— Ты снова? — щурится мажор, мгновенно понимая причины моей реакции. — Прекращай. Тебе еще с моей мамой знакомиться.

— Кстати, ты так и не сказал, зачем? — я сразу же вся скукоживаюсь от этой мысли.

— Потому что она пытается лезть туда, где ее мнения не спрашивают, — ухмыляется мажор.

— То есть ты… Буквально хочешь использовать меня, чтобы позлить свою маму?

Блин. Даже не думала, что это будет настолько неприятно, осознавать себя инструментом.

— Хочу, чтобы она наконец поняла, что я сам решаю, что мне делать, — отвечает мажор, рассматривая меню. — Просто иногда ей нужно показывать это очень конкретно.

Он резко обрывает разговор и переключается на подошедшего официанта, которому заказывает все в двойном экземпляре — для себя и для меня. А потом откидывается на спинку кресла и всматривается в меня. Внимательно, как будто пытается проникнуть в мои мысли, и при этом изучает меня.

Жутко некомфортно, опираюсь на локти перед собой и сцепляю руки, пытаясь отгородиться от этого настойчивого взгляда.

— Что ж, чтобы с мамой было проще, давай все же познакомимся? — с легкой улыбкой предлагает он. — Еще раз представлюсь. Меня зовут Казанцев Максим Андреевич, мне девятнадцать лет. Я сын местной шишки, по отзывам знакомых и малознакомых наглый и бестолковый мажор, окончил местную элитную гимназию, зачислен на первый курс эконома, веду дела отца в одном небезызвестном тебе баре. Обожаю свою машину и ненавижу проигрывать. Спрашивай, если тебя что-то еще интересует.

Я молчу и пытаюсь запомнить всю вываленную мне информацию. И понять, что же меня еще интересует. Но кроме вопроса, нафига ему я, больше ничего не приходит.

Официант приносит заказ и вежливо улыбается мне, выставляя передо мной тарелку. Я невольно улыбаюсь ему в ответ и ловлю на себе недовольный взгляд мажора.

— Твоя очередь, — возвращая мое внимание себе, говорит он.

— Терпина Вероника Дмитриевна, — тихо представляюсь я. — Хотя ты это и так знаешь.

— Знаю. Дальше.

А что дальше-то? Признаться, что моя жизнь намного менее интересная, чем у него? Да это дураком надо быть, чтобы не понимать.

— Дочь кладовщицы. Отчим грузчик. Окончила обычную школу. Устроилась официанткой в твой бар, — я пожимаю плечами. — Больше нечего рассказать.

— Погоди, а как же учеба дальше? Не поступила? — мажор хмурится.

Ну а что он хотел? Не всем же в универе учиться. Есть такие, как я, кому не светит ничего высокого в жизни.

— Не поступала, — ответила я. — Нужно помогать родителям.

Он сжимает челюсти и очень недобро смотрит. Что? Ну так радоваться надо, это еще больше будет раздражать его маму.

— А куда хотела? — продолжает допрос мажор. — Только не надо врать, что никуда.

Я отворачиваюсь к окну. Больной вопрос, но, возможно, если я расскажу, мне станет проще?

— В музыкальное училище. На эстрадное пение, — тихо говорю я. — Там нет бюджетных мест.

Он ничего не отвечает на это, принимаясь за еду. Я следую его примеру. Мажор больше не лезет с дурацкими вопросами, мы болтаем о какой-то непонятной ерунде. Мне даже почти комфортно становится в его обществе, я позволяю себе расслабиться хотя бы на короткий момент.

Мы почти выходим из торгового центра, когда мажор останавливается.

— Кое-что мы все же забыли.

Я поднимаю глаза, чтобы понять, о чем он. Мажор с довольной ухмылкой рассматривает витрину магазина нижнего белья.

— Нет, — качаю головой. — Нет, нет и нет!

— Тебе понравилось перемещаться вверх ногами? — спрашивает мажор и уже, кажется, готовится снова взвалить меня на плечо.

— Зачем мне туда? — от мысли, что мне придется раздеваться и примерять белье… А если еще и мажор потребует его показывать…

— Надо, — он хватает меня за запястье и тянет в магазин.

Тут повторяется уже знакомая схема: “нужно одеть” — “проходите в примерочную”. Только вот выходить из нее я не хочу.

