Я же спросил:

— Тебя ничего не смущает?

Вика сломалась. Выкрикнула:

— Я не знаю. Олег, неужели так можно?

— Нельзя, — ответил я, — но, к сожалению, есть. Я готов на что угодно поспорить, что тебе поставят тот же диагноз. Спорим?

Я протянул ей ладонь. Она чуть замешкалась, но на мой жест ответила.

— Спорим.

Это как-то сразу разрядило обстановку.

— Чего изволите, леди? — Спросил я дурашливо.

— Если ты проиграешь? — Девчонка задумалась, лукаво блеснула глазами. — Ты выйдешь на улицу днем и три раза прокричишь ку-ка-ре-ку!

Я аж вздохнул. Сущий детский сад. Все-таки восемнадцать лет — это еще детство. Хорошо, хоть голым бегать не заставила.

— Согласен? — С вызовом спросила она.

— Согласен.

— А ты чего пожелаешь?

Мне хотелось сказать: «Ничего», но это было бы нечестно. Пришлось придумывать на ходу.

— Если ты проиграешь, то поцелуешь меня.

Она смутилась, но не отказалась, произнесла серьезно:

— По рукам.

По ее лицу стало понятно, что проигрыш ее вполне устраивает.

Влад оглядел на нас задумчиво. Обернулся к своей даме сердца:

— Вер, — протянул он жалобно, — может, мы тоже поспорим? А?

Девчонки на кухне пекли орешки. Влад, было, вызвался на помощь — предложил начинять половинки песочных скорлупок сгущенкой, но его выгнали.

— Знаю я вас, таких помощничков, — проворчала Вера, — не успеешь оглянуться, как все слопал. Доделаем, позовем. Брысь отсюда, иди вон к Олегу, ему одному скучно.

Я сидел тихонечко в комнате, в одиночку терзал блокнот Маринича. Влад присел рядом.

— Выходит что-нибудь? — Спросил он без особой надежды.

— Хрен там был, — расстроенно ответил я. — Ни черта не могу понять. Зачем так было мудрить? Как теперь в этом разобраться?

— А если с книгой? — Снова напомнил Влад.

Может, и правда? Я отложил записи, позвал:

— Вика, а бабушкина книга у тебя где?

Девчонка сразу появилась в дверном проеме.

— Тебе надо? — Спросила она.

— Да.

— Сейчас принесу.

Через минуту она вручила мне гримуар. Наморщила носик, задумалась, потом сказал:

— В принципе, эта книга давно уже твоя. Можешь ее забирать.

Я почти не удивился. Но вспомнил об утреннем звонке, подумал: «Чем черт не шутит? Припрутся эти из телефона с обыском, когда меня дома не будет. Сопрут книгу. Потом ее ищи-свищи!» От этих мыслей даже зажмурился. Бабкино наследство мне вовсе не хотелось терять. Сроднился я с ним. Поэтому Вике ответил:

— Пусть лучше у тебя останется. Здесь надежнее.

— Как знаешь, — сказала она и унеслась на кухню.

Книга приветствовала меня целым снопом искр. Она всеми силами пыталась показать, как сильно скучала. А я вдруг понял, что воспринимаю фолиант почти как живое существо. Пытаюсь угадать его мысли и чувства. Это было довольно странно.

Я погладил рукой обложку, подумал про записи, попытался открыть на нужной странице и разочаровался. Книга моментально погасла. Она отказалась со мной говорить.

Влад понял, что что-то идет не по плану, спросил:

— И что это значит?

— Понятия не имею. Может, ей эти записи почитать надо?

Я захлопнул книгу, положил на стол. Блокнот водрузил сверху, откинулся спинку кресла, открыл рот, но сказать ничего не успел. Тут же раздался хлопок. Бабкин гримуар полыхнул возмущенным алым. Блокнот взвился в воздух и прилетел мне прямехонько в лоб.

— Нихрена себе, — восхищенно проговорил Влад. — Это она тебе говорит, чтобы сам читал.

Я отложил блокнот в сторонку, подальше от книженции. Потер ладонью лоб, пробурчал беззлобно:

— Самый умный, да?

Влад довольно выпятил губы.

— Не без этого!

В дверях появились девчонки.

