— Привет, Макс, — раздается в трубке голос крестного. — Мы проследили за отчимом твоей девушки.

Я весь превращаюсь в слух. То, что мне выслали на днях, заставило меня нехило напрячься. То, что Ника жила с этим зверем под боком и менты ничего с этим не делали, бесило до красноты в глазах.

Но сегодня ночью я снова увидел эти шрамы… И понял, что теперь близко его к Нике не подпущу. А сунется — получит по полной.

— И что он? Есть за что привлечь? — очень сильно надеюсь, что есть за что накатать на него заяву и убрать с горизонта.

— Нет, — жестко отвечает крестный. — Он пытается слиться с рабочими и не отсвечивать.

Сжимаю челюсти.

— Я чувствую в твоей фразе “но”.

— Да, — он подтверждает мои опасения. — Он следит за Никой. Его видели у дома той женщины, где жила твоя девушка. И даже у бара.

— Твою мать! — вырывается у меня.

— Именно, Макс, — я практически вижу, как крестный кивает и прищуривает один глаз. — Он ищет ее. Этому гаду нужна Ника, поэтому…

— Поэтому я схожу с ним поболтаю. Где он сейчас? Можешь кого-нибудь дать, чтобы за Никой присмотрел?

— В пивнушке за рынком. Сейчас сброшу тебе название, — слышу, что он перевел меня на громкую связь. — Ты бы там аккуратнее был.

Буду. Да и не сделает он ничего при большом количестве народа. А сделает — еще лучше, найду повод посадить его.

Мы договариваемся с крестным о деталях, и я сбрасываю вызов. Еще час до начала концерта. Должен успеть. Один косяк — отец так и не дал машину, поэтому опять такси. Долго и неудобно.

Ничего, сейчас разберусь с этим козлом, сделаю предложение, и тогда мы с Никой вместе выберем — и модель, и цвет.

Когда я подъезжаю к пивнушке, сразу понимаю, кто мне нужен. У входа за высоким столиком стоят пятеро мужиков. Но только у этого настолько склизкое выражение лица, что так и хочется врезать. Остальные видно — рабочие и регулярно “отмечающие” свои ежедневные зарплаты. А этот… Он вроде как не с ними.

Он замечает меня еще с другой стороны улицы. Одним махом вливает в себя содержимое пластикового стаканчика, сминает его хлопком об стол и что-то говорит приятелям. А после этого, бросив на меня еще один взгляд, уходит.

Значит, он меня узнал. Значит, точно следит за Никой и видел нас вместе. Черт, надо за ним!

Я не успеваю догнать его, когда он скрывается среди полупустых рыночных рядов. Собираюсь набрать крестного, но телефон “радует” черным экраном. Что такое не везет?!

Понимаю, что я теперь и такси вызвать не могу, и к выступлению Ники не успеваю. Зато впереди маячит плешивая макушка отчима. Иду к нему. Он меня будто ждет и первым пытается ударить.

Э, нет. Не на того напал. Блокирую, перехватываю его руку и резко завожу ему за спину, прижимая лицом к ближайшему лотку.

— Отвали от Ники, — цежу сквозь зубы.

— Мал еще угрожать, — пытается вырваться козел, отчего я сильнее вжимаю его в местами ржавую металлическую поверхность.

— Мне кажется, ты сейчас не в том положении, чтобы что-то вякать. Первый и последний раз предупреждаю: чтобы я тебя рядом с моей невестой не видел, понял?

— Ой, прямо-таки невестой? Поимел сам, дай поиметь и другим, — раздается его скрипучий смех. — На кой ляд она тебе сдалась? Задница у нее шикарная, да. Наверное, классно в нее…

Я не выдерживаю и все же, развернув к себе, бью его в морду. Он пошатывается, но не падает.

— Щенок… — шипит он, вытирая рот и рассматривая пальцы. — Думаешь, такой наглый?

Он снова пытается меня ударить, я снова ухожу от удара и делаю подсечку, отчего он падает. Я представления не имею, чем бы закончилась эта драка, если бы как будто из-под земли не выросли два ППС-ника.

Эти придурки не разбираются и уводят нас обоих. В каморке на посту мне даже позвонить отцу не дают, грозят задержать, но меня спасает то, что я кристально трезв и ношу при себе права.

Мне кажется, что бравые стражи порядка сознательно растягивают время моего пребывания у них в гостях, чтобы доказать свою власть и силу. Какой же бред. Это злит и заставляет меня внутренне закипать.

