Иван бегом спустился вниз по лестнице, выбежал во двор.

Было и точно холодно, в основном, от сильного порывистого ветра, напоённого влагой. Свинцовые тучи проносились по небу, едва не касаясь крыши домов. Деревья ещё не все сбросили листву, но между стволами уже можно было видеть далеко, но, сколько Иван ни вглядывался, нигде ни одного человека. Да и кому охота выходить в такую погоду. Те, кому нужно, утром уже уехали или ушли на работу, в институты, в школы, а остальные отсиживаются в тепле.

«Куда он мог пойти?» – лихорадочно соображал Иван, а ноги его уже несли к улице, за угол дома.

Сновали машины, двигались редкие прохожие, но нигде не было видно кого-либо в нелепом серо-белом одеянии, похожим на хламиду Иисуса Христа, как его рисуют в книгах и на иконах.

Иван добежал до перекрёстка.

Слева, через улицу, у метро, как всегда, царило оживление. Люди стекались к входу и растекались от выхода из подземки, толпились у ларьков и киосков. Иван ринулся туда, слабо надеясь, что Дигон мог быть привлечён этой людской суматохой так же, как и он.

Беглый опрос продавцов не дал результатов: никто не видел экстравагантно одетого человека, чтобы можно было на него обратить внимание. Да и вообще, все, кто проходит мимо и не покупает, – вне поля зрения продающих, не до них.

Дигон, естественно, ничего покупать не мог, но всё-таки представлял собой заметную фигуру, чтобы не броситься в глаза.

Иван вернулся к своему подъезду и нервно походил рядом в ожидании – вдруг где-нибудь в поле видимости мелькнёт знакомая фигура.

Не мелькнула.

Дигон растворился где-то среди похожих друг на друга домов, дверей и улиц, среди которых даже современный человек порой напрочь теряется и не знает, куда он забрёл по ошибке, а уж попавшему сюда из тысячелетней давности – и подавно.

Ещё почти час потратил Иван, бегая по округе, заглядывая во все углы, где мог остановиться или находиться потерявшийся Дигон.

Его нигде не было.

Раздосадованный, обеспокоенный и вспотевший от пробежек, он вернулся к подъезду своего дома. Поднимаясь по лестнице мимо почтовых ящиков, заметил один, забитый какими-то бумажками. Это был его ящик. Он выхватил пачку белых листков и в тусклом свете лестницы разглядел, что они собой представляют – и ахнул. Весь этот ворох состоял из счетов на уплату квартиры, за газ, телефон… за… всё!

От их вида его хватил настоящий столбняк. Как он мог позабыть о необходимости оплачивать все эти удобства, в которых жил и теперь живёт с Сарыем? С Учителем, для которого его дом стал постоянным убежищем. Он здесь сидит, а счета идут! Отключат всё – потом бегай, доказывай, что не верблюд, а так вот, мол, нечаянно всё произошло…

Он влетел в дверь, обуреваемый желанием всё крушить и ломать. Сарый, виновато помаргивая, встречал его в прихожей.

– Что это такое? – Иван сутул ему под нос бумажки.

Сарый не успел их подхватить, и они разлетелись по полу.

– Чай любите пить, а за газ кто будет платить? Дядя?

– Какой дядя? – вытянул лицо Сарый, ожидавший от Ивана известий по поиску Дигона или опять нелестных высказываний в свой адрес; оттого он никак не мог уразуметь, о чём ему толкует ученик и почему так неучтиво ведёт себя с ним.

– А-а… Я тоже хорош!.. Это всё счета. И не только за газ. Их надо оплатить! Займись, Учитель!

– Но, Ваня!.. Как… я? Я же не знаю.

– Дело не хитрое. Сходишь в сберкассу. Она тут рядом. Там подскажут, что надо сделать. А мне не до того… Дигон не приходил? – спросил Иван, хотя знал ответ.

Сарый промолчал, лишь отрицательно мотнул головой; Иван чертыхнулся.

– А это, – он поднял и швырнул на стол квитанции, – надо оплатить. Срочно! Поистине, одно за другое цепляется. Что будем делать, Учитель?

– Я тут подумал, – тупо рассматривая счета, сказал Сарый, – что если он встал на дорогу времени, и если его выбросило в прошлое, то он может придти к точке зоха в Кап-Тартар.

– На Пулковские?

Сарый кивнул, после нападок ученика он был немногословен, только спросил:

– Мне с тобой пойти?

