Однажды, через две недели после того, как я переехал в Лос-Анджелес, она появилась в облегающем сером платье, которое подчеркивало абсолютно все, даже ее живот, который становился все более округлым и красивым.

Она распустила волосы, и ее глаза сияли как никогда.

Ей уже было жарко, и ее кожа уже начала приобретать тот коричневый цвет, который ей так нравился. Я заметил, как мне стало тяжело, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы не послать к черту показания врача и не сделать ее своей без промедления, без пауз, погружаюсь в нее до глубины души и вспоминая, чего нам не хватало.

—Ник, ты меня слушаешь?

Я отогнал свои похотливые мысли и обратил на нее внимание.

—Мне очень жаль … о чем ты меня спрашивала?

Ноа закатила глаза.

— Я тебя ни о чем не спрашивала, я просто говорила тебе, что, поскольку у меня скоро заканчиваются занятия, а тебе осталось совсем немного, чтобы полностью восстановиться, я бы хотела, чтобы мы вместе пошли покупать вещи для ребенка. Мы даже не знаем, что покупать и сколько места нужно ребенку. Я подумала, что если мы подвинем мою кровать и приставим ее к стене в ванной, будет достаточно места, чтобы поставить кроватку и то место, где меняют подгузники. .

«Подгузники.. Черт возьми, а я думал о том, чтобы раздеть ее догола и подарить ей оргазм.»

— Ты втянула меня в это уравнение? — спросил я, недоверчиво глядя на нее. —Ты действительно верила, что я буду жить в этом лофте с нашим новорожденным ребенком?

—Конечно, даю — ответила она, краснея по какой-то причине, которую я не мог понять. —Мы больше не говорили об этом, но… ты собираешься жить со мной?

Мне было интересно? Да и я не мог не рассмеяться.

— Я думаю, что это очень сложно, что-то мешает мне ложиться с тобой в постель каждую ночь, веснушка. Конечно, я собираюсь жить с тобой, но мне очень жаль, но мы не собираемся делать это в той квартире, которую ты называешь квартирой, — ответил я, не собираясь уступать. —Но. . Но ничего, Ноа, — отрезала я, притягивая ее к себе и чмокая в губы, — Я не собираюсь воспитывать своего ребенка в спичечном коробке.

Ноа замолчала и несколько мгновений смотрела на меня.

—Я не хочу здесь жить, — заявила она, имея в виду мою квартиру, ту квартиру, куда я привел Софию, и Ноа терпела, потому что я выздоравливал.

—Мы что-нибудь придумаем, - сказал я, хотя уже думал об этом.

Шли дни, и я с каждым разом начинал чувствовать себя все лучше и лучше.

Через месяц я уже мог вернуться к работе. Ноа вступила в третий триместр беременности, и больше скрывать это было невозможно. Стоя на кухне с чашкой кофе в руках, я лично услышал, как мы впервые попали в новости.

Я выругался сквозь зубы, увидев фотографию Ноа, идущую по улице, ее живот уже был более чем очевиден, давая понять, что новость верна.

Первые две недели после того, как меня подстрелили, в новостях было посвящено не менее десяти минут обсуждению меня, моей компании и увольнений в Leister Enterprises. Однако с течением времени это перестало быть важным, и я расслабился, увидев, что они уже почти не говорили обо мне. Но, теперь, когда стало известно, что Ноа ждет от меня ребенка, несомненно, наше присутствие в новостях снова набирало обороты.

Я чуть не задохнулся, увидев дверь на чердак, в которую Ноа пыталась войти, обходя журналистов, не отвечая ни на какие вопросы. Я увидел, как Стив с разъяренным лицом помогает моей беременной девушке войти в ее собственный дом, и ярость охватила меня целиком.

«Черт возьми».

53. НОА

Я знала, что это в конечном итоге произойдет, но никогда не думала, что они придут и будут преследовать меня. Они хотели поговорить о Нике, но как только стало известно, что я жду ребенка, журналисты безжалостно преследовали меня.

Николас был в такой ярости, что до изнеможения настаивал на том, чтобы я покинула свою квартиру, и в целях безопасности взял меня с собой в свою. Все уже знали, что я беременна, рассказывать об этом друзьям и учителям было не так травмирующе, но мне было неловко появляться в новостях.

