— Ника, — киваю я. — И никакого отношения к этой группе не имею.

Андрей Аркадьевич хмурится, трет подбородок, а потом говорит.

— Ну, если к “Злым воинам” не имеете, то, быть может, готовы создать новую группу? Ну, скажем, “Дети валькирий”? — он поворачивается к остальным. — Вы как, ребят, готовы стать молодой, подающей надежды группой под предводительством одной хрупкой валькирии?

Басист чешет затылок, встает за моей спиной и кладет руку на плечо:

— За Никой куда угодно. Хоть сам валькирией готов стать, — хохочет он. — Я всегда говорил Мишке, что он дурак.

— Да как бы… — барабанщик снова закашливается. — В общем, я согласен.

Все дружно переводят взгляды на гитариста. Он пожимает плечами:

— А я че… — поправляет длинный конский хвост, засовывает руки в карманы. — Мне с вами хорошо играется. Так что куда вы, туда и я…

— Ну вот и прекрасно! — хлопает в ладоши Андрей Аркадьевич. — Тогда я готовлю контракт, подписываем и… в добрый путь!

— Что здесь… происходит? — в гримерку входит мажор и хмуро смотрит на басиста, который все еще держит руку на моем плече.

— Да вот, Макс, — Андрей Аркадьевич показывает рукой на нашу все еще шокированную компанию. Считай, что на сцене твоего бара началось восхождение новых звезд.

Я заметила, как у мажора дернулся уголок рта, но он старательно вернул себе серьезный вид. Он что? Это специально сделал? Он как-то предугадал, что со мной заключат контракт?

— Ну вот, папа, — хмыкает он. — Ты лишил меня одной официантки. Мне их где искать?

— Ну-ну, — Андрей Аркадьевич хлопает сына по плечу. — Не зарывать же таланты под тряпками и подносами.

Потом он наклоняется к уху сына и тихо, так что я не слышу, а только читаю по губам, говорит: “Спасибо. Береги ее”.

— Все, ребята, — он оборачивается к нам. — Сегодня можете отдохнуть, все угощения за счет бара. Максим Андреевич проследит.

Мужчина выходит из гримерки. Ребята из группы настороженно смотрят на мажора, взглядами зовут идти с ними, но я едва заметно качаю головой. Как только они выходят, мажор подходит почти вплотную ко мне и убирает за ухо выбившуюся прядь.

Отчего-то от этого движения резко пересыхает во рту. Или это просто из-за того, что я пела? Точно. Надо бы попить…

Но как только его губы касаются моих, все мысли развеиваются, словно пыль по ветру. Уже ничего не соображаю, только чувствую его касания, то, как требовательно он целует, ждет, что я ему отвечу. Я приоткрываю рот, и его язык проникает к моему, ласкает, вызывая дрожь по телу и слабость в ногах.

Сперва робко отвечаю ему, но потом сдаюсь под его напором, обхватываю его шею, следую за ним. Он первый прерывает поцелуй и прислоняется лбом к моему лбу, тяжело дыша. До меня только сейчас по-настоящему доходит, что я сделала. Я отстраняюсь и прикладываю пальцы к губам.

— Собирайся, раз ты больше здесь не работаешь, то мы идем праздновать новый этап в твоей жизни, — командует он.

— Но… Это же Мишкина группа, — я закусываю губу.

Да, я слышала все то, что сказал Андрей Аркадьевич, но все же… Совесть не давала мне покоя.

— Ты еще думаешь об этом козле, который был готов подложить тебя под кого угодно, только бы получить контракт? — усмехается мажор. — Я сказал, собирайся, мы уходим.

Это резкое заявление бросает тень на мое настроение. Подчиняюсь мажору. Снова.

Под удивленные, если не сказать шокированные, взгляды девчонок из смены и бармена, выхожу из зала, захватываю сумку из раздевалки и иду на улицу. Стараюсь не смотреть на них. Почему-то кажется, что я сделала что-то противозаконное.

После слегка задымленного помещения бара тут дышится легко и даже свободно. Постепенно начинает доходить, что все это реальность, а не сон. Мне действительно предложили контракт. И я буду… Петь?

Это кажется чем-то за гранью возможного. Чем-то из того, что нашептываешь себе перед сном, когда пытаешься себя успокоить и отвлечь, пока в соседней комнате слышишь ор отчима и визги матери, а потом звуки ударов.