Сначала пытаюсь что-то возражать, но понимаю, что проще спокойно ждать и заполнять кучу тупых бумаг, некоторые из которых приходится переписывать по несколько раз.

Когда меня, наконец, отпускают, на улице уже темно. И во всей сложившейся ситуации меня радует только то, что отчима Ники задержали дольше. Как только заряжу телефон надо обязательно попросить крестного, чтобы он поспособствовал длительному “дольше”.

За это время я позабочусь о том, чтобы этот элемент прошлого навсегда остался в прошлом.

Бар, конечно же, набит под завязку. Фил с Анжелой тоже приехали, хотя уж кого бы я хотел видеть меньше всего. Анжела почти сразу же находит взглядом меня и улыбается той самой улыбкой, которая ну никак не сулит ничего хорошего. Хотя я не понимаю, что теперь она могла отчебучить.

Неужели настолько уверена, что мама имеет на меня такое сильное влияние? Черта с два. Фил отслеживает взгляд Анжелы, тоже видит меня и покачивает на пальце брелоком от машины. Неужели до сих пор так радуется?

Но это все кажется настолько несущественным, когда я смотрю на сцену. Ника. Милая, хрупкая, нежная. Как фарфоровая куколка, с которой надо бережно и аккуратно. Но как только она ловит мой взгляд, по ее лицу пробегает какая-то тень. Что-то явно не так.

Следующую песню она поет, совсем не отрывая от меня глаз. В голосе — боль, а щеки в свете прожекторов блестят от слез. Пытаюсь вслушаться в слова, но понимаю только то, что они о предательстве.

Не может же она думать… Кидаю мимолетный взгляд на Анжелу, и до меня доходит, отчего табыла так довольна.

Дальше все происходит как в глупом кино, полном нелепых совпадений. Каждый раз, как только мне кажется, что вот-вот я перехвачу Нику, она будто исчезает куда-то.

Пока ищу ее, перебираю в голове слова, которыми мог бы объяснить все. Но не нахожу нужных. Пока не нахожу. Найду.

Отец-администратор-басист-отец… Такое ощущение, я со всеми успел поговорить, кроме Ники. Охранник говорит, что она вышла из бара через главный вход. Выскакиваю за ней и успеваю только увидеть, как она садится к своему приятелю в машину цыплячьего цвета.

Из горла вырывается отчаянный крик и сложная нецензурная конструкция. Мне кажется, в груди взорвалась граната. Так больно, и деться от этого некуда.

Тяжелые дождевые капли падают на мокрый асфальт, мокрая футболка липнет к телу. В глазах как будто притушили свет, потому что я не вижу ничего перед собой. Все внимание в моих мыслях.

Машина. Мне срочно нужна тачка. Они же стопудово поехали к тете Нине. Сейчас я возьму у отца ключи и догоню…

На плечо ложится тяжелая ладонь.

— Понравилось играться чужой жизнью? — рядом стоит отец со взглядом, которым последний раз на меня смотрел только в школе, когда я клеем облил парту математички.

— Ну ты как? — Сергей ставит передо мной чашку кофе с небольшой коричневой пенкой. — Молока добавить?

Я киваю и прислоняюсь головой к стене. Надо, наверное, позвонить Андрею Аркадьевичу. А то я вчера убежала, даже не попрощалась. Он же хотел контракт подписать. И там был этот… из консерватории.

— Когда, говоришь, тетю Нину выпишут? — задумчиво мешаю ложкой кофе, хотя даже сахар туда не положила.

— К концу следующей недели, ба говорила, — Сергей присаживается на подоконник и пьет свой кофе. — Поживешь пока тут?

Пожимаю плечами. Я вообще не знаю, что теперь будет. Еще вчера утром казалось, что в жизни началась белая полоса, но сейчас она приобрела неприятный серый оттенок.

— Не знаю пока, — отпиваю кофе, наслаждаясь горьковатым ароматом с легким оттенком ванили. — Наверное, надо все же собрать себя в кучку и сходить в квартиру родителей забрать хоть аттестат. А то без него точно никуда не возьмут.

Раздается звонок в дверь, и Сергей идет открывать. Остаюсь одна, и сразу же меня атакуют мысли и сложные, вызывающие тянущую тоску в груди эмоции. За что так нужно было со мной поступать? Неужели можно разменять чужую жизнь на машину и не испытывать при этом никаких переживаний?