Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Магда кивнула ему и сделала какой-то смешной реверанс. Кукури это нисколько не обескуражило, а вот Эленэ укоризненно покачала головой:

— Магда! Магда!

Наконец Кукури увидел Зазу.

— О-о, очень приятно! Очень!

— Заза Кипиани! — пожал он протянутую ему руку.

— Знаю! Знаю! Мы же знакомы!

— Нет! — Ни один мускул не дрогнул на лице Зазы.

— Как же нет, как же нет! Очень рад вас видеть!

Видно было, что никакая неловкая ситуация Кукури не смутит, не собьет с лица его вежливой, услужливой улыбочки и выражения почтительного внимания.

— Пошли в комнату, — сказал Георгий Кукури, — здесь мы мешаем детям!

«Детям!»

— О дети, дети! — сказал Кукури. — Наша надежда! — он посмотрел на Зазу.

Наконец они вошли в комнату. Заза услышал, как Кукури сказал Георгию:

— Меня интересует только ваше мнение. Пусть говорят, что хотят, для меня главное — ваше мнение. Если скажете мне, что это нехорошо, я поверю без колебаний.

— И этот человек писатель? — вырвалось у Магды.

— А что такое? — почему-то вспылил Торнике.

— Ничего.

Заза понял, почему злится Торнике, ирония, прозвучавшая в вопросе Магды, распространялась и на его отца.

— Человека нельзя судить по наружности!

— «Анатомия — это судьба», — сказала Магда.

— Вот, например, Бадри, — Торнике собирался что-то сказать, но его остановил предостерегающий возглас Лизико:

— Торнике!

— Да, о человеке нельзя судить по наружности, — повторил Торнике.

— Мне пора, — сказал Заза, — я пошел!

— Успеешь, я же сказал, автобус ходит до двенадцати, — лениво отозвался Торнике.

Торнике хотелось спать.

— А теперь как раз начало двенадцатого, — Заза встал, — я пойду!

— Мы тебя проводим! — вскочила Лизико.

— Зачем меня провожать! — засмеялся Заза.

— Не бойся, его не похитят! — сказал Торнике.

— А нам хочется его проводить, — Магда высоко подняла свой фонарик, — я пойду впереди.

Заза обрадовался, и не потому, что до остановки автобуса было добрых два километра и ему не придется идти одному, а потому, что эти слова были сказаны Магдой.

— Мамочка, мы пошли! — крикнула матери Лизико.

Эленэ вышла из комнаты.

— Зазико, ты уже уезжаешь?

— Да, хочу вас поблагодарить.

— Не опаздывайте, дети, — сказала Эленэ и вернулась в комнату, где Кукури, вероятно, читал новый вариант своей пьесы.

Они шли в темноте, впереди Магда с фонариком, за ней Лизико под руку с Зазой, шепча ему на ухо: неужели ты не знаком с Бадри Элиава? Он баскетболист, член сборной олимпийской. Ты знаешь, какой он хороший парень? Он отдыхает по соседству с нами. Вернее, здесь его родители, а он приезжает на своей «Волге». Все девушки сходят по нем с ума. А какой он красивый!

Заза шагал, опустив голову, и слушал Лизико. Эта девчонка, которая выросла на его глазах и которую он любил, как сестру, в эту минуту была ему ненавистна.

Возле почты стоял пустой автобус: никого, кроме шофера и кондукторши.

Заза поднялся в автобус.

— До свидания!

Провожающие помахали ему. В это время перед ними резко затормозила «Волга». Из нее вышел высокий парень. Лизико, Магда и Торнике сели в машину. Причем Магда села впереди, рядом с парнем.

«Вот почему она хотела провожать меня!» — подумал Заза.

— Поехали? — спросил его громко шофер, словно в Кикети он приехал только для того, чтобы увезти Зазу.

«Да, поехали…»

«Волга» двинулась по подъему. Заза опустил в карман руку и вытащил пачку сигарет, вместе с сигаретами он достал фотографию. Заза удивился: это была та самая карточка, которая лежала в книге Лизико. Как же она здесь очутилась, у него и в мыслях не было класть ее в карман!

— Сейчас хорошо бы холодного арбуза, — вздохнул шофер.

— Да, — рассеянно отозвался Заза.

Свеча… Мама

Заза погасил свет и лег. Хоть он и не видел снега, всем существом чувствовал, что он идет, валит, опускается на землю.

