Сергей Сергеевич начал с дела.

— Вася, милай, — сказал Сурков. В минуты душевного волнения он часто возвращался к словесности, от которой отучала его жена. — Хочу помочь тебе встать на ноги. Советую, оформись на третий курс вечернего факультета института практической экономики по любой специальности. Там четырехгодичный курс обучения, и через два года у тебя в кармане будет диплом о высшем образовании, а с ним все дороги открыты. — Сергей Сергеевич знал по себе, что имеющегося у него диплома заочного торгового техникума, несмотря на наличие партийного билета, становится мало для того, чтобы занять хорошее место на службе. — Работать будешь у меня, — продолжал Сурков, — зарплата небольшая, но за участие в деле каждый месяц тебе пойдет конверт.

— Сколько положите? — спросил Василий.

— На Татьяну хватит, — улыбнулся Сергей Сергеевич.

— А какое дело?

— Мы торгуем пивом. Вникнешь, поймешь, — не стал раскрывать свои карты Сурков.

Разговор был неприятен Василию. Он догадался, о каком деле идет речь, и не хотел прилагать свои силы в этой области. Тем не менее Иголкин не сказал «нет». Сдержало его не что иное, как отношение к Сергею Сергеевичу. Он чувствовал, что этот человек расположен к нему и стремится сделать добро. Василий хотел ответить тем же. Кроме того, перед ним был отчим Татьяны, про которого он слышал:

— Дядя Сережа очень хороший, но я этого долго не могла понять.

Василий вспомнил про секреты Добермана и решил поведать о них Суркову.

— Сергей Сергеевич! На пене, недоливе и разбавлении пива водой много не заработаешь, — заметил он.

В Суркове было развито чувство опасности. Прикосновение Иголкина к запретной области насторожило предпринимателя. Опасения еще больше усилились, когда Василий, удивленный молчанием собеседника, заявил:

— Настоящий доход приносит неучтенное пиво!

Кроме чувства опасности, Сурков обладал интуицией. Этот барометр не показывал ничего тревожного. Предвестников бури от Василия не исходило. Сергей Сергеевич моментально успокоился и, вернувшись к делу, с досадой сказал:

— Его негде взять!

— Вы не правы! Неучтенный продукт делают наращенные танки, — возразил Василий и пояснил: — Это резервуары для сбраживания и созревания пива, действительный объем которых превышает объем, проходящий по документам.

Суркову показалось, что он получил удар электрическим током.

«Как же я раньше не догадался! Это так просто! А где были директора пивзаводов? Может, они темнят? Нет, эти умники не подозревают, как делать неучтенное пиво», — пронеслось у него в голове.

Не выдавая волнения, Сергей Сергеевич спросил:

— Вася, милай, а как ты собираешься наращивать танки?

— Инженерным путем, — ответил Василий и, вспомнив действия Добермана, махнул рукой.

Перед Сурковым мелькнула панорама подмосковного городка и строения пивзавода на его окраине. Он стоял в бродильном цехе. Сновали рабочие. Мерцала электросварка. Сергей Сергеевич видел, и как огромные прямоугольные резервуары, похожие на кубики от детского конструктора, увеличиваются во всех размерах, и как часть созревшего мартовского пива уходит на сепаратор для осветления, и как прозрачный темноватый напиток заполняет бочки, отмеченные неприметными для постороннего глаза крестиками. Это было вожделенное неучтенное пиво. Они сами собой катились к воротам завода, поднимались в воздух и устремлялись на восток, прочь от заходящего солнца. Сурков оседлал одну из бочек, проделал круг над подмосковным городком, чуть не задев ногами колокольню древнего собора, видевшего нашествие Наполеона, и полетел над железной дорогой. На каждой станции несколько парящих рядом бочек отделялось от стаи, пикировало вниз и скрывалось в подведомственных Сергею Сергеевичу питейных заведениях. Над Одинцовом бочка, на которой летел Сурков, качнулась, изменила движение и упала на землю. Ее наездник оказался сидящим на булыжной мостовой в середине площади напротив Одинцовского рынка. Бочка, подпрыгивая на ухабах и опускаясь в лужи, покатилась через площадь и исчезла в расположенной неподалеку пивной. Сергей Сергеевич поднялся, счистил грязь с одежды и направился вслед за бочкой. Он удачно прошел в пивную без очереди, показав вышибале на орденские планки, и, сказав:

— Я контуженный, пропусти, — оказался в среднем по размерам темном помещении, заставленном квадратными столиками. За ними плотно сидели посетители. Поверхность столов и пол были в одинаковой степени грязными. В воздухе стоял густой табачный дым. У стойки скопилась длинная очередь за пивом, но его не было. Люди недовольно шумели.

