Однако со временем хозяева старели и не могли уже удержать ни власти, ни напора молодых, ни самих женщин. Холостяки врывались не без помощи последних в городки, и начиналась делёжка добычи – женщин.

Прежних их повелителей убивали, если они выступали против, либо изгоняли, после чего нападавшие превращались в обороняющихся.

Так было до тех пор, пока в роду прямых потомков Анки – ылимов – не появился Уленойк – повелитель всего Великого Пелилакканка…

– И долго нам ещё предстоит идти? – щурясь на весёлую пляску огня костра, поинтересовался Иван.

Он уже стал жалеть, что ввязался в это путешествие вне дороги времени.

– Завтра, и ещё два раза завтра, и потом уже придём, – беззаботно отозвался Пирик, для которого такие переходы были, наверное, привычным делом.

Но как сын Уленойка всё-таки попал под стену какого-то заброшенного строения так далеко от своего дома, то есть, от своего ромта, где на него напали и избили не менее десятка здоровых мужчин, Иван так и не дознался. Всё что-то сбивало и уводило их в сторону от этого разговора. Нельзя же считать, думалось ходоку, такую отговорку, что тот будто бы пошёл искать новых женщин. Ведь сам утверждает, что их у него уже много.

Услышав безрадостный для него ответ, Иван вздохнул.

– Это очень далеко.

– Далеко, – подтвердил Пирик. – Отец мой, Уленойк, не знает, где я, а то бы помог.

– Каким образом?

– О! – приподнял перед собой руки Пирик и завёл глаза под лоб – вылитый какой-то святой, виденный Иваном на картине. – Отец мой, Уленойк, меня всегда берёт с собой, когда просто так бродит во времени. – Пирик опять закатил глаза и мечтательно произнёс: – Там интересно всё… Люди совсем другие. Закона Анки не знают. Иногда меня с отцом моим, Уленойком, ругают, что мы одеты не так правильно, как они. Отец мой, Уленойк, тогда им всем доказывает гордость каждого мужчины, произошедшего от Анки…

– Так ты всё-таки тоже ходок? – в изумлении перебил его напевный восторг воспоминаний Иван.

– Нет. Это отец мой, Уленойк, ходок. Но он берёт меня на спину и идёт куда захочет. Он видит новое, и я вижу такое же. А там…

– Всё ясно, – не дал ему Иван вновь растечься по древу реминисценций, – он тебя просто пробивает или протаскивает сквозь время. Тогда он у тебя сильный ходок и человек, – похвалил Иван за глаза Уленойка.

Уленойк представлялся ему неким заботливым папашей, таскающим на себе своё взрослое чадо туда-сюда в поле ходьбы.

– Да, – важно подтвердил Пирик. – Отец мой, Уленойк, сильный. У него сто жён!

Такое понимание силы уже не занимало Ивана. Но если Пирик побывал с отцом своим, Уленойком… Тьфу ты!.. – оборвал себя Иван. Даже в мыслях навязло это – «отец мой, Уленойк»…

– Я тебя тоже мог бы пробить по дороге времени в ромт твоего отца, только не знаю куда.

– Как куда? – Пирик по-настоящему удивился словам Ивана. – Всё прямо и прямо. Будет река, потом ещё две, а потом ещё за одной как раз и будет ромт отца моего, Уленойка.

– Тоже мне, объяснил, называется, – покачал головой Иван.

– Так все объясняют.

– Может быть… – Иван некоторое время задумчиво смотрел на огонь. – Вот что, Пирик, – наконец сказал он. – Ты мне можешь нарисовать, как туда пройти.

– Что?

«У них же нет ещё письменности, – с досадой фыркнул ходок. – Даже иероглифов никаких ещё не придумали. Или пиктограмм… А уж карты рисовать… Да и само это – рисовать, тоже проблематично».

– Извини, – буркнул он. – Вот смотри, – он расчистил и заровнял сапогом землю перед костром, подбросил в него несколько колючих веток для большего освещения. – Мы с тобой здесь…

– Откуда знаешь? – Пирик жадно посмотрел на Ивана, будто тот ему сообщил что-то невероятное. – Почему тут?

– Я ничего не знаю. Но мы с тобой будем так считать, что мы с тобой сейчас сидим вот здесь. – Иван с надеждой выждал паузу. Пирик всё-таки не понимал. – Ладно. Мы были здесь, – он ткнул палочкой ниже, – а теперь идём вот в эту сторону… – Пирик готов был задать вновь свой вопрос, мол, откуда он это узнал, но Иван поторопился сказать: – Будем так считать. Тогда вот где-то здесь, – показал он на рисунке новой отметкой по ходу их движения, – находится ромт твоего отца, Уле… Твоего отца.

