Организационную сторону подготовки к экзаменам Василий решил быстро. Через день у него имелись билеты, программа, учебники, задачники, старые сочинения по литературе и даже шпаргалки, которые переходили от одного поколения учащихся к другому. Жить на время занятий, несмотря на протесты Татьяны, он решил не в комнате тетки, а у родителей. Они поддерживали затею сына с поступлением в медицинский институт, подыскивали репетиторов по физике и химии.

Помогать Василию готовиться к экзаменам по русскому языку и литературе взялась Светлана. Это была двадцатичетырехлетняя студентка института иностранных языков, впервые появившаяся в доме Иголкиных прошлой осенью. Она давала уроки английского языка младшему брату Василия. Светлана скоро почувствовала, что ее тянет в иголкинскую семью. Привлекала удивительная теплота и доброжелательность к людям, которая, казалось, наполняла заставленные книжными шкафами комнаты. Родители Василия, в свою очередь, привязались к новой знакомой.

Студентка была более чем недурна собой, но очарование этой женщины определяли не столько молодость и красота, сколько внутренний мир, возвышенный и прекрасный. Он открывался в лучистых глазах, искрился в доверчивой улыбке, вырисовывался в гордой осанке и играл в чарующем ритме движений. Неповторимый грудной голос ласкал слух и без всяких препятствий достигал сердца слушателя. В разговоре угадывался острый ум, сильный, живой и немного по-женски пристрастный.

Светлана находилась в крайней нужде. Об этом говорила ветхая, хотя и тщательно выглаженная, одежда. На иждивении у студентки был трехлетний ребенок и больная мать. С мужем Светлана разошлась год назад. Единственным источником существования были студенческая стипендия, мизерная пенсия матери и деньги от частных уроков. Институт студентка хотела закончить во что бы то ни стало. Учиться оставалось два года. Иголкины знали об этом и старались помочь Светлане чем только могли.

— Оля! — говорил отец Василия жене. — У тебя, по-моему, есть совсем новая и лишняя кофточка. Почему бы тебе не предложить ее Свете?

Самое трудное было вручить подарок, но Ольга Васильевна знала, как это сделать так, чтобы Светлана не обиделась и не отказалась. В голодное военное и послевоенное время мать Василия, чтобы хоть немного пополнить семейный бюджет, много занималась частной врачебной практикой. Одета она была примерно так же, как Светлана сегодня. Среди пациентов Ольги Васильевны были дети из интеллигентной еврейской семьи. Однажды, закончив визит, она вышла в прихожую и собиралась переобуться в свою стоптанную уличную обувь. Ее на месте не оказалось. Хозяйка квартиры, Эсфирь Соломоновна, строго сказала:

— Доктор, вы наденете эту обувь. — И показала на пару добротных и почти новых туфель. — Я прикинула, что они подойдут вам по размеру.

— Нет, зачем, у меня есть свои, — запротестовала Ольга Васильевна.

— Врачу нельзя ходить в такой обуви, — возразила Эсфирь Соломоновна с еще большей строгостью. — И не стойте, а надевайте туфли, которые вам предложили. От меня вы уйдете в них!

— Нет, я уйду в своей обуви! — возмутился доктор.

— Вам придется идти босиком, — заметила хозяйка. — Старые туфли выброшены на помойку. — В прекрасных лучистых глазах уже начавшей седеть женщины играли озорные смешинки.

Ольга Васильевна невольно улыбнулась. Лед растаял. После этого случая женщины много лет дружили. Ольга Васильевна лечила детей Эсфири Соломоновны, а потом, когда они выросли, то и внуков.

Пользуясь полученным уроком, мать Василия за зиму незаметно приодела студентку.

Светлана вызвалась заниматься с Василием не только потому, что испытывала благодарность к обогревшей ее семье. Ее привлекал ученик. Когда Иголкины ждали возвращения сына из лагеря, Светлане казалось, что приезжает знакомый ей человек. До этого она приходила в дом, полный тоски об утраченном сыне. Дух Василия незримо витал в комнатах. Образ его оживал в фотографиях, вещах, книгах, в рассказах и слезах матери.

