— Ма-а-ам! Я дома! — сбрасывая с себя поношенные кеды, кричу я.

Сумка выпадает из рук и переворачивается. Ключи с громким бряцанием вываливаются, я наклоняюсь, чтобы их поднять, а перед глазами появляются мужские босые ноги.

Встаю, чтобы встретиться с сальным взглядом отчима. Он прислонился плечом к стене и насмешливо рассматривал меня.

— Она сегодня на работе до ночной смены. Только что звонила, — скрипучим прокуренным голосом говорит он. — Так что сваргань-ка мне обед, а то жрать хочу.

Ловлю себя на мысли, что он бесит. Но мама так перед ним стелется, что мне ничего не остается, только стиснуть зубы и терпеть. Ну и копить деньги, чтобы, наконец, отселиться от них. К счастью, школа кончилась, я могу найти себе работу на полный день, а не перебиваться выгулом собак. Заодно буду пореже дома бывать.

Иду мыть руки и потом на кухню разогревать суп. Отчим тенью следует за мной, неся с собой запах стойкого перегара, который прекрасно гармонирует с его внешним видом — растянутыми трениками и застиранной футболкой.

— Долго возишься, — выдает он, останавливаясь в дверях кухни. — Кому ты такая нерасторопная нужна будешь?

Кусаю губу, лишь бы не вступать с ним в спор. Себе дороже. Проще быстро сделать, что ему надо и свалить. Засовываю тарелку с супом в микроволновку, выставляю таймер, и она начинает гудеть. Я тянусь за полотенцем, чтобы вытереть руки.

Но мое запястье перехватывает отчим и резким движением заводит за спину. Мой писк прерывается второй его рукой, которая ложится на мой рот.

— Не ори, — шипит он мне в лицо. — Все равно никто не услышит. Да и к ругани в нашей квартире уже привыкли.

Отчим прижимает меня к столешнице и пытается раздвинуть мне бедра коленом. Я отпихиваюсь свободной рукой и отчаянно мычу. А у самой перед глазами мушки от страха летать начинают и к горлу тошнота подкатывает.

Какого черта?!

— Мы быстро, — продолжает он. — Поймешь же, что я лучше, чем все твои школьные сосунки.

На меня волнами накатывает отчаяние от осознания того, что он со мной справится на раз-два. Пытаюсь нащупать на столешнице хоть что-то, чем можно ударить.

Громко пищит микроволновка и вместе с этим писком раздается вопль мамы:

— Ах ты, шалава! — она влетает в кухню, а отчим неохотно выпускает меня из рук.

Мама хватает полотенце, до которого я так и не дотянулась, и начинает меня им бить. Не больно, но жутко обидно.

— Мама, это не я! — закрываюсь руками, но она меня не слышит.

Отчим — это самый святой человек. Он, конечно, не может! При этом мама отбрасывает полотенце и с размаха влепляет мне пощечину.

— Вырастила на свою голову! Неблагодарная! — продолжала кричать мать. — Вали отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели! И не возвращайся!

Щека горит. Уши закладывает от шока, а окружающая обстановка сужается до участка от кухни до коридора. Я едва выбираюсь, подхватываю сумку, лежавшую у входной двери и практически кувырком сбегаю с лестницы. Останавливаюсь только у подъезда, пытаясь отдышаться и понять, что это сейчас было.

Открывается окно третьего этажа потрепанной временем хрущевки, и оттуда в меня летят мои кеды и отборный мат.

Грудь сжимает так, что дышу, а воздуха не хватает. Закашливаюсь. Ноги подгибаются, мутит. Но я на каком-то автомате собираю разлетевшиеся в разные стороны кеды.

Плюхаюсь на скамейку, натягиваю обувь и закрываю лицо руками. Хочется плакать от обиды, а слез нет. Потому что по венам растекается адреналин. Блин блинский! Мама, за что? Что мне теперь делать?

Дрожащими руками достаю телефон. Надо попытаться думать рационально. К кому я сейчас могу пойти?

Подруга на несколько дней уехала в столицу, подавать документы в универ, ей звонить бесполезно.

Все, что приходит в голову — идти к Мишке, моему парню. Набираю его номер. Ответом мне служат длинные гудки. Небось, опять отсыпается после вчерашнего концерта. Рок-звезда местного масштаба.

Проверяю сумку — там записная книжка и паспорт. И то только потому, что с утра ходила на собеседование. Роюсь еще, чуть ли