Мито глянул в сторону стола и увидел Левана. Леван, почувствовав на себе взгляд Мито, тоже посмотрел на него. Они долго смотрели друг на друга. Мито вынул из кармана скомканный рубль, бросил его на прилавок и, не оглядываясь, вышел из ресторана.

Потом Кириле дал всем понять, что уже поздно и ему пора закрывать. Сидящие за столом вначале не обратили внимания на его слова, но затем по одному стали подниматься из-за стола и постепенно разошлись.

Как только Мари пришла в больницу, ей сказали, чтобы она зашла к директору.

Мари поднялась на второй этаж и приоткрыла дверь кабинета.

— Можно?

Директор кивнул.

— Садитесь! — сказал он Мари.

Мари продолжала стоять.

— Нам необходимо серьезно поговорить о вашем поведении, — сказал он, — весьма серьезно.

— В чем я провинилась? — спросила его Мари.

Она вся напряглась, чувствуя, что сейчас услышит что-то неприятное.

— Я в своем учреждении беспорядка не потерплю, — сказал директор. Он говорил быстро, как бы стараясь сразу высказать все. — Наша больница — образец для всего района!

— Да, но…

— Мне очень жаль, но я обязан сказать, что ваше поведение далее нетерпимо.

— Какое поведение?

— Вы прекрасно знаете, какое!

— Я не знаю.

— Мне больше нечего добавить!

— Да, но…

Директор стоял у окна, он избегал взгляда Мари и стучал пальцем по стеклу. Затем он повернулся, рассерженный, что Мари не догадывается о том, как трудно ему говорить с ней об этом, сурово произнес:

— Да, да!.. — Этим он словно поставил точку.

Мари не двигалась с места и только беспомощно улыбалась. Она не верила, что все происходящее было явью, и словно ждала, что директор улыбнется ей и скажет, что он пошутил.

— А кроме того, — сказал директор, — кроме того…

Он не закончил фразы, вынул папиросу и закурил.

Потом сел за стол, бросил папиросу в пепельницу и выдвинул ящик стола. Пошарив рукой среди бумаг, он выбрал из них одну и сказал:

— Я получил письмо… — И подал листок Мари.

Мари не сделала ни шагу, чтобы взять письмо.

— Это от жены Мито, вот прочтите.

— Не хочу! — Мари резко вскинула руку, словно защищаясь. — Не хочу!

— Читайте, читайте!

Мари, побледнев, смотрела на директора. Он опустил руку с письмом, снова взял в рот потухшую папиросу я зажег спичку. Мари теперь видела только зажженную спичку и ничего больше. Пламя постепенно разгоралось и увеличивалось…

— Скажите, что мне делать? — сказал директор. — У Мито жена и дети, что же будет с ними? Допустим, что вы любите его, но ведь и они же его любят? Мы не можем быть ни на чьей стороне. Тут главное — закон! Как мне поступить? Как вы мне подскажете, так я и поступлю.

Мари молча повернулась и вышла из кабинета.

В эту ночь Мито пришел к Мари, но она ему не отворила. Он долго стучал, звал, шептал ей что-то, но она его не впустила.

Прислонившись к дверям, Мари плакала.

Не открыла она ему и на другую ночь. Тогда Мито подстерег ее на улице, но она не остановилась, не стала говорить с ним и убежала.

Так прошла неделя, за ней вторая…

В один из воскресных дней случилось то, чего никто не ожидал. В этот день шел дождь. На базаре между рядами стояли большие лужи. В конце базара торговали вином. Там-то и расположился Мито с дружками-шоферами. Укрывшись под навесом от дождя, они сидели на прилавке, пили из банок вино. На мокром обрывке газеты лежали соленые помидоры и хлеб. В это время показалась Мари. Осторожно обойдя лужу, она остановилась там, где продавали зелень. В одной руке она держала полную сумку, в другой зонтик. Войдя под навес, она сложила зонтик и начала выбирать зелень. Мито был уже пьян. Спрыгнув с прилавка, он зашатался и ухватился за столб. Немного постояв и поглядев на Мари мутным взглядом, он обернулся к товарищам и сказал, что скоро вернется.

Мари покупала зелень, зонтик и сумку она положила возле вороха зелени.

— Разве такую зелень надо выбирать? — обиженно проговорил продавец. — Вы же видите — вся зелень свежая, стебелек к стебельку!

— Вижу, — отозвалась Мари, — потому и покупаю.