У Иголкиных была собрана хорошая библиотека — книги издательства Сытина, библиотека великих писателей и энциклопедия издательства Брокгауза и Ефрона, почти полный комплект издательства «Academia», книги по истории — труды Соловьева, Ключевского, Карамзина, Костомарова, Шлоссера и многое другое. Светлана получила разрешение пользоваться библиотекой. В книгах она часто встречала заметки Василия, сделанные на вложенных меж страниц листках. Иногда отношение к прочитанному выражалось в междометиях, вопросительных и восклицательных знаках, оставленных на полях. По этим следам Светлана проникала в душу Василия. Студентка читала «Портрет Дориана Грея» и чувствовала, что Василий понял стремления лорда Генри глубже, чем это сумела сделать она. Василий водил ее по страницам книг Карамзина, Соловьева и Ключевского. Светлана переносилась во времена Ивана Грозного и видела, что это не великим государь, как говорилось в институтском учебнике истории, а изувер и ничтожество. Ее поразила заметка: «Народ — соучастник преступлений царя Ивана. Общая вина — безумное молчание и покорность. Русь понесла кару в годы смуты». Изумительным было путешествие по страницам книги «Величие и падение Рима». Чеканные слова, написанные размашистым почерком, помогли Светлане открыть мир Римской империи.

Василий прочел много книг, но не всегда понимал прочитанное. Необъяснимым было его мнение о Диккенсе: «скука, пошлость, примитив». В голове не укладывалось, как человек с душой и сердцем прошел мимо смешного и возвышенного, наполняющего книги английского писателя.

Когда Светлана узнала о предстоящем возвращении Василия из лагеря, то чуть ли не первой ее мыслью было: «Я открою ему прекрасный мир героев Диккенса!»

Автор должен позволить себе маленькое отступление. Заметки Василия, которые Светлана находила меж страниц книг, сохранились там по воле случая. Их должны были изъять при обыске. Этого не произошло по неожиданной причине. В самом начале обыска капитан, руководящий операцией, обнаружил на столе французскую книгу «Приключения короля Буссоля» с многочисленными цветными иллюстрациями, по советским меркам начала 50-х годов более чем фривольными. Капитан уселся с книгой в кресле и засопел от удовольствия. Два помощника разглядывали иллюстрации из-за его спины. Минут двадцать троица занималась королевскими похождениями. Раздавались восклицания, которые автор не решается повторить. Капитан с сожалением захлопнул книгу и приказал:

— Перевернуть весь дом и отыскать порнографическую литературу!

Сочинения Ключевского, Шекспира, Толстого, Достоевского, Дюма к порнографии никак не относились. Книги выбрасывались из шкафов на пол. Их не листали и не просматривали. Заметки Василия остались на своем месте. Чекисты не обнаружили желаемого. На Лубянку отправили лишь книгу про шалости короля Буссоля. Плохо кончились его пикантные похождения.

В первые дни после возвращения Василия в Москву Светлана видела его дважды. Перед ней предстал человек, который испытывает счастье от того, что он существует.

— Это лучшее время в моей жизни, — говорил Василий. — Я не знал раньше, что солнце светит так ярко, и не видел столь голубого неба и изумительных облаков. Ночью звезды рассыпаются по небосводу и сияют, как бриллианты. По утрам меня будит воробьиный хор. Я способен целые дни бродить по улицам и готов обнимать прохожих и целовать камень домов.

Выражая свои чувства, он читал Блока:

Василий что-то увлекательно рассказывал, быстро менял темы, декламировал стихи, шутил и заразительно смеялся. У него были поразительный голос с постоянно меняющимся тембром и немного прерывистая речь. Светлане казалось, что эти звуки передают порывы души и удары сердца. Не меньше, чем голос, привлекала улыбка. К ней подходило лишь одно слово — ясная. Скоро Светлана почувствовала, что наполняющая Василия радость не прогнала из его сердца печаль. Она угадывалась в интонации и порой светилась в глазах.