— Вы чего тут расшумелись?

Книга полыхнула им навстречу всеми цветами радуги. Потом потянулась сиянием к блокноту, подхватила его и вновь запулила в меня.

Только на этот раз, мне удалось поймать шифровку Маринича налету.

— Вы чего ее, — Вика запнулась, но договорила, — обижаете? Вон она как возмущается.

— Мы? — Взвился Влад. — Да это она нас! А мы тут страдаем. Мы почти присмерти от…

— Дурак, — выдала Вера с улыбкой. Отвернулась и ушла.

Следом за ней испарилась и Вика.

Влад картинно воздел руки, простонал:

— Вот она — семейная жизнь во всей красе. Никогда не женись, дружище.

Два дня пролетели незаметно. Не было в них ничего тревожного, неожиданного. Больше никто не беспокоил ни звонками, ни лично. Прошлое Маринича отступило, оставило меня в покое. Содержимое блокнота по-прежнему было тайной.

Наступило утро пятницы. Вика позвонила мне спозаранку.

— Я дойду сама, — сказала она, — что тебе ездить без толку?

Я со смаком зевнул, возразил:

— Мне не трудно.

Но девчонка все уже решила:

— Я не маленькая, Олег, сама управлюсь. Поликлиника под боком, дойду.

Голос у нее был нервный. Тон — не терпящий возражений. Мне почудилось, что ей ужасно неловко оттого, что столько народу вынуждено ее опекать. Поэтому и согласился:

— Хорошо, иди сама, моя чудесная взрослая девочка.

Она явно смутилась, что ответить придумать не смогла, буркнула:

— Да ну тебя.

И плюхнула трубку. Я усмехнулся и набрал ее номер.

Встретиться договорились в полдень в сквере неподалеку от поликлиники. Вика сказала, что Веру и Влада известит сама.

Для апреля было удивительно тепло. На широкой лавочке под вербой хмурые пенсионеры играли в шахматы. Рядом мадам выгуливала таксу. Вокруг кустов носилась малышня. Неподалеку стучали спицами две старушки. Я пристроился в стороне, чтобы никому не мешать. Было так хорошо и спокойно, что почти удалось забыть, для чего меня сюда привела судьба.

Почти — это главное слово.

— Олег! — Вера стояла в конце аллеи и махала рукой. — Привет!

Я помахал в ответ и направился навстречу.

— А Влад где?

— Сейчас придет. Мороженое покупает.

Мы прошлись по дорожке к пруду. У воды дети кормили голубей. Меж упитанных сизарей сновали воробьи, воровали крошки.

— Вер, — я обернулся к ней, — как у тебя дела, вообще.

Я сделал жест, словно пытался охватить все сущее сразу.

— Нормально, — она усмехнулась, — благодаря тебе словно заново родилась. А спасибо так и не успела сказать.

— Это ерунда. Это мелочи.

— А кто тут меня заждался? — раздалось довольное из-за спины.

Я обернулся. Влад держал в руках четыре эскимо и улыбался во весь рот. Одно сразу вручил Вере, второе мне, еще одно положил на скамейку, последнее начал открывать.

— Четыре зачем? — Спросил я. — Растает, не дождется Вику.

— Не растает, — сказал Влад со знанием дела, кивнул на Веру, — знаешь, какая обжора, хоть и худая.

Девушка попыталась надуть губы, но быстро передумала и взялась за лакомство. Влад был прав. Мороженое растаять не успело. Вика появилась раньше.

По виду ее сразу стало ясно, что дело дрянь.

— Ты был прав, — сказала она, не дожидаясь вопросов.

Вера шумно вздохнула, сложила промокший фантик, закинула в урну.

— Что и у тебя нашли болезнь?

Вика кивнула, глядя только на меня.

— Олег, — в ее голосе было отчаяние. Но как же так? Разве так можно? А как же клятва Гиппократа?

Я не стал ей ничего говорить, просто сгреб в охапку и поцеловал в ее милый курносый носик, украшенный россыпью крохотных веснушек.

Вика сначала затихла, потом отстранилась, сказала серьезно:

— Ребята, с этим надо что-то делать. Они не просто мошенники, они убийцы.

Влад едва не подавился мороженным.