Сначала все было сосредоточено на Нике, на том, что мы сводные братья, на истории наших родителей.… Наша жизнь превратилась в цирк с толпой зрителей, и теперь, когда они уже рассказали все о Нике, они посвятили себя тому, чтобы достать меня и поговорить о том, как я выгляжу, об одежде, которую я ношу. .

Это было полное безумие. Я чуть не упала на задницу, когда увидела нас двоих вместе на обложке желтого журнала. Заголовок гласил следующее: «Золотой холостяк Николас Лейстер наконец-то берется за голову и станет отцом в возрасте двадцати пяти лет. Это свадебные колокола, которые мы скоро услышим?»

Я была поражена.

Я пришла в квартиру злее, чем когда-либо. Я не хотела становиться публичной фигурой, если не считать того, что они обсуждали мою жизнь, как если бы я была продажной задницей.

Когда я вышла из лифта, я искала Ника, пока не нашла его в его маленьком спортзале. Весь мой гнев улетучился, когда я увидела, что он сидит без футболки, весь в поту и поднимает гантели в левой руке, выполняя восстановительные упражнения, предписанные ему врачом.

Черт возьми . . как мы могли не попасть в заголовки газет, когда этот человек выглядел так, будто только что вышел из чертова голливудского фильма?

Я ошеломленно наблюдала за ним, пока он не заметил моего присутствия. Его губы улыбнулись, увидев меня, и он положил гирю на пол, между ног.

—Привет, веснушка, — поприветствовал он меня, взяв полотенце, которое лежало рядом с ним, и вытер лицо и руки.

Я бы сказала ему, чтобы он этого не делал, чтобы пот стекал по его щекам, отмеченный пресс был впечатляющим зрелищем, но я стояла на месте, пока он не встал и не подошел ко мне.

—Все в порядке? — спросил он, легонько поцеловав меня в щеку.

Это было еще одно, от чего у меня тоже было очень плохое настроение: мы оба не касались друг друга, кроме нескольких нежных поцелуев. Я боялась, что он ничего не захочет делать, потому что его раны все еще болели, хотя, если он уже был способен поднимать тяжести, что мешало ему делать со мной все то, что приходило мне в голову каждую ночь, когда я ложилась рядом с ним?

Может быть, я ему больше не нравилась, как раньше: я была толстой, живот уже вставал между ними.… Возможно, он больше не находил меня привлекательной, и одна мысль об этом приводила меня в ужас.

Ник заправил прядь моих волос за ухо и хмуро посмотрел на меня.

—Что тебя беспокоит? —спросил он, глядя на меня такими глазами, которые сводили меня с ума.

Мне захотелось целовать его повсюду, прикасаться к его твердому, жилистому животу, прижаться к этой стене и заняться с ним любовью, черт возьми. Но я решила закрыть рот. Я не собиралась его просить о чем-то, чего он явно не хотел мне давать.

—Ничего. . я устала, пойду в душ. — Я повернулась, чтобы выйти из комнаты, но Ник удержал меня за руку, изучая мое лицо в поисках какого-то знака, какой-то подсказки, которая объяснила бы ему, что, черт возьми, со мной не так.

— Это из-за журналистов? —спросил он, нежно целуя меня над ухом. Я закрыла глаза и прислонилась к стене позади.

—Нет... я просто хочу принять душ и лечь в постель.

Его рот теперь продолжал целовать мой лоб. Мягко, нежно.

—Они устанут от нас, Ноа … Это вопрос времени, когда они будут преследовать другую пару, это Голливуд, это всего лишь вопрос времени.

Его рука погладила мою руку сверху вниз.

Я почувствовал ярость и прервала его ласки, схватив его за запястье.

—Перестань прикасаться ко мне, как к чертовой кукле, Николас.

Я увидела, как его глаза широко раскрылись от удивления, прежде чем я вырвалась из его хватки и вышла в коридор, направляясь в спальню.

Я посмотрела на кровать… Эта чертова кровать, где он наверняка делал все это с чертовой Софией Эйкен, и я разозлилась еще больше.

Хорошо, что она больше не была для него привлекательной, но, по крайней мере, он мог это умело скрывал.