Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Тогда у меня ничего не останется!

— Глупости!

— Да, все кончится.

— Не дури.

— Я убежала из дому, потому что думала, что я совсем другая, не такая, как все. Я, как звездный мальчик, ненавидела своих родителей. Мне казалось, что я не могу жить с ними. Если эти люди правы, значит, я неправа… Я обманывала других, и все было у меня выдуманное и фальшивое: и вязанье, и слезы за кулисами. Все.

— А я верю, что выйдет!

— Ты думаешь, я брошусь в Куру? Нет, ничего со мной не случится, просто я буду презирать себя за то, что лгала себе и обманывала других.

— Хватит об этом!

— Куда я могу уйти, — начала снова Нинико, — некуда мне уходить. Знаешь, теперь в театре меня все ненавидят, главным образом мои сверстники. До этого я для них для всех была горячо любимой Нинико и исполняла бессловесные роли. Теперь же я — Офелия! Все думают, что это по милости Торнике. Представляешь? Хотя… Может, это так и есть. Может, и ты из-за Торнике делаешь это? Скажи мне, скажи, не скрывай от меня!

— Ты что, совсем спятила?

— Хотя Торнике умоляет меня оставить театр. Элеоноры Дузе из тебя все равно не выйдет, говорит он мне. Я же не могу кричать, не могу каждому доказывать, что я справлюсь с этой ролью, что я… я…

Видно, горечь подступила к самому ее сердцу, она не могла продолжать дальше. И у Зазы невольно вырвалось:

— Что ты похожа на Офелию, да?

— Что?

— Что ты похожа на Офелию…

— Вот видишь, и ты смеешься надо мной.

— Нет, я в самом деле так думаю… Офелия, наверно, была такая же…

— Такая же некрасивая? — прервала его Нинико с печальной улыбкой, но в голосе ее звучала надежда, потому что в глубине души она вдруг поверила Зазе.

— Да, такая же некрасивая, как ты! — твердо ответил Заза.

Сейчас он говорил правду. Офелия представилась ему худенькой, невзрачной девушкой. Он решился так прямо сказать Нинико, что она некрасива, потому что понимал — сходство с Офелией больше обрадует ее, нежели признание ее самой красивой девушкой в театре.

— Да. Офелия, наверно, не была красивой, — начал Заза, — худенькая, веснушчатая… Наверно, у нее были большие глаза, удивленные и печальные. Вообрази себе ангела во власти карьериста и льстеца или слепую — в одной камере с убийцами. Представь себе девушку, которая боится любви, потому что тот, кого она любит, сам насмехается над своей любовью. Представь себе мрачный Эльсинорский замок, бедный царский двор, а они явно были не богаты. Королеве, небось, приходилось штопать рубашки королю. Здесь я не вижу расфранченной и расфуфыренной царской челяди, не вижу шута — этого любимого шекспировского персонажа. Йорик скончался двадцать лет тому назад, после него другого шута не нанимали, значит, было не до веселья. Появление бродячих актеров вносит в замок оживление, пожалуй, это единственное развлечение. Представление посещает весь дворец.

Я вижу мрачные коридоры, витые каменные лестницы, факелы и летучих мышей в их свете, множество черных сталактитов. Ночами по опустевшим коридорам с писком бегают крысы. Офелия сидит перед узким окном, забранным решеткой, встревоженная и напряженная… Холодно, тускло мерцает тонкая свеча. Замок Эльсинор похож на эскимосскую хижину. Стены его из снега, из черного снега, окаменелого и еще более холодного, чем лед.

Погляди, ома вяжет так же, как и ты, и со страхом прислушивается к звуку шагов. Это по пустынным коридорам ходит одетый в черное, измученный бессонницей Гамлет, ходит как грядущее возмездие. Бродит бездумно и бесцельно, как лунатик. Офелия постоянно мечтает о цветах! Вероятно, потому и гибнет она с цветами в руках.

Нет, пи на одну минуту не допускай мысли о том, что она безумна! Нет… Как и у Гамлета, ее безумие было притворством, потому что, выросшая во мраке и одиночестве, она побоялась признаться, что увидела свет. На несколько веков раньше срока ее озарил тот свет, который зовется свободой, и она погибла, как гибнет под снегом ранний подснежник.

