— Нет, — ответила Элен.
— Может быть, у вас есть какое-нибудь предположение о том, кто он или где находится?
— Нет, — снова ответила Элен, думая, что лучше бы ей провалиться сквозь землю.
— Так. Но может быть, у вас есть какая-нибудь более или менее обоснованная версия?
— Нет. Но… но я думаю, что он прячется за деревьями.
Симона с трудом подавила смех, даже мисс Варрен улыбнулась.
— Благодарю вас, мисс Кейпел, — сказал профессор.— Я думаю, полиция может подождать до завтра.
У Элен упало сердце. Опять «завтра»! Но она боялась ночи, которая отделяла ее от завтрашнего дня.
Профессор, который, казалось, сжалился над ней, сказал ей тоном заботливого хозяина:
— Ну а теперь, мисс Кейпел, будьте так добры, сообщите о моем решении миссис Оутс и сестре Баркер,
— Конечно, — заверила его Элен.
— Я думаю, бабушка не знает об убийстве? — спросил Ныотон.
— Нет, — ответила мисс Варрен. — Ни она, ни сестра Баркер не могли ничего узнать. С того времени, как доктор Перри рассказал нам об этом убийстве, только я была наверху. А мне бы, конечно, даже в голову не пришло беспокоить ее.
— Она ни в коем случае не должна знать, — приказал профессор.
Холл был пуст, когда Элен проходила наверх. Звонки и стук прекратились Профессор истощил терпение полиции, представленной на этот раз одним-единственным полицейским. Промокнув под проливным дождем, он сделал свой вывод из закрытых ставнями окон и решил вернуться утром. — По всей видимости, страх перед маньяком закрался не только в коттеджи, но и в такие большие дома.
Дойдя до кухни, Элен, к своему удивлению, обнаружила, что не может войти, потому что дверь заперта, Вначале миссис Оутс даже не ответила на ее стук, но потом на матовом стекле двери показалась огромная уродливая тень, и замок щелкнул.
Перед Элен стояла миссис Оутс с заспанными глазами и покрасневшим лицом.
— Никак не могла найти дверь, — объяснила она.
— А вы не боитесь ложиться спать с запертой дверью? — поинтересовалась Элен. — Предположим, на вас загорится платье, а мы не сможем попасть к вам.
— Сможете. Здешние ключи подходят ко всем дверям, но их не повернешь, потому что никто ими не пользуется.
— Конечно, — сказала Элен, — дверь закрывают на замок, только если остаются одни в целом доме или в гостиницах. Я в жизни не закрывала свою дверь на ключ.
— На вашем месте сегодня ночью я бы смазала маслом ключ и заперла дверь.
— Какая польза от этого! — засмеялась Элен.— Ведь к замку подойдет любой ключ.
— Но другие ключи заржавели, — объяснила миссис Оутс.
Когда Элен передала приказание профессора, миссис Оутс презрительно тряхнула головой:
— Большое спасибо его милости. Открывать дверь — это не мое дело и никогда не было моим делом.
Миссис Оутс начала отступление в глубь кухни, но Элен ухватила ее за рукав.
— Пожалуйста, миссис Оутс, не запирайте дверь,— попросила она. — Мне страшно будет даже подумать, что я не смогу попасть к вам. Сегодня я боюсь, как последняя дура. Я ведь надеюсь на вас больше, чем на кого-нибудь другого в этом доме.
— Верно. — Миссис Оутс агрессивно выпятила нижнюю челюсть. — Если кто-нибудь пролезет в дом, я разобью ему башку.
Несколько успокоенная этим, так ярко выраженным, заверением Элен поднялась по ступенькам и направилась к Синей Комнате, которая приобрела в ее глазах свою прежнюю притягательную силу. Дверь приотворилась на дюйм, обнаружив сестру Баркер, которая, казалось, поджидала Элен, прислушиваясь к ее шагам.
— Мне нужно кое-что рассказать вам, — прошептала Элен. — Совершено еще одно убийство.
Сестра Баркер внимательно выслушала все детали. Она задала множество вопросов относительно характера Сервиден, ее обязанностей, ее любовников. Наконец она коротко засмеялась:
— Небольшая потеря для общества. Девицы такого сорта напрашиваются на это.
— Какой «сорт» вы имеете в виду? — спросила Элен.