— Привезли мартовское пиво! Потерпите немного. Уже заправляем насос, — объявил администратор.

В зале раздался вздох облегчения. От стойки стали отходить люди с сильно недолитыми пенными кружками. Закуски, кроме бутербродов с иссохшим сыром и несвежей зеленоватой «Отдельной» колбасой, не было. Бутерброды не брали.

— Отец, садись к нам! — услышал Сурков. Слова были сказаны нетрезвым голосом. Сергей Сергеевич поостерегся.

— Садись, ты что, глухой?! — последовало повторное приглашение.

Опасаясь вступать в конфликт, Сурков опустился на стул.

— Ты кто, отец? — полюбопытствовал один из собравшейся за столом компании.

— Я инвалид Великой Отечественной войны, на пенсии.

— Убогий, значит, а мы с кирпичного завода. На огнеупорном кирпиче по две тысячи в месяц зашибаем. Сегодня гуляем с получки.

Стол начал быстро наполняться кружками с пивом, которые подносили от стойки.

— Почему не берешь пива? — спросил у Сергея Сергеевича один из гуляющих с получки.

— Я без денег, — соврал Сурков.

— Ерунда, мы угощаем, не стесняйся! Вот тебе и вобла! — Посетители предусмотрительно пришли в пивную с лакомой закуской.

— Отец, ерша хочешь? — У них была не только вобла, но и четвертинки с «Московской особой» водкой. Она подливалась в пиво.

От ерша инвалид Отечественной войны отказался, сославшись на ранения и контузию, а пиво, которое оказалось не только свежим, но и неразбавленным, выпил. Он взял и рыбку.

Внезапно дельца охватил восторг. Он поднялся, снял пиджак, засучил рукава, расстегнул ворот рубашки, ослабил галстук и пустился в пляс. Вместо столиков кругом стояли прямоугольные танки. Когда танцор приседал, они сжимались, а когда выпрямлялся — увеличивались во всех размерах и из них сыпались бочки, помеченные неприметными крестиками. Сольный номер инвалида понравился. По пивной прокатился гул одобрения. Запыхавшийся и радостный Сурков вернулся на свое место и принял протянутую ему кружку с ершом.

За последующим разговором, воблой и пивом время летело незаметно. Сергей Сергеевич посмотрел на свои часы и пришел в ужас. Он опаздывал на партийное собрание.

«А вдруг на меня за опоздание наложат взыскание?» — думал Сурков.

Строгий выговор с предупреждением за Татьяну был снят, но Сергей Сергеевич опасался нарушать дисциплину.

Сославшись на неотложные дела с хлопотами о пенсии, коммунист простился с компанией и устремился к выходу. В уголке рядом с дверями стояли двое. Это оказались заведующий пивной и Василий. Василий носил заграничную голубую тенниску в полоску, его длинные светло-русые волосы были зачесаны назад. Было непонятно, когда они успели отрасти. Заведующий смотрел Василию в глаза преданным взглядом и со словами: «Хмелевая горечь мягкая и слаженная, вкус хороший, чистый, хотя и не очень гармоничный, аромат без посторонних оттенков, прозрачность без блеска и с единичными мелкими взвесями, цвет соответствует типу пива, а пеностойкость замечательная», — пожимал руку своего собеседника. При расставании в руке у Иголкина оказался пухлый сверток, который он безуспешно пытался засунуть в карман брюк, а потом, отчаявшись в попытках, небрежно зажал под мышкой. Василий миновал дверь и вышел на улицу. Известный на все Одинцово вышибала склонился в поклоне. Сурков догнал Иголкина на деревянном пешеходном мостике, проложенном над железнодорожными путями и ведущем на платформу для электричек, следующих в Москву.