К горлу подкатывает противный комок, который я пытаюсь проглотить, но никак не выходит. Всхлипываю и закусываю губу. Решаю отложить обдумывание на потом. Не сейчас.

На всякий случай заглядываю в арку — машина уже уехала. Выхожу, и тут меня за руку хватает этот наглый мажор. Он быстро припечатывает к стене:

— И куда собралась, летящая? — нависая надо мной, ехидно спрашивает он. — Неужели тешила себя надеждой, что сбежишь?

Меня обдает запахом его дорогого парфюма. Ему очень подходит этот аромат — молодежный, спортивный и такой же наглый.

Если бы мое утро сложилось иначе, я бы и отреагировала иначе. Но сейчас вспышкой в голове мелькает ситуация с отчимом. Я резко поднимаю колено и бью ему в пах. От неожиданности он резко отступает, а я пользуюсь этим и бегу.

Удивительно. Он даже не пытается в этот раз меня преследовать. Оглядываюсь, натыкаясь на его внимательный, изучающий взгляд. Парень не крючится от боли, просто стоит и смотрит.

Но даже от его взгляда по спине разбегаются мурашки. Плевать! Главное, унести ноги. Не будет же он меня преследовать.

Сама не замечаю, как добегаю до дома своего парня. Останавливаюсь только перед подъездом, чтобы отдышаться. От бега заложило уши так, что слышу только звон.

Но захожу в подъезд, пропитанный запахом влажных протекающих труб и кошек, поднимаюсь к нему на этаж. Сейчас он обнимет, и я смогу поплакать в его крепкое мужское плечо. Мишка поможет.

Но он не открывает. Ни на первый, ни на пятый звонок. Зато выходит его соседка напротив:

— Не ломись к нему, нету его, — скрипучим старческим голосом говорит она. — Вчерась как ушел, так до сих пор и не являлся. Совсем тут без родителей разбаловался.

Холодок в груди заставляет сердце сжаться. Киваю, бормочу невнятное “спасибо” и спускаюсь вниз, на лавочки.

Снова пытаюсь дозвониться до Мишки. Не берет. Не приходил домой. И мне не писал. А вдруг что-то случилось?

Волнение противным червяком заворочалось в животе. Стало некомфортно… И очень тоскливо.

Еще этот мажор. До сих пор перед глазами стоит этот колкий взгляд, эти руки… Кажется, на мне даже остался его запах. Черт. Главное — больше с ним не встречаться!

На площадке молодые мамочки гуляют со своими детьми. Кто-то — с колясками, кто-то ходил за мелкими карапузами, кто-то наблюдал, как уже подросшее чадо ковыряется в песочнице. Взгляд на это должен был вызывать умиротворение, а получалось наоборот.

Осознание того, что собственная мать выгнала из дома из-за мужика, выбивало почву из-под ног. Я смотрела перед собой и думала, что мне теперь делать. Все мои накопления, даже мелочевка, остались дома.

В прошлом месяце мне, наконец, исполнилось восемнадцать, и я почти накопила на первый взнос, зарабатывая выгулом собак после школы. Но отчим увидел, как я прячу деньги в копилку, наговорил что-то маме. Она устроила скандал, что я нахлебница, совсем не помогаю семье, вытряхнула мою копилку и купила дорогое постельное белье из “персидского шелка”.

После этого я зашивала деньги в матрас вечерами, когда никто не видел. Вчера я, наконец-то, договорилась с одной бабушкой в соседнем районе. Через две недели я должна была отдать ей залог и снимать одну из комнат. Но, видимо, не судьба.

Деньги. А что, если… Набираю номер того бара, куда ходила сегодня на собеседование. Мне предлагали сразу взять на ночную смену, но я отказалась. Теперь же это даже к лучшему.

— Здравствуйте, — нервно кусая губу бормочу я. — Меня зовут Терпина Вероника, я сегодня была у вас на собеседовании. Вы предлагали ночную смену.

— Да-да, я вас помню, — вежливо отвечает администратор.

— А могу ли я выйти уже сегодня?

Администратор замолкает на пару секунд, которые проходят для меня в жутком оцепенении. Если она скажет “нет”, то я понятия не имею, что мне делать. Во рту пересыхает. Я сглатываю, но от волнения язык прилипает к нёбу.