– Да, да, он там, – радостно подтвердил сын своего отца.

Но возможность показать точкой на земле их настоящее местонахождение, стрелкой, показывающей направление движения и следующей точкой, якобы, обозначившей расположение ромта Уленойка, его ошеломили. Он открыл рот от увиденного и услышанного и застыл в таком состоянии.

– Тогда, – продолжил Иван, усмехаясь произведённому эффекту на Пирика, – между нами и ромтом твоего отца находятся реки… Вот одна. – Он провёл извилистую линию. – Потом ещё две реки… Так и так. И ещё одна, на том берегу, которой, как раз и располагается ромт твоего отца. Так?

– Да, – одними губами прошептал Пирик. Глаза его округлились от ужаса. Он слегка отодвинулся от Ивана. – Ты знаешь?

– Что? – оторвался от своеобразной карты Иван и посмотрел на Пирика внимательно.

– Отец мой, Уленойк, тоже знает. Это… – и он как-то загадочно, поведя рукой на грубую карту, и на поблекшую вечернюю зарю, и на первые звёзды, добавил с придыханием: – Всё это знает.

Иван попытался разгадать, что из его объяснений вызвало такое поведение спутника.

– Что он знает?

– Он знает… Но и ты знаешь… это… – Он перешёл на язык ходоков: – Ты знаешь читать?

Пирик ждал ответа с волнением, у него подрагивали губы, язык жадно облизывал их. Он ждал.

– Знаю, – слегка пожал плечами Иван. – Но…

– И отец мой, Уленойк, знает.

– Откуда! – недоверчиво воскликнул Иван.

– Как откуда? От Анки! – уверенно и вдохновенно проговорил Пирик уже на своём наречии и отчего-то засмеялся, показав в красноватом свете костра ровные крепкие зубы. И целые.

Иван, может быть, и задумался бы, чего это Пирик вдруг стал смеяться, но ему почему-то показалось – Пирик уж слишком развеселился не к месту и времени, и его следовало вернуть к действительности.

– Скажи, сколько мы сегодня с тобой успели пройти?

Пирик, сгоняя с лица улыбку, повёл плечами.

– Что прошли, того уже нет, – заявил он авторитетно. – Зачем считать? Считать пройденное нельзя. Голова болеть будет.

– Не будет! Считать надо. Я тогда буду знать… Если я буду знать расстояние, то смогу тебя взять на дорогу времени и быть у отца твоего… уже сегодня. Так сколько?

– Хе! – Пирик вновь уставился на свои пальцы и зашевелил губами. Считая, он почёсывал голову, сбивался, опять начинал. Определил, но, похоже, не очень уверенно, потому глаз на Ивана не поднимал, а, приподняв руки, показал расчёты: – Столько, наверное, тумов, думаю.

– Семь, значит. Так… Мы прошли, по моим расчётам километров пятнадцать. Тогда это будет примерно один к двум с небольшим, то есть каждый тум километра два с гаком… Так и будем считать: семь тумов равны пятнадцати километрам. А теперь напрягись и подсчитай, сколько тумов осталось идти до ромта твоего отца? Давай, давай, не ленись, – добавил Иван, услышав тяжкий вздох Пирика.

Достойный сын своего отца снова считал пальцы ног и рук, шевелил губами, остервенело сплёвывал, сбиваясь и всё повторяя с нуля. Кожа его заблестела от пота, выжатого усердной и трудной работой ума.

– Вот, – наконец сказал он облегчённо. – Два раза всё и ещё столько…

– Пятьдесят два или это будет… ясно. Гаси костёр, и пойдём!

Пирик кинулся к Ивану, раскрыв руки.

Сесть себе на спину, куда с радостным воплем намеревался устроиться Пирик, Иван не позволил, а крепко схватил его за руку.

– Уй, – выразил своё недовольство Пирик, рассчитывающий, по-видимому, заодно отдохнуть, взгромоздясь на помочи рюкзака Ивана.

– Ничего, и так пройдём, – пообещал ему Иван и с удовольствием стал на дорогу времени.

Вскоре они вышли в реальный мир.

Если их расчёты были верны, то перемещение в пространстве через поле ходьбы произошло всего километров на сто десять, но ночные звуки и запахи здесь разительно отличались от недавно покинутых мест.