Вздрагиваю от этого воспоминания и обхватываю себя руками. Сзади подходит мажор и накидывает мне на плечи свою джинсовку.

— Садись в машину, — снова приказывает он. — У меня есть одна мысль.

Мажор закидывает в багажник какую-то сумку, сажает меня в машину, и мы мчимся по пустынным проспектам под мелькающими фонарями. Вскоре мы выезжаем за территорию города и, только отъехав на приличное расстояние, съезжаем с трассы на проселочную дорогу.

Конечно, это выглядит все пугающе. Но я по какой-то одному богу ведомой причине уже доверяю мажору. Не будет он мне делать плохо, иначе бы зачем он вообще отправил меня на сцену?

Мы выезжаем на берег речки. Мажор выпускает меня из машины, а я осматриваюсь и понимаю, что у меня перехватывает дыхание. В реке, как в зеркале, отражаются огни нашего города, лишь слегка размываясь там, где поверхности воды касается случайный ветерок. Листва тополей едва-едва шуршит, зато прекрасно слышно набегание волн на песок с легким “бульк-бульк”.

В воздухе стоит ни с чем не сравнимый запах речной свежести, смешивающийся с разнотравьем на берегу.

Пока я стою очарованный видом, мажор подходит сзади и расстилает на песке плед. Он садится и показывает глазами на место рядом.

Опускаюсь, чувствуя, еще теплый песок, до сих пор не отдавший все собранное за день тепло.

Мажор достает два бокала и бутылку шампанского.

— Я не пью, — качаю головой.

Мне хватило вида мамы и отчима. Ни за что не хочу повторения их истории в своей жизни.

— А ты не пей, — улыбается он. — Мне тоже за руль. Но не открыть шампанское по такому случаю — просто преступление.

В его руках тихо хлопает пробка, а потом шипение наполняет бокалы. Мы стукаемся бокалами с тихим динь, делаем вид, что пригубили и отставляем их.

— Я не верю в это, Макс, — говорю я, обнимая и прижимая к груди колени. — Как такое бывает? Со мной?

— Вот и я не верю, неужели такое бывает? Ты назвала меня по имени, — ухмыляется мажор.

А я подвисаю и понимаю, что действительно впервые обратилась к нему по имени. Надо же…

— Может, я еще и удостоен доверия твоего буду? — он продолжает ерничать.

— Перестань! — смущаюсь я.

— Не перестану, — он тихо шепчет, придвигаясь ближе ко мне. — Ты мне нравишься…

Эти слова тонут в очередном поцелуе, на который я ответила сразу же. Возможно, я охмелела только от запаха шампанского или от счастья? Почему я позволяю себе довериться его рукам?

Из водоворота поцелуев нас выдергивает настойчивый звонок моего телефона. Макс шепчет мне, что надо проигнорировать, но я не могу. Смотрю на экран — Сергей.

Сердце сразу же колет тревога. Что такое? Почему он звонит среди ночи?

— Сбрось вызов, — ловлю хмурый взгляд Макса.

— Погоди, он вряд ли позвонил бы просто так. Тем более, в такое время, — восстанавливая дыхание, говорю я и отвечаю. — Алло?

— Ника, — слышу обеспокоенный голос Сергея. — Тетя Нина… Ее увезла скорая. Я подумал, ты должна знать.

— Михаил принял решение немного изменить состав группы, — с ухмылкой говорю я девушке на сцене, когда она, чуть не роняя силиконовую грудь из глубокого декольте, наклоняется ко мне. — Ты свободна.

— В смысле? — тянет она.

По-боевому накрашенная солистка не сразу понимает, что для нее концерт окончен. Пора выйти на сцену моей девочке.

Повторяю это про себя. А мне нравится. Моя девочка…

Когда Ника сказала мне про училище, я и подумать не мог, что она поет. Хотя, если так вдуматься, ее голос мне нравится. Но теперь еще больше хочу его услышать со сцены. Ну и да, после слов этого ее бывшего гада это будет очень изощренной местью.

Ведь специально отца уговорю хотя бы на временный контракт, если ему не понравится. На край сам профинансирую.

— В смысле спускайся, твой Мишаня ждет у служебного входа, — говорю я и киваю на спуск со сцены. — Он тебе все расскажет.