Офелия — тот же Гамлет, лирическая частица его души, которую Гамлет заглушал своим философским скептицизмом, скрывал и даже потешался над нею. И все же с великой болью он чувствовал, не мог не чувствовать, что это частица его души, без которой немыслима жизнь. Интересно и то, что Гамлет и Офелия напоминают нам больше брата с сестрой, чем возлюбленных. Это новый вариант Электры и Ореста. Это классическая пара, созданная человечеством для того, чтобы судить виновных родителей.

— Ты знаешь, как странно, — вдруг засмеялась Нинико, — мне всегда казалось, что ты мой брат.

Заза словно не расслышал этих слов и продолжал:

— Вместе с тенью Гамлета появляется Офелия со своими белыми цветами, теплом и нежностью.

— Появляется, чтобы потом снова вернуться в реку? — тихо спросила Нинико.

— В реку?

— Да, чтобы снова вернуться в реку! — повторила Нинико.

Так они разговаривали долго. Потом Нинико ушла домой. Зазе не хотелось уходить. Он поднялся на второй этаж в концертный зал. Дежурная узнала его и впустила. Играла Элисо Вирсаладзе. Зал был набит битком. Заза стал около стены. Он постарался напрячь все свое внимание, но усталые мысли разбегались и с трудом подчинялись организованной эмоции, тонко отграненным и прозрачным, как хрусталь, звукам музыки Моцарта, которые разбивались о черную поверхность рояля.

Потом Заза почувствовал на себе чей-то настойчивый взгляд. Он медленно повернул голову и увидел Лизико. Лизико сидела совсем близко, в последнем ряду, она поманила его рукой: рядом с ней было свободное место. Заза подошел и сел.

— Привет! — шепнула ему Лизико, — Куда ты пропал?

— Работа… Хорошо играет?

— Очень! Знаешь, Магда приехала!

— Что?

— Насовсем приехала, она должна была прийти на концерт вместе со мной, но у нее разболелась голова.

«Приехала Магда! Магда приехала! Магда! Магда!»

Он чуть не вскочил и не выбежал из зала, он не мог больше тут сидеть, заерзал на стуле и почувствовал, что ему жарко. Лизико надела очки. Заза подумал, что она надела их, чтобы получше видеть, что с ним творится, но Лизико смотрела не на него. Заза невольно повернулся в ту же сторону.

— Магдины предки! — шепнула ему Лизико. — Видишь?

Мужчина был уже седой. Заза часто встречал его на улице, замечал восторженные и слегка удивленные взгляды, которые прохожие бросали ему вслед. Это был известный физик. Он обычно проходил по проспекту Руставели со спортивной сумкой, означающей, что он возвращается с теннисных кортов.

— Неужели это отец Магды! — удивился Заза.

— Да, — Лизико наклонилась к Зазе, — а эта особа ее мать!

Рядом с мужчиной сидела красивая женщина. Ее черные блестящие волосы были гладко причесаны и заколоты на затылке маленьким алмазным бантиком. На ней было темно-зеленое платье без рукавов, а рука с широким серебряным браслетом покоилась на ручке кресла. Кисть руки безвольно свисала с бархатного подлокотника, и Заза разглядел длинные белые пальцы с ярко-красными выхоленными ногтями. Мужчина время от времени украдкой поглаживал эту слабую, нежную руку, будто случайно касался ее, сжимал и внезапно отпускал, словно женщина сама вырывала ее: однако рука оставалась неподвижной и свисала безжизненно, как у манекена.

Заза взглянул на Лизико, решив, что она шутит. Такая молодая женщина не могла быть матерью Магды. Но у Лизико было такое любопытное лицо, так иронически поджимала она губы, что Заза ни о чем не стал спрашивать. Взгляд Лизико был устремлен на эти руки, такие осторожные и все же выдававшие самые сокровенные чувства. Потом, словно прочитав мысли Зазы, Лизико шепнула ему:

— Да, это ее мать! — она улыбнулась, словно хотела что-то еще сказать, но предпочла воздержаться.

— Красивая…

— Да, — Лизико сняла очки и взглянула на Зазу, — красивая…

И повторила:

— Красивая…

От этого многозначительного повтора слово звучало как секретный шифр. Заза должен был разгадать его и понять, что подразумевается под ним.

141
{"b":"850623","o":1}