«Объект» тут же съежился застыл. Сопротивляться и не пытался. Вот только мне одной рукой обыскивать его было неудобно. Я кивнул Владу. Тот все понял, засуетился:

— Сейчас-сейчас.

Принялся деловито ощупывать страдальцу бока, проверять карманы. Почти сразу раздалось:

— Нашел!

Я облегченно выдохнул. Рявкнул своему подопечному:

— Если хочешь жить, стой тут и не рыпайся.

Тот благоразумно вжал голову в плечи, на всякий случай перестал дышать.

Я мельком глянул на Влада. Он в двух пальцах, на вытянутой руке держал платок. Платок был не первой свежести. И даже не второй. Сразу стало понятно, что его долго и основательно использовали по прямому назначению. Правда, Влад этого не замечал. Лицо его лучилось счастливейшей из улыбок. Словно он ненароком раскопал в гаражах драгоценный клад.

— Нашел! — Повторил парень.

После перехватил платок второй рукой и развернул. С края, почти в самом углу виднелось кровавое пятно.

Я кивнул на выход, прошептал одними губами: «Уходим». Лишь после этого сообразил, что друг не видит моего лица. Тогда по-простому ткнул пальцем в дверь.

Влад скомкал платок, сунул себе в карман, потянулся за сумкой. Тут я не сдержался. Шикнул на него:

— Сдурел?

И для наглядности повертел у виска пальцем.

— А что такого? — Возмутился он.

— Ничего. Если не понимаешь, я тебе потом объясню.

Из гаража его пришлось выгонять практически пинками.

Створки я закрыл. Замок продел в обе дужки, не запирая. Это давало нам фору, позволяло безнаказанно улизнуть. А еще обещало скорое освобождение узника.

«Объект» внутри гаража сидел тихо-тихо, признаков жизни не подавал. Влад стянул с физиономии цыплячью «балаклаву», утер со лба пот, прислушался и довольно ухмыльнулся:

— Затаился, гад, не квакает.

Я ответил ему в тон:

— А ты бы квакал?

Он призадумался, в конце концов признал:

— Не знаю, наверное, нет.

— То-то же. Зачем ему нарываться? Он же не хочет следующим жмуром стать.

Мы быстро разоблачились, завернули маскарадные костюмы в один из халатов, перевязали рукавами на узел. Пошли обратно, к девчонкам. Влад нес тючок, поначалу молчал, потом не выдержал, высказал с обидой:

— Все-таки зря ты мне не дал забрать бабки. Там у этого козла целое состояние!

Я остановился, схватил его за плечо, притянул к себе. Наверное, что-то в моем лице изменилось. Влад как-то странно моргнул, поспешил объясниться:

— Я же не себе хотел оставить. Что я, нелюдь какой? В детдом бы сдали или еще куда. Я же все понимаю.

Он уставился на меня с надеждой, словно призывал вернуться. Я выпустил его плечо, усмехнулся.

— Ни чего ты не понимаешь. Сейчас за нами что числится?

Он не понял, пожал плечами. Пришлось объяснить самому:

— Мелкое хулиганство, не более того. Бить мы его не били. Грабить не грабили. Платок не в счет. Даже не запирали всерьез. Как ты думаешь, он куда-нибудь пойдет с рассказом о двух придурках в цветных шапках и вонючих халатах?

Влад заржал. До него начинало доходить. Я продолжил:

— Посидит он в своем гараже и решит, что его разыграли. Но!

Я поднял вверх палец, дождался внимания.

— Если мы взяли бы деньги, это уже совсем другой коленкор.

— Тут он непременно побежал бы жаловаться Льву и его псам. — Влад оттянул ворот рубашки, словно тот его душил. Потом высказался от души, помянув все то, что не стоит говорить при девчонках.

— Понял? — Спросил я. — Дошло?

— Дошло. Ладно, — он покрутил в пальцах тючок, — проехали. А это надо сжечь от греха подальше.

Следы преступления жгли на пустыре у дома Веры. Халаты, от души окропленные бензином, горели жарко. Шапки плавились и воняли. Вика водила носом, морщилась. Наконец не выдержала, сказала обижено:

— Вот сволочи, а говорили шерсть!

— Где брала? — Зачем-то уточнил Влад.