— Да, Вероника. Но приходите тогда пораньше. Где-то через часок, — отвечает мне голос из трубки. — Только паспорт захватите, чтобы мы могли вас оформить.

С меня будто бетонная плита свалилась. Интересно, а там расчет посменный или за месяц? Смогу ли с той бабушкой на посуточную оплату договориться? Может, еще по дому помогать буду. Все равно у нас уже давно почти все я делала, когда мама на сутки уходила.

Я смотрю на телефон. Ох! Мне же надо быть там уже через час…Нужно срочно поднимать свой зад и идти, иначе не успею.

В полумраке бара глаза сначала ничего не видят после долгой дороги по солнечным улицам. Я останавливаюсь на входе под предлогом адаптироваться к свету, а на самом деле в груди все замирает от волнения. Правда ли меня примут? А что, если нет? А справлюсь ли я?

Посетителей нет. Видимо, в дневное время подобные заведения не очень привлекают народ. Зато по вечерам, наверное, тут яблоку негде упасть. Эта мысль заставляет нервничать — а вдруг не справлюсь с работой и меня сразу же уволят?

Сжимаю в пальцах ручки от сумки и прохожу внутрь. Кеды тихо шуршат по матовой серой плитке. Бармен с интересом разглядывает меня.

На первый взгляд в полумраке мне чудится, что это тот самый мажор. Я аж замираю в испуге. Но присмотревшись, с облегчением понимаю: нет, конечно, что ему, такому всему из себя замечательному, делать тут, в баре. Да еще и барменом.

Вот он меня напугал, что аж мерещится!

— Вам чем-то помочь? — вежливо спрашивает он.

— Я… к администратору, — мямлю, как будто мне пять лет.

Вероника! Надо собраться.

— Света! — кричит бармен, продолжая протирать стакан. — Тут к тебе.

— Кто там? — администратор (я, к своему стыду, даже не запомнила, как ее зовут) выглядывает из двери в подсобку и замечает меня. — Проходи давай. Точно не передумала?

Я поджимаю губы и уверенно мотаю головой. Чувствую, как руки начинают потеть от волнения и вытираю их о джинсы.

Девушка, еще совсем молодая, лет двадцать пять, грациозной легкой походкой провожает меня к кабинету. Я ее в прошлый раз отметила, какая милая и добрая у нее улыбка. Так располагает к себе, что я даже немного спокойнее себя чувствую. Хотя бы дышать могу.

— Давай паспорт, будем оформляться, — с улыбкой говорит администратор и садится на крутящееся кресло за компьютер. — Да не стой ты, садись.

Она кивает на стул перед ее столом. Дрожащими руками я достаю паспорт и протягиваю ей. На бейджике читаю имя “Светлана”.

— Эй, ты чего? — она берет документ и внимательно смотрит на меня. — Я не кусаюсь, Андрей Аркадьевич тоже. Сама нальешь чай себе? Вон кулер и сверху коробка с пакетиками. У Машки на столе печенье возьми, она все равно на диете.

Администратор показывает рукой на соседний стол и начинает методично вбивать данные моего паспорта в компьютер.

Я сначала мнусь, ерзаю на стуле, а потом все же решаюсь сделать себе чай. С самого утра ничего не ела. Чувствую, что в животе начинается спазм, и он вот-вот заурчит. Вот стыдобища-то будет!

— Это твоя первая работа? — не отрываясь от компьютера, спрашивает Светлана.

Я только что отхлебнула горячего чая, который обжег губы и язык, поэтому выдаю невнятное “уху” и напрягаюсь. Это плохо? Но администратор понимающе кивает и продолжает:

— У нас оформление официальное, поэтому заведем тебе трудовую, — она возвращает мне паспорт. — Потом сделаешь себе ИНН и его тоже внесем в базу. Вся зарплата белая. Это правило нашего владельца.

Мне это мало о чем говорит. Поэтому я просто соглашаюсь со всем, делая себе пометку посмотреть в интернете, что все это значит. Вот как чувствовала, что еще в школе нужно искать работу. А мама все “дома приберись, отчиму ужин сготовь”.

При воспоминании об отчиме по спине пробегает холодок, а я вздрагиваю, отгоняя от себя противный образ, хотя все равно кажется, что я по-прежнему ощущаю на себе его прикосновения и этот стойкий запах.

— Холодно? Могу кондиционер выключить, — хмурится Светлана.