— Я Для того говорю, дочка, чтоб ты под дождем не мокла.

Мари взглянула на продавца. Это был высокий крестьянин с белой бородой. В руках он держал трубку с длинным мундштуком. Одет он был в старую шинель, на лацкане чернела траурная ленточка с фотографией молодой женщины, Мари открыла сумку и обратилась к продавцу:

— Ну тогда вы сами дайте мне пучок лука.

Старик улыбнулся:

— Выбирай сама, дочка, я тебе не мешаю!

Он положил лук ей в сумку. Мари протянула старику деньги, раскрыла зонтик и ушла.

Мито догнал Мари, схватил ее за локоть и повернул к себе:

— Здравствуй, Мари! — беззаботным тоном обратился он к ней.

— Здравствуй! — холодно ответила Мари.

— Куда это ты пропала, разве так можно? — Мито улыбался и старался ухватить папиросу из открытой коробки. Папиросы сыпались в лужу. Так он и рассыпал всю коробку, не взяв ни одной штуки. Затем он швырнул коробку в сторону. — Показал бы я тому, кто их укладывал, эти чертовы папиросы! — выругался он.

Мари было ужасно стыдно. Ей казалось, что на них смотрит весь базар. Она не могла сдвинуться с места. Она видела, как Мито шарил в коробке, и делала вид, что ей очень интересно, вытащит он папиросу или нет, но после того, когда он вышвырнул коробку, Мари сказала ему:

— Я должна идти.

— Идти? Куда?

— Я спешу.

— Спешишь, ах, ты спешишь?

— Да, спешу.

— Значит, спешишь?

— Я ухожу, до свидания.

— Подожди! — Мито подошел к ней совсем близко, заглянул в глаза и сказал: — Значит, ты ничего не помнишь, значит, ты спешишь? — Затем, выхватил из сумки Мари луковицу, он взмахнул ею в воздухе. — Значит, бежишь? Убегаешь?

Зеленый свежий стебель блестел, как лезвие ножа.

Мари попятилась назад. Мито наступал на нее, цедя сквозь зубы:

— Ты все забыла? Все?

Мари показалось, что не только люди, но и все окружающее, навострив уши, приготовилось слушать их.

— Нет, — закричала Мари. — не говори этого!

Она едва удержалась, чтобы не прикрыть ему рот рукой.

— Не говорить? Значит, не говорить?!

— Замолчи! — снова закричала Мари, пытаясь убежать, но Мито схватил ее за руку и остановил. — Оставь меня, — Мари почти плакала. — Пусти!

— Отпустить, да? Хорошо…

Он крепко держал ее за плечи, тряс изо всех сил и кричал:

— Уходишь, да? Уходишь? Уходи! Уходи!

Мари уронила сумку и зонтик. Красная хурма покатилась по земле.

Внезапно Мито отпустил ее, и Мари, не устояв на ногах, опустилась на колени и затем упала вперед, в лужу. Это все произошло так неожиданно, что никто не успел ей помочь.

Мито вдруг отрезвел и протер глаза, как бы очищая от присохшей к ним грязи. Он бессмысленно огляделся по сторонам, махнул рукой и ушел.

Не пройдя и десяти шагов, он снова обернулся, хотел что-то сказать, но не смог.

Леван обо всем узнал поздно. Он был удивлен и не хотел верить. Возвращаясь домой, он зашел к Мари. Мари сидела в полутемной комнате за столом. Леван присел на стул рядом. Он молчал, молчала и Мари. Так они долго сидели молча. Леван взял руку Мари, чтобы она почувствовала, что он с ней. Рука у Мари была безжизненная, слабая. И вдруг Левану захотелось открыть дверь и показать всему городу, что он вместе с Мари, потому что жалеет ее.

— Никто не живет на звездах, — начал он тихим, дрогнувшим голосом. — Никто! Жизнь существует только на земле, только здесь можно дышать. И ничего не поделаешь, за это приходится дорого платить. Вот ты хорошая девушка, любишь мечтать, а мечты похожи на полет. А разве тот, кто летает, не должен помнить, как больно падать на землю. Мари, раньше и я думал, что на земле существует только день, потому что ночью я спал безмятежным сном. Но потом я увидел и ночь. Это когда мы не видим, как смеются и плачут другие, когда мы становимся жестокими. Но жизнь, и днем и ночью, существует только на земле. Не плачь, не надо, никто не живет на звездах…