Мне выдали белый кружевной бюстгальтер. Почти прозрачный, но при этом достаточно скромный, не вульгарный. И идеально севший на меня.

Смотрю на себя в зеркало. Красиво. Сексуально. Но, кажется, как будто не про меня. Как будто я не могу выглядеть вот так: женственно, притягательно, а не как девчонка из пионерлагеря.

Так задумываюсь, что не замечаю шагов позади себя, колышется шторка, и за моей спиной появился мажор. Я вскрикиваю и хватаю свое платье, чтобы прикрыться. Но он останавливает мою руку, не позволяя это сделать.

— Что ты здесь делаешь? — возмущенно шиплю я.

— То же, что и раньше, — он поднимает бровь. — Решаю, покупать или нет.

Взгляд мажора скользит по моему телу в отражении, а кажется, будто это он своими руками меня касается. Я пытаюсь выдернуть руку. Мне неуютно, стыдно. Но когда я вижу потемневший взгляд мажора, по телу пробегают мурашки.

— Иди прямо в этом комплекте, — осипшим голосом говорит он и очень медленным движением отводит волосы с моей шеи.

Его пальцы скользят от уха вдоль линии роста волос, а потом по позвоночнику вниз, между лопаток, касаясь застежки бюстгальтера. По телу пробегает трепет, а я чувствую волнение, которое заставляет гореть все тело, вынуждает дрожать. Дыхание сбивается, голова кружится. Я закусываю губу, глядя в зеркало на мажора, который следит за своей рукой.

Внезапно его выражение лица меняется, он резко хмурится и меня разворачивает спиной к свету.

— Что это за хрень? — он рассматривает мою спину.

Я знаю, что так привлекло его внимание: множественные шрамы от ожогов сигарет, которые оставил отчим. В воспитательных целях, конечно.

Вырываюсь, отталкиваю мажора, насколько это позволяет кабинка и поспешно натягиваю платье.

— Отстань, — бухчу я, стараясь не смотреть в глаза мажору. — Тебя это не касается. Не буду больше ничего мерить. Хочешь — покупай, не хочешь — иди лесом.

— Кто это сделал? — мажор зажимает меня в углу примерочной и пальцами поднимает мне подбородок, чтобы я смотрела на него. — Отвечай!

Я поджимаю губы и намеренно отвожу взгляд, рассматривая щеку мажора с легкой темной небритостью. Я знаю, как эта щетина едва-едва колется, когда он целует. А еще как властно и настойчиво его губы могут впиваться в мои. Так, что колени подгибаются. Черт! О чем я думаю?!

Словно прочитав мои мысли, мажор склоняется ко мне. Его дыхание уже касается моих губ, когда в кабинку заглядывает консультант.

— Вам все подошло? — она осекается. — Простите…

Я прихожу в себя от этого гипноза мажора, выворачиваюсь из ловушки и выскальзываю из примерочной.

— Да, — раздраженно бросает он. — Все, что подобрали для девушки отнесите на кассу.

Мы подъезжаем к бару в полном молчании. Он больше не докапывается насчет шрамов, а я не горю желанием вообще разговаривать. Мне стыдно от тех ощущений, которые я испытывала от прикосновений мажора в примерочной, и в то же время стремно, что он увидел то, что он увидел на моей спине.

У бара стоит знакомый микроавтобус. Около него крутятся парни из группы Мишки, вытаскивая оттуда инструменты. Я перевожу удивленный взгляд на мажора:

— Сегодня музыкальный вечер?

— У нас каждый вечер музыкальный, — усмехается он и переводит рычаг передач на паркинг. — Сегодня просто отец решил прослушать местную группу, говорит перспективная.

Я обалдеваю от того, как бывает заковыриста жизнь. Мажор обходит машину, открывает мне дверь и помогает вылезти. И как раз в этот момент из дверей бара выходит Мишка. Он тут же узнает меня, а потом переводит взгляд на мажора, который держит меня за руку.

В глазах Мишки вспыхивает раздражение, челюсть напрягается, и я вижу, как он собирается что-то сказать, но мажор вообще не обращает внимания на мою реакцию на Мишку, приобнимает меня и буквально тащит меня в бар.

— Обо мне будут сплетничать, — протестую я, но пальцы мажора только сильнее сжимаются на моем боку.