У Иголкиных по случаю возвращения сына и майских праздников бывали гости. Василий сторонился многолюдной компании и стремился остаться в узком кругу. Часто в качестве собеседницы он избирал Светлану.
— Знаешь, Света, — услышала она. Василий больше не улыбался. Затаенная печаль в глазах вспыхнула словно тлеющий костер, раздутый порывом ветра. — Я вижу радость мира потому, что побывал в тюрьме. Какая нелепость! Тюрьма, страшная и ненавистная тюрьма дает понимание радости!
Светлана поняла, что за пришедшее к нему счастье заплачено дорогой ценой. Над Василием тяготело прошлое. Она и сама ощущала такой груз. В сердце осталась боль от разбитой любви и ужаса жизни со ставшим постылым мужем.
Василий был не только хороший рассказчик, но и внимательный собеседник. Он умел слушать и расспрашивать. Светлана видела, что ее слова для него важны и значительны. Жизнь в последний месяц осложнилась. Пошли дрязги с бывшим мужем. Она не говорила об этом даже с близкими людьми, но сейчас почувствовала непреодолимое желание поделиться своей бедой с Василием.
Словно догадываясь, что творится в душе у собеседницы, он не поддержал разговор и сказал:
— Света! Твой дурной сон пролетел. Самое страшное прошло. — Он улыбнулся. Немного печальные глаза его наполнились теплом. — Впереди тебя ждет только хорошее. Ты такая замечательная! — Василий знал от матери о жизни Светланы, а из ее рассказа понял, что над ней сгустились тучи.
Светлана оценила деликатность Василия: «Он бережет меня и не дает бередить старую рану!»
Но это чувство тут же сменилось досадой на себя и обидой: «Нет, он дает понять, что не имеет права на мою откровенность!»
Светлане хотелось продолжить знакомство, но сделать этого не удалось. Весь май Василия невозможно было застать. В июне начались экзамены в институте. Светлана прекратила давать уроки и перестала приходить к Иголкиным.
Коля Рябчиков
В начале июня Светлана проходила мимо Большого театра. Ее остановил голос Василия:
— Света, ты не представляешь, как я рад, что тебя вижу! — И улыбка, и топ, и взгляд не оставляли сомнений, что радость его неподдельная.
В разговоре выяснилось, что им по дороге. До Трубной площади отправились вместе. В самом начале пути, у Центрального универсального магазина, их внимание привлек мальчик, на вид лет пяти. Он стоял у витрины и беззвучно плакал. Из глаз катились редкие слезы. Была середина дня. Жизнь города кипела. Мимо витрины проходили сотни людей, но никто не замечал ребенка. Лицо мальчугана выражало ужас. Он чувствовал, что остался один в равнодушном людском море. Василий присел на корточки и спросил:
— Как тебя зовут?
Рев усилился.
Василий изменил тактику.
— Ты знаешь, я собираюсь на рыбалку.
Мальчик продолжал громко плакать. Слезы текли из глаз ручьем.
— Вот новые блесны для спиннинга. — Василий не спеша достал из кармана плоскую металлическую коробку и открыл ее. — Эта блесна называется шторлек, — не обращая ни малейшего внимания на слушателя, говорил он. — На шторлек хорошо ловится щука, но щучий жор уже прошел. Зато начал брать голавль. — Плач стал тише. — На голавлевые блесны прикрепляют яркие перышки и кисточки. — На ладони Василия лежала маленькая латунная блесенка в форме ложки. Свет играл на ее полированной поверхности. Алела связка ярко-красных ниток, закрывающих тройной крючок. Плач сменился на всхлипывания.
— Хочешь, подарю? — спросил Василий, поигрывая блесной.
— А ты не обманешь? — Плач прекратился.
— Нет, сейчас получишь, только сниму крючок.
Мальчик схватил протянутую блесну, зажал ее в кулачке, а руку, в которой держал блесну, убрал за спину.
— А ты не отнимешь?
— Нет.
Мальчик рассматривал блесну. В еще мокрых глазах светился восторг.
Завязался разговор. Светлана поймала себя на мысли, что не знает, кому из собеседников он доставляет большее удовольствие — мальчишке или Василию. Ей было не только радостно, но и печально. В эти минуты вспомнилось, что ее сын растет без отца и не знает ласки мужчины.