– Зачем?

– Ну, мало ли что…

– Нет. Ждите Симона. Да и Дигон может появиться. Кто знает, где его носит. И… Срочно надо оплатить, – в отчаянии эти слова Иван произнёс как заклинание. – Ведь отключат. И воду, и газ, и телефон, и… А-а!..

На Пулковских высотах всё так же по-весеннему было светло, чуть свежо и покойно. Природа жила своей первозданной жизнью и на появление разгорячённого Ивана ответила равнодушной ко всему невозмутимостью, не обратила на него своего внимания ни одним лишним шелестом ветвей могучих елей, ни вскриком птицы или дуновением ветра.

А если и обратила, то этого никто бы не заметил.

Правда, если бы кому-то было замечать.

У памятной сосны истоптано. Здесь совсем недавно, утром этого дня собралась толпа ходоков, чтобы ощутить переход в Кап-Тартар с его, КЕРГИШЕТА, помощью. Чуть позже, этого же дня, здесь же под сосной, он с Симоном беседовал с Дигоном, а потом уходил с кушерами в Фиман, затем они втроём сюда возвращались…

День шестого мая тысяча сто сорок седьмого года до нашей эры ещё длился, а у Ивана за плечами остались недели, насыщенные поисками, радостями и разочарованиями – суетой во времени.

Больше разочарованиями.

Иван долго стоял на месте реализации в этом мире, оглядывался и думал.

Солнце, щедро изливающее свои живительные лучи, но ещё мало прогревающее воздух, едва склонилось к западу, ослепительно отражаясь от спокойного полотна воды, чуть побитого рябью.

На небе белым одуванчиком застыло одно единственное облачко.

Тишину наполнял птичий грай.

Дигона здесь не было. И, пожалуй, он не мог здесь быть. Конечно, кушер в состоянии запомнить эту точку зоха, но пойдёт ли он сюда? А если уже был, то не ушёл ли в Кап-Тартар, где и сидит сейчас со своими мятежными дружками-кушерами?

Сидит и ждёт, когда его оттуда попросят вернуться.

А попросить может только КЕРГИШЕТ.

Но нужно ли просить? Нужен он как… собаке рога… вороне седло… рыбе топор… Что кому там ещё?

Всё это он придумывал, так как понимал, что Дигон не мог идти в Кап-Тартар один. Он здесь не знал своей Кахки и не мог рисковать.

Иван вздрогнул.

От монотонного перебора нелепиц он едва не упал, засыпая на ногах. Встряхнул головой, расправил плечи и медленно направился к берегу. Ступни слегка проваливались в податливой почве.

Постоял на берегу, следя за ленивым накатом мелкой волны, едва шевелящей песчинки и почерневшие останки прошлогодней травы и листьев. Домой возвращаться не хотелось, но и здесь торчать – тоже.

Здесь… Сегодня… Вечером.

Здесь будет Ил-Лайда. Она же обещала. По солнцу, быть может, часов через пять-шесть.

Как ему захотелось побыть с нею! Уйти опять в какой-нибудь райский уголок Кап-Тартара и забыть с нею обо всём.

Борясь с желанием сейчас уйти в вечер этого дня, Иван поднимался назад, к сосне…

Дигон выскочил в реальный мир из небытия поля ходьбы с выпученными глазами, в разорванной во многих местах хламиде, из белой она превратилась в грязное нечто. От его ухоженности и лоска не осталось и следа, лицо исцарапано или избито.

Он ошалело крутился на месте, увидел Ивана и с воплем: – Ваня! – похожим на истерическое «Мама!», – бросился навстречу ему.

– Что с тобой? – громко спросил Иван, готовый ко всему, так как всё это время у него теплилось предчувствие возможного развития событий; поэтому он, наверное, и не ушёл отсюда на встречу с Ил-Лайдой.

Он не обманулся в своей догадке.

– За мной… Кушеры, – выдохнул Дигон.

– Много их? – ещё успел спросить Иван.

Дигон что-то выкрикнул, а рядом с ними в пронизанном солнцем воздухе уже стали сгущаться тени.

Что предпринять, Иван не решил, но пример поведения ему показал Дигон. Он набросился с увесистыми кулаками на появляющегося около него кушера, и пока тот соображал, где он и кто вокруг, Дигон сбил его с ног и сверху пристукнул каблуком по голове – для верности.