— На развале у вокзала.

Он многозначительно усмехнулся.

— Кто ж тебе там скажет правду? Им бы только продать.

— Да знаю я, — отмахнулась девчонка. — Все равно обидно. И жалко.

Влад пошевелил палкой черную тягучую массу, создал хренову тучу густого чада.

— Странная ты, — резюмировал он, — дырки резать не жалко было, а что обманули, жалеешь.

— Так это для дела! Для вас мне ничего не жалко. А для этих…

Она повела в воздухе рукой, фразу заканчивать не стала. Но все и так все поняли.

— Когда будем проводить ритуал? — Вмешалась в их разговор Вера.

Вопрос был адресован скорее мне, поэтому все уставились на мою скромную персону.

— Сегодня скрутим куклу, все подготовим. Жечь и проводить ритуал придется завтра. Вика, напомнишь, когда наш эскулап по нечетным работает?

— Вечером, — удивилась она моему вопросу, — я же говорила.

— Я имел ввиду, с какого времени.

Вика нахмурилась, вспоминая, сказала не совсем уверенно:

— Кажется, с двух.

— Надо уточнить, — влез с ценным замечанием Влад.

— Вот ты и уточнишь, — решил я. — Вике лучше теперь в поликлинике лишний раз не светиться, чтобы не вызывать подозрения.

Парень понимающе покивал.

— Уточню. Что еще?

— Пока все. Остальное завтра. А сейчас поехали ко мне, будем делать мотанку.

Перед сном меня одолела тревога. И вроде бы мы все делали правильно. Наказание врача — это хорошо, это нужно и правильно. Но! Проблемы Маринича это не решало совсем. До часа икс рукой подать. Завтра уже вторник, а в пятницу нужно было что-то кому-то вернуть. Что и кому? Эти вопросы назойливыми мухами жужжали в голове.

Неожиданно вспомнился Костя с предложением заходить, если будут проблемы. Я повертел этот вариант и так, и эдак, прекрасно понимая, что Костя с его связями как раз тот, кто точно сумеет мне помочь. В конце концов решил оставить это щедрое предложение на потом, на крайний случай. А пока…

Пока мне было нужно к бабе Дусе в ее старый домик. Нужно было выяснить, как прошел допрос духа бывшего хозяина моего тела. Я закрыл глаза, позвал беззвучно: «Бабушка Дуся, принимай гостя!» Замер, ожидая ответ, и тут же оказался в знакомой избе.

Здесь снова был день. Старая ведьма сидела за столом, терзала пяльцы. Меня не замечала в упор. Я огляделся и с удивлением не обнаружил Васеньки. В печи не горел огонь. Не пахло пирогами. За окном качались засохшие золотые шары. В воздухе пахло катаклизмом, правда, его причины я пока не понимал.

Появилась крамольная мысль: «Вдруг эту могучую ведьму постигло банальное фиаско?» Мысль была такой абсурдной, что я не смог в нее поверить. Поэтому снова глянул на бабку в надежде, что та отложит пяльцы, заметит гостя, широко улыбнется и отпустит одну из своих шуточек.

Не сработало. Бабка еще сильнее сгорбилась, склонилась над пяльцами совсем низко, стала вдруг какой-то маленькой, несчастной. Меня она по-прежнему не замечала. Пришлось позвать:

— Баба Дуся, здравствуйте.

Ноль реакции. Возникло дикое желание, подойти, обнять старуху, спросить, как у нее дела…

В ноги сзади что-то настойчиво ткнулось. Раз, другой, прошлось вкруговую утробно урча. Любя куснуло. Я опустил глаза. Вокруг меня вился Васенька. Терся, закатывал глазки, старательно мурчал. Было видно, что дается это ему нелегко, с трудом. На морде вместо неземного блаженства написано несказанное отвращение.

Я окончательно обалдел, нагнулся и потрепал страдальца по морде.

— Хороший котик, хороший…

Тьфу! Тьфу-тьфу! Да что же тут происходит?

Васенька от моей фамильярности слегка прибалдел, на миг замер, потом, как и положено приличному домашнему коту, брякнулся на спину и раскинул лапы, снабженные первостатейными керамбитами, явил миру белоснежное пузо, замел по полу пушистым хвостом.