«Может быть, я представляю себе жизнь совсем другой, чем она есть на самом деле!» — думал Заза.

Заза очень ясно увидел густые серые тучи, он с усилием раздвигал их в стороны, пробивая себе путь, словно шел сквозь колосья, отяжелевшие от дождя. Внезапно он почувствовал, что ступил на обледенелую землю. Вокруг ничего не было видно — падали густые хлопья снега.

Заза шел, сам не зная, зачем и куда идет. Затем он увидел поезд. Поезд с освещенными окнами стоял посреди голого поля. Заза поднялся в вагон, ему было холодно, и он хотел согреться. Вагон был пуст. Заза прошел дальше — во второй, третий, и нигде никого.

Только в последнем вагоне у стены стояло большое старинное зеркало в позолоченной раме… Зеркало было завешено простыней, Заза отодвинул простыню, и сердце у него подскочило от страха: из глубины зеркала на него смотрел уважаемый Валериан!

Заза открыл глаза. В комнату проникал отблеск снега. Заза встал и прижался лбом к замерзшему стеклу. В доме напротив свет горел только в одном окне, крайнем, на третьем этаже. Это освещенное окно выглядело так сиротливо, будто оно светилось в совершенно пустом доме.

За окном мелькнул чей-то силуэт.

«Ага! — почему-то обрадовался Заза. — Тебе тоже не спится!» Ему показалось, что он знает того, кто стоит у окна, и даже почувствовал к этой тени нечто вроде нежности. Наверно, потому, что не он один, еще кто-то не спал в эту снежную полночь.

«Что случилось? — спросил он. — Что тебе приснилось?»

Он вслушался в тишину, ждал ответа от того, другого! Тот подошел к окну и тоже прислонился лбом к стеклу.

— Что, снег? — спросил его шепотом Заза, считая почему-то, что шепот будет услышан вернее. Потом силуэт удалился от окна, и вскоре свет погас.

«Платан, что стоял у ворот, засох. Мать собрала листья — готовится к твоему приезду. Ты ведь любил этот платан? Теперь все стены увешаны сухими листьями, У матери болят ноги, и она не встает с постели…» Это письмо он месяц назад получил от брата.

Странно, почему он сейчас вспомнил об этом, да еще так точно, будто учил его наизусть. А на самом деле письмо он прочел только раз и тут же забросил его в ящик.

Мамия работал в районе учителем. Когда он окончил институт, его послали на работу в поселковую школу. Там он и женился, у него уже двое детей, мать си забрал к себе: мать часто болеет, и мы за ней лучше присмотрим. Мать тревожилась, что Заза в Тбилиси один, но она и внучат оставить не могла, невестка, жена Мамии, работала, преподавала в школе французский. Заза старался успокоить мать, говорил, что ни в чем не нуждается, что не маленький. Но переубедить мать было не так-то просто.

— Вот когда ты женишься, — говорила она, — я вернусь в Тбилиси и буду присматривать за твоими детьми.

Заза со всей ясностью представил старшего брата. Лицо с запавшими щеками и поблекшими висками. Глядя, как он держится, как одевается, ни за что не скажешь, что Мамия родился и вырос в городе.

— Что с тобой, Мамия? — крикнул он брату. — Что случилось?

— Ничего… Старею!

— Ты что, сдурел, какое время стареть?

— Ты забыл, что я на восемь лет старше тебя…

— Большое дело! — и Заза резко перевел разговор: — Как мать?

— Болеет… на ноги жалуется…

— И у вас там идет снег?

Заза не расслышал ответа.

«Снег идет? Снег?» — твердил он про себя вопрос, будто не верил собственным глазам, и для того, чтобы убедиться, ему требовалось, чтобы это подтвердил кто-то другой. Человек обычно не доверяет своим глазам и ушам, а вот когда ему скажет кто-нибудь, тогда он и увидит, и услышит. Потому-то и вызывает жалость одинокий человек: как ему разобраться в том, что творится на свете? Человек смотрит на мир тысячью глаз, и если лишить его их, оставить только при своей паре глаз, он ослепнет!

«Мамия сейчас спит, — думал Заза, — встает он с петухами и, конечно, снов не видит — ему не до снов! А я своими расспросами мешаю ему спать».

113
{"b":"850623","o":1}