицы прямо представляются предикатами невесты. Здесь именно, как и в других частях книги, оправдывается воззрение проф. Олесницкого, что центр тяжести содержания Песни Песней лежит не в изображении человеческой личности и ее фигуры, а в изображении палестинской природы в библейский период, период обилия естественных благ и развития материальной и духовной культуры в стране обетованной. «Если доселе обетованная земля изображалась только в ее отношениях к солнцу и в неясных еще чертах, то теперь, в период полного ее летнего цветения, она описывается сама для себя, и притом в чертах неприкровенных. Красота изображаемой здесь невесты состоит в стадах коз лучшей галаадской породы, в стадах многоплодных овец, в садах гранатовых дерев и всяких благовонных кустарников, и получивших теперь особенную прелесть источниках живых вод, текущих с гор; невеста дышит медом и молоком и благоухает благоуханием Ливана и запахом благословенных Богом полей, прибавляет мидраш (4, 11) на основании Быт ХXVII:27» (проф. Олесницкий, с. 373).
Таков общий смысл и таково общее содержание рассматриваемой (IV-й) главы. Далее, пояснения требуют отдельные выражения, особенно в местах, бывших не вполне понятными уже для древних переводчиков книги, и потому далеко неодинаково переданных разными переводами.
Глаза твои голубиные (ст. 1), точнее с евр.: глаза твои — голуби, — выражение, буквально повторяющее стоящее ранее I:14. Но здесь при нем стоит новое определение — евр. миббаад лецамматех, повторяющееся (в несколько другом сочетании) еще два раза ст. 3 данной главы и ст. 7 гл. VI-й. Выражение это было непонятно уже для LXX, передавших его во всех трех местах темным и неопределенным выражением: 'εκτός τής σιωπησεώς σον, слав. кроме замолчания твоего. Столь же неопределенно передается это место в Вульгате: absque eo, quod intrinsecus latet (IV:1, 3) или: absque occultis tuis (VI:7). Таким образом, и LXX и Вульгата сообщают рассматриваемому месту смысл метафорический, но выражают его слишком неясно. Мидраш (s. 103) считает слово миббаад арабским, соответствующим евр. глаголу арах идти, но и это словопроизводство не дает определенного смысла; притом ближе искать аналогии слову цамма в халд. дамам или цамцам покрывать. Поэтому не вполне удачен и русский синодальн. перевод: «под кудрями твоими». Правильнее понимать цамма в смысле «покрова», «покрывала», какое значение это слова, несомненно, имеет в Ис XLVIl:2, и все выражение переводить с архим. Макарием: «из-под покрывала твоего».
Волосы невесты сравниваются (ст. 1) со стадом коз на горе Галаадской. Галаадом (ср. Onomast. 318) в Библии называется вся страна к востоку от Иордана, от потока Арнона до южных склонов Ермона (Втор ХXXIV:1; Нав ХХII:9, 13, 15; Суд XX:1), а также, частнее, горная местность от Ярмука до возвышенности Есевона в отличие от равнины Васана (Нав XVII:1, 5; 4 Цар X:33); в тесном же смысле Галаадом назывались отдельные горные кряжи, напр., Быт XXXII:21, как нынешние: Джебел Джил'ад, к югу от Иавока, Джевел Аджлун и др. Галаад вообще и особенно гористая часть его были годны для скотоводства, и скота здесь всегда водилось много (Чис XXXII:1; Иер L:19; Мих VII:14). Водились здесь во множестве и козы. Сравнение волос с стадом коз имеет целью отметить их черный, блестящий цвет и шелковистую мягкость. Напротив, белизна зубов (ст. 2) поясняется сравнением с волною белых (ср. Ис I:18) и гладко выстриженных, и предварительно вымытых овец.
Под башней или столпом Давида, с которым сравнивается, вероятно, относительно стройности и гладкости, шея невесты (ст. 4), разумеется башня, назначенная быть своего рода арсеналом и построенная Давидом где-либо на Сионском холме. Назначение башни обозначено евр. словом леталлийот. LXX не поняли значения этого слова и оставили его без перевода: εις θλπιώθ; Vulg.: cum propugnaculis. Но еще р. Кимхи указал на родство второй части этого евр. слова с пэ уста, plur. пийот, острие меча (ср. Притч V:4; Суд III:16); если же первую часть слова сблизить с глаголом тала вешать, то вполне можно будет принять перевод архим. Макария: «столб Давидов, сооруженный для вешания оружий».
Слова ст. 6 являются вполне параллельными ст. 17 гл. II-й и представляют как бы ответ жениха на высказанное там предложение невесты.
7. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!
7 стих составляет заключение первой половины главы и содержит в себе обобщение высказанных доселе похвал совершенствам невесты: здесь она представляется свободною от всякого недостатка или порока и полною всех совершенств. Это изображение невесты отразилось на представленном у св. апостола образе совершенства Церкви (Еф V:27), а в церковно богослужебном употреблении, как было уже упомянуто, перенесено было на чистейший образ Пренепорочной Девы Богоматери.
8. Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых!
8–15. Одушевленный любовью к невесте, жених настоятельно призывает ее к себе «с Ливана, с вершин Аманы, Сенира и Ермона — от логовищ львов и барсов» (ст. 8), т. е. оставить дикие и величественные горные возвышенности, близкие к ее родине — г. Сонаму и стремиться жить единою с ним жизнью. Горы, названные в ст. 8, представляют отдельные горные кряжи в горной цепи Ермона (или Аермона) и Ливана, причем Ермон есть еврейское название, соответствующее финикийско-хананейскому Сенир (Втор III:9; Onomast. 30). Слову Амана у LXX-ти придано нарицательное значение: από αρχής τής πίστεως, слав. из начала веры, что, по мнению проф. Олесницкого, оправдывается записанным в книге Еноха преданием о том, что первые верующие в человечестве жили на горах Ливана (с. 47).