Василий расспрашивал не зря. Скоро выяснилось, что мальчика зовут Коля Рябчиков, ему шесть лет. Проживает по адресу Сверчков переулок, квартира 4, второй этаж. Номер дома узнать не удалось. Про отца было сказано «с нами не живет». Мама Марина взяла сына с собой в магазин. Ему было велено стоять у кассы. Коля постоял-постоял, потом отошел и в конце концов оказался на улице.
— Света, — предложил Василий, — сходи в магазин и попробуй дать объявление, что нашелся Коля Рябчиков.
Давать объявление не потребовалось. К ним подбежала растрепанная молодая женщина с безумными глазами. Она оттолкнула Василия от мальчика, прижала ребенка к себе и заголосила:
— Коленька, золотце мое! — Внезапно эти слова сменились на другие. — Гадина! Сволочь! Тебе говорили, стой у кассы? Почему ушел? Вот тебе, идиот, ублюдок! Вот тебе! — Раздались звуки пощечин и истошный плач ребенка.
Светлана была потрясена разыгравшейся сценой, но тут же почувствовала, что еще более страшное происходит рядом. Она повернула голову к Василию. Он побледнел. В лице не было ни кровинки. Глаза блестели. Кулаки крепко сжимались. Из уст человека, которого она минуту назад готова была боготворить, вырывалось рычание:
— У, курва, бл…!
Ужасны были не сами слова. Вместе с ними выплеснулась грязная волна ожесточения и ненависти. Они наполняли Василия и переливались через край. Казалось, что еще секунда — и он бросится на женщину.
— Вася, остановись, — намеренно тихо сказала Светлана.
Он вздрогнул, схватил ее за руку и со словами «отваливаем отсюда» увлек за собой. Они пробирались по тротуару, полному пешеходов, по Петровке к Кузнецкому Мосту. От хватки Василия было больно. Потом на руке остался синяк. Светлана, подавленная происшедшим, молча следовала за Василием. Около Кузнецкого он столкнулся со встречным пешеходом и от неожиданности выпустил руку. Они стояли на тротуаре. Кругом катился людской поток. Их взгляды встретились. Глаза Василия были смущенные.
— Последнее дело — обижать детей и стариков, — сказал он сокрушенно. — Я увидел, что бьют мальчишку, и потерял голову. Так случалось в лагере. Спасибо, что остановила. Я изувечил бы эту женщину, хотя она ни в чем не виновата. Просто слабый, несчастный человек.
— Не думай сейчас о ней, — ответила Светлана. — Ты понял самое главное, что был не прав. — Главным для Светланы было другое. Она почувствовала, что ожесточение и ненависть, захлестнувшие Василия, не были свойством его души. Он гнал и презирал их, но не знал, как защититься от враждебного нашествия. Желая успокоить Василия, она добавила: — Не терзайся, ты хотел заступиться за слабого так, как это делал в лагере!
— В лагере?! Там Робин Гудов нет. Я если и заступался за кого-то, то это бывало редко. В лагере у человека зубы волчьи, а хвост собачий. Против силы никто не прет. Думаешь, что я так легко полез в драку по благородству? Черта с два! Знал, что не получу сдачи. Мерзость! Пойдем, Света, — добавил он.
Самая прекрасная книга на свете
Молодые люди пересекли Кузнецкий Мост и вышли на Неглинную. Разговор не клеился. Василий изредка бросал ничего не значащие фразы. Светлана думала о приоткрывшейся ей картине лагерного мира и об откровении Василия. Не давали покоя слова, услышанные во время их первой встречи: «тюрьма, страшная и ненавистная», и тон, которым они были сказаны. Вложенное в них чувство говорило сердцу все, но разум требовал объяснений.
Они обогнули Трубную площадь по левой стороне и оказались в начале Цветного бульвара. Дальше их пути расходились.
— Вася, как складывается твоя судьба? Что с учебой? — поинтересовалась Светлана. Предшествующие события помешали узнать об этих житейских делах.
— Я теперь большой придурок. Могу определиться в любой экономический вуз Советского Союза. — В его голосе звучала ирония. — Получил разрешение у министра продолжить образование.