— О, я знаю этот тип девиц. Можете мне не рассказывать… Потаскушка. Черные глазки, которые словно говорят каждому мужчине: «Пойдем в темный уголок», пухлые красные губы, зовущие к поцелую. Сплошная похоть!
Элен удивленно смотрела на сиделку, которая так подробно описала внешность убитой девушки, — ведь она ни словом не обмолвилась об этом, и та не могла видеть ее прежде.
— Вы раньше слышали о Сервиден? — спросила она.
— Конечно нет.
— Тогда откуда вы знаете, как она выглядела?
— Я знаю, как выглядят девушки из Уэльса.
— Но ведь они не все такие!
Сестра Баркер сменила тему:
— Что касается указаний профессора, то ко мне они не имеют никакого отношения. Открывать двери не входит в обязанности сиделки, и я, конечно, не стану рисковать жизнью и выходить из дома в такую бурю. Я не настолько глупа.
Элен почувствовала некоторое облегчение, когда сестра Баркер перешла к своему привычному самовосхвалению, стараясь подчеркнуть важность своей роли в доме.
Она прекрасно вписывалась в границы определенного типа представителей рода человеческого — правда, довольно неприятного, но совершенно обычного,— с которым Элен уже приходилось встречаться. Все это не согласовывалось со зловещим образом, нарисованным миссис Оутс, — полуночная злодейка, крадущаяся вниз по лестнице, когда в доме все уснули, чтобы впустить убийцу.
— Сестра!
Услышав уже знакомый Элен бас, сиделка повернулась к девушке:
— Я хочу спуститься в кухню и кое-что приготовить. Вы сможете остаться с ней на минуту?
— Конечно, — ответила Элен.
— Больше не боитесь ее? — спросила сестра Баркер. — Когда вы успели стать такой храброй?
— Это было глупо, — призналась Элен. — Я немного устала. Но теперь совершенно ясно чего бояться и как с этим бороться, и всякие фантазии ни к чему.
Девушка, входя в Синюю Комнату, ожидала, что леди Варрен будет ей рада. Но казалось, старуха забыла о своем интересе к Элен,
— Что это был за стук? — спросила она.
— У вас очень чуткий слух, — пробормотала Элен, пытаясь придумать какое-нибудь объяснение.
— Я прекрасно вижу, слышу, определяю на запах, на вкус и на ощупь, — резко сказала леди Варрен. — Лучше, чем вы. Вы можете сказать, какая разница между непрожаренным бифштексом и настоящим бифштексом с кровью?
— Нет, — ответила Элен.
Следующий вопрос был куда менее приятным:
— А вы можете целить в глаз человеку и попасть, не промахнувшись?.. Что это был за стук?
— Это был почтальон, — сказала Элен, прибегая ко лжи, лишь бы не нарушить приказание профессора. — Оутса услали за кислородом, как вы знаете, я была далеко и не слышала. Короче вышло так, что открыть ему было некому. Все считали, что это не их дело.
— Ну и порядки в моем доме! — возмутилась леди Варрен. — И нечего смотреть на меня. Это все еще мой дом. У меня слуги ходили в ливреях… Но они все ушли… Слишком много деревьев…
Голос ее звучал грустно и жалобно, и Элен поняла, что старуха вновь вспоминает прошлое.
Но в то время как Элен умилялась, глядя на старуху, пережившую свое время, та вдруг доказала, что живостью и остротой ощущений в несколько раз превосходит Элен, потому что прежде, чем Элен услыхала шаги в коридоре, глаза старухи широко раскрылись в ожидании.
Дверь Синей Комнаты открылась, и вошел профессор.
Элен с интересом заметила, как действует инстинкт пола даже на краю могилы: леди Варрен встретила своего пасынка совершенно не так, как встречала женщин.
— Наконец-то ты снизошел до меня, — воскликнула она. — Сегодня ты поздно, Себастьян.
— Простите, матушка, — извинился профессор. Он остановился, высокий, прямой и чопорный, около кровати в тени синего балдахина. — Не уходите, — прошептал он, обращаясь к Элен. — Я не пробуду у нее долго.
— Почта сегодня тоже запоздала, — небрежно заметила леди Варрен.
Элен почувствовала еще большее уважение к уму профессора, когда он сразу же понял, в чем дело.