Так что Иван, естественно, стал твёрже чувствовать под собой дорогу времени в поле ходьбы Кап-Тартара, и ему всё чаще думалось (и не терпелось) заглянуть в будущее временного канала, оставив до поры до времени исследование его прошлого.

Джордан, зная о его планах, осторожничал.

Он перестал говорить, что чего-то боится, поскольку, двигаясь во времени с КЕРГИШЕТОМ, ни разу не встретился с чем-то таким, что могло бы его испугать.

Теперь он не боялся, теперь он сомневался.

Он сомневался во многом.

В том числе, что заплутаем, говорил, на входе канала в каше времени. Ещё хуже, если они там вдруг потеряются; КЕРГИШЕТУ это, может быть, обойдётся и он легко выйдет в реальный мир, а как быть ему? Да и есть ли необходимость, сомневался он, вообще куда-то стремиться: ходят и ходят себе помаленьку, изучают поле ходьбы, так чего им ещё надо?

Он уже был не против того, чтобы посмотреть на реальный мир вдоль временного канала, хотя тут же высказывал сомнение: выйти-то выйдем, но войдём ли обратно в поле ходьбы именно Кап-Тартара? В Фимане вход обозначен ползучим пятном тени, а что может ожидать их там?

– Ты же выходил, – напоминал ему Иван, – и вернулся.

Непоследовательность Джордана порой удручала его. Тот мог в двух предложениях высказать совершенно противоположные мнения или сведения.

– Выходил, – уныло подтверждал местный ходок, – но ничего хорошего там не увидел.

– Вернулся же?

– Вернулся… – тянул Джордан. – Но что это мне стоило? Шагу ступить от точки зоха не смел. Шагнёшь – а вход уплыл уже куда-то…

Такие ответы наводили Ивана на мысль: местный ходок сам не знает, чего хочет, а лишь надеется на него, на КЕРГИШЕТА, который выведет его в реальный мир и потом поставит без помех на дорогу времени.

Сам же он больше интересовался полем ходьбы, считая важным для себя вначале хорошо научиться в нём ориентироваться, и уже после, если будет желание и возможности, осваивать особенности окружающего реального мира. Оттого он выжимал из Джордана последнее.

То, что его требования выжимали из того именно последнее, выяснилось после того, как местный ходок неожиданно, когда они оказались, не менее внезапно для Ивана, в настоящем, с укоризной заявил:

– Шляемся, шляемся… Ты, КЕРГИШЕТ что – двужильный? Зато я не привык… Ты бы к себе домой сбегал бы, отдохнул бы, а?

– Что это ты обо мне так обеспокоился?

– Ха! Не о тебе. О себе.

– Так бы и говорил. Но ты, пожалуй, прав. Надо сходить к себе, поговорить с Учителями.

Джордан покривил лицо в презрительной улыбке.

– С Задирой что ли? Он же…

Иван не дал ему долго распространяться по поводу негативных сторон Учителя.

– И с Сарыем, конечно. Но и с Симоном.

Джордан важно кивнул.

– Симон серьёзный человек. Сюда к нам почти не ходит, а придёт, так с дурацкими речами ни к кому не пристаёт.

– Любопытный у тебя, погляжу, критерий серьёзности. Симон многое знает и пытается объединить ходоков.

Собеседник опять покивал головой.

– Кто ещё у тебя там в Учителях ходит?

– Дон Севильяк.

– Дон Севильяк?.. А-а, Дигонов дружок. Ну, этот хоть и здоров, но смирный. Только чему он тебя может научить? У него как слово, так смех. Кто бы его самого чему поучил.

Иван с иронией посмотрел на щуплую фигуру Джордана. Да, дон Севильяк в Фимане мог подружиться только с тем, кто подстать ему самому, – с Дигоном. А Джордан росточком не вышел, мелковат для него. И в прямом, и в переносном смысле.

– Учить можно всему. Он учит меня дружбе.

– А-а, – ходок насупился, поник, помолчал.

Слова Ивана ему, по всей видимости, не понравились. Он-то здесь, как теперь знал Иван, ни с кем не дружил, а потому упоминание о дружбе кого-то с кем-то задело его за живое.

После долгого молчания поднял голову, невнятно сказал:

– Скажи, КЕРГИШЕТ… – он замялся. – А ты меня… – вновь замолчал, набрал полные лёгкие воздуха, закончил: – …когда-нибудь возьмёшь к себе? В твой мир?

Иван хотел засмеяться. Вот будет подарок для Сарыя, когда его заклятый «верт паршивый» появится у них на кухне. Это будет что-то! Но, видя переживания местного ходока, не подал и вида, что просьба его могла насмешить КЕРГИШЕТА.

– Почему бы и нет? – сказал он как можно увереннее. – Как только удостоверюсь, что могу пробить тебя в твоё будущее, так и попытаемся это сделать…

– А что проверять-то? – встрепенулся Джордан. – Мы, как с тобой встаём на дорогу времени, так каждый раз ты меня в моё будущее раз по пять пробиваешь. Будто через узкую полосу огня протаскиваешь!

– Ты это… что… – проговорил Иван, находясь в полной растерянности, – серьёзно?

– А чего мне врать-то? Сам посуди. Здесь же время на время наползает, всё вокруг, как шкура у кошки, всеми цветами раскрашено. А тебе – то невдомёк, куда ты меня тащишь.

– Что ж ты мне не говорил?! – воскликнул Иван.

Он одновременно удивился и возмутился признанию Джордана, так как немало уже поломал голову над вопросом проведения местного ходока в его будущее. Необходимо было узнать, как он будет воспринимать время у истока временного канала, там, где находился монолит будущего у него самого.

А впрочем, есть ли этот монолит? Его будущего? Может быть, он и сам, не замечая того, переходил в него?.. Э, нет! Монолит виден даже с точки зоха при входе в поле ходьбы, – решил он. Но мысли о том так взбудоражили его, что он на время позабыл о Джордане. Он смотрел на него и не видел.

Нет, он, конечно, видел, как у того округлились глаза, так как Джордан тоже был немало удивлён вопросом Ивана, но долго не отвечал на действия местного ходока.

– Тебе? – теребил Джордан за рукав Ивана. – Тебе надо было говорить?.. Я думал, ты знал. Ты же, говорю, когда идёшь, то, не разбираясь куда прёшь, и прёшь через времена, а я – везде за тобой. Обычно там у меня на грани пропасть бездонная, а с тобой…

– Вот это да-а… Любопытно, – задумчиво произнёс Иван. Всё-таки поле ходьбы Кап-Тартара радикально отличалось от внешнего ему, тому, где привык ходить Иван. Здесь везде действовали свои закономерности. – Скажи, а ты сам можешь войти в своё будущее?

– Нет! – резко и отчуждённо сказал Джордан. – Пропасть там!

Он болезненно воспринимал те вопросы КЕРГИШЕТА, которые касались его ходьбы во времени до встречи с ним. Иван уже понял это и старался обходить нежелательную тему, но разговор зашёл о слишком существенных вопросах, чтобы беречь нервы местного ходока.

– А со мной, значит, смог. И что ты при этом ощущал?

– Говорил же – огненная вспышка. Вздрогну, и всё.

Иван, не зная о том, думал, что причиной его вздрагиваний было совсем иное. Считал, что у Джордана всё-таки видение поля ходьбы – это столбы да ямы, потому-то его и передёргивало от неожиданно возникшей под ногами ямы, либо от столба, на который он его выводил.

– А при возвращении?

– При возвращении ничего не замечал.

– Да уж, – покрутил головой Иван. – Тогда… Осталось это проверить и в нашем поле ходьбы… Нет! Надо же! Ты, Джордан, где надо – молчун, а где не надо – болтун.

– А ты меня спрашивал? – возмущённо возвысил голос местный ходок и воинственно вздёрнул щетинистый подбородок.

– Однако! – занегодовал и Иван. – Ты же сам должен соображать, что к чему. Тебя в будущее протащили, а ты… Тьфу, на тебя!.. Но если это так, то… – Иван даже замер от пришедшей мысли. – Здесь, наверное, можно и других пробить в будущее! И в моё тоже…

Джордан незамедлительно окатил его холодной водой, сказав:

– Зачем это? Других-то? Они тут всё истопчут. Это ты, КЕРГИШЕТ, брось! Я с ними ходить не буду!

– Да не ершись ты! Тебе сейчас не понять…

– Куда уж нам, – обиделся Джордан. – Вы там все…

– Не все! – отрезал Иван. – Дослушай! Я вот о чём подумал. Смогу ли я здесь пробить в будущее других ходоков не для того, чтобы тебя позабавить или позлить. Если да, то появляется возможность… Для меня возможность, чтобы иметь поддержку в их лице. Там, в будущем Кап-Тартара, всё не так просто, как ты думаешь. А я кое-что знаю… Впрочем, не буду пока гадать. Надо сначала посмотреть, а уж потом решать… Ну, чего ты куксишься?