В дальнейшем учитель не забывал поддерживать форму своего подопечного. С истошным криком:

— Падло, задавлю! — он внезапно бросался на студента.

Окружающие ничего не понимали. Они знали, что разыскник и студент дружны и кушают вместе. Нападение объясняли диким нравом Ивана. Иногда парню удавалось избежать ударов. Однажды он отразил нападение и поверг Ивана на землю.

Заключенные удивились:

— Ну и студент, завалил Самого!

Авторитет Василия среди бандеровцев, которые видели происшедшее, повысился. Они его больше не трогали.

— Теперь он умеет за себя постоять! — восхищалась Татьяна.

Поезд развил предельную скорость, возможную на разбитом пути. Казалось, что он стремится подняться в воздух и умчаться прочь от постылой земли, исковерканной лагерями. Картина Медного Рудника померкла. Изношенный вагон сильно трясло. Татьяна не замечала качки. Она думала о незнакомце. Балерина не была милосердна и сентиментальна. Но рассказ студента ее потряс. Вместе с ним она побывала в Медном Аду и теперь смотрела на человека, который смог устоять и вышел из пекла. Татьяна имела и свой лагерный опыт, но он был не столь тяжел, хотя… Находясь в культбригаде, артистка выходила за ворота лагеря лишь на концерты. Тяготы и горе подруг по женской зоне, бывших на общих работах, не очень трогали балерину в ее эгоизме.

«Какой он мужественный и сильный! — поражалась Татьяна. — Он столько вынес и не содрогнулся. Этот юноша превратился в мужчину, но остался в душе ребенком, чистым и непорочным. Он умеет читать в сердцах, — отметила балерина, рисуя в воображении портрет незнакомца. — Он разгадал меня и проник в сердце». Вторжение в сокровенный мир больше не смущало и не вызывало былого протеста. Глаза ее были задумчивые и удивленные.

Татьяне хотелось слушать дальше, но рассказ подходил к концу. Они стояли друг против друга в купе. Студент, как бы думая про себя, говорил негромко:

— Еще недавно я не представлял, что такое может происходить в середине XX века и особенно в нашей стране. Ее небо казалось светлым и безоблачным. Мы верили, что живем под солнцем сталинской конституции, а оказалось… — Зазвучали слова самой оптимистической песни сталинской эпохи, пафос которой изменила тюрьма:

Внезапно незнакомец остановился и добавил:

— Но как они посмели тронуть вас, молодую, прекрасную, чистую! Вы для меня… — Он продолжал голосом, которым люди поверяют заветную тайну: — Вы спасли меня и открыли смысл жизни. Тогда, на концерте, я понял, что на свете еще есть красота. Я узнал, что в ожесточенном мире осталась прекрасная женщина. Мне снова захотелось жить, хотя бы ради того, что вы существуете. Я никогда не надеялся вас увидеть и даже не думал об этом. Сегодняшняя встреча — такое чудо! Можно я на вас посмотрю! — Во внезапном порыве незнакомец положил свои руки на ее плечи.

Татьяна вздрогнула, но не отстранилась. От рук незнакомца исходили тепло и сила, слова проникали в сердце:

— У вас замечательные глаза, бездонные и удивительные, и самое красивое лицо в целом мире. Человек, которого вы полюбите, будет счастливей всех королей. Но и просто смотреть на вас, видеть вас без надежды на взаимность — это тоже великое счастье.

Таня испытывала смущение, но не имела ни сил, ни желания оторваться. Угадав чувства балерины и стесняясь своего порыва, неизвестный отступил на шаг и примолк. Но Татьяна сейчас не могла с ним расстаться.

— Скажите, кто вы и как вас зовут? — спросила она.

— Номер СЕЕ-884, статья 58, пункт 10, 11, срок пять лет, — затараторил незнакомец и вдруг громко рассмеялся. Татьяна подхватила смех. Она поняла, что в студенте сработала лагерная привычка. Именно так был обязан отвечать заключенный администрации. Иначе полагался карцер. Номер был и у нее. Человек в особых лагерях обезличивался и превращался в инвентарный номер.

Продолжая смеяться, собеседник представился:

— Я Вася Иголкин, бывший студент. Еду домой в Москву.

Смех соединил их еще больше.

— Я Таня Федотова, тоже москвичка, тоже студентка… бывшая, тоже освободилась и тоже направляюсь домой в Москву. Давайте будем на ты!

Они сели друг против друга за столик у окна купе.

— Ты правда балерина? — спросил Василий.

— Нет, я только училась в балетной школе, когда была девчонкой. Потом я решила стать драматической актрисой и поступила на актерский факультет в институт театра. А где ты жил? — поинтересовалась Татьяна.

— На Большой Молчановке.

— А я на Малой Бронной.

Оказалось, что они родились и выросли в одном городе, ходили по одним улицам, дышали одним воздухом, смотрели на одно небо и сохранили в своей памяти и мечте облик мира, в котором прошло их детство и началась юность.

Перед глазами Татьяны промелькнула ее прошедшая жизнь. Она, как и Василий, родилась в 1930 году. После закрытия балетной школы во время войны перешла в общеобразовательную среднюю школу, которую окончила в 1949 году. Один учебный год ь военное время, как и у многих, был потерян. В ту пору очередной виток педагогических реформ развел девочек и мальчиков по разным школам, обучение стало раздельным. Между женскими и мужскими школами устанавливались дипломатические отношения. Старшеклассницы и старшеклассники ходили друг к другу на вечера, писали записки, флиртовали, влюблялись и ссорились, бродили по улицам, целовались по закоулкам, смеялись, дурачились, оглядываясь, сидели обнявшись на скамейках, вздыхали, объяснялись в любви и быстро меняли привязанности. Как и другие недавние девчонки, вступающие в возраст любви, Татьяна включилась в общий водоворот флирта, встреч, поцелуев и влюбленности.

Введение раздельного обучения имело одно важное последствие, которое осталось незамеченным его учредителями. При установлении дипломатических отношений выбиралась дружественная школа, где вечера продолжаются дольше и бывают чаще, где мальчики лучше танцуют, где девочки красивее и влюбчивее. Принимались во внимание и другие подобные достоинства. Часто выбор школы менялся. В результате между молодыми людьми завязывался широкий круг знакомств, не предусмотренных учредителями раздельного обучения. Девушки и юноши объединялись по общим интересам и стремлениям.

Компания, к которой тяготела Татьяна, к концу школы превратилась в серьезный литературно-драматический кружок с широким кругом интересов и с достаточно высокой культурой. Балерина скользила по поверхности этих событий, но во внешних проявлениях жизни ей не было равных. Девчонка отчаянно флиртовала и мучила своих многочисленных поклонников. Серьезных привязанностей у нее не было. Татьяну не застигла гроза первой любви, короткая, волнующая и радостная.

Время юности закончилось для Татьяны слишком рано. В начале 1950 года, будучи студенткой института театра, она по совету матери вышла замуж за 35-летнего дипломата, блестящего, солидного и обеспеченного. Со стороны Татьяны это был брак без особой любви, но и без расчета. Дочь уступила упорным настояниям матери, которая считала дипломата хорошей партией и которую начинал беспокоить богемный образ жизни Татьяны. Дипломат хотел обрести дом, семью, тихую пристань и в дополнение к этому молодую красавицу жену. Такие мечты редко сбываются. Татьяна не созрела для уготованной роли. Она не взяла своего от молодости. Студентку тянуло к школьным и институтским друзьям, на вечеринки, в компании. Дома становилось нестерпимо скучно. Темы для разговора с мужем были исчерпаны. Общие интересы не появились. Однажды Татьяна с досады и злости на мужа изменила ему с артистом, которого встретила на вечеринке. Длительного продолжения эта связь не имела. Подозревая неладное, дипломат придирался и ревновал. Дело шло к разрыву. Конец был неожиданным. Мужа арестовали и расстреляли за шпионаж и измену Родине. Была ли его вина, никто не знает. Татьяну, как жену врага народа, отправили на пять лет в лагеря. Это случилось летом 1951 года. Она не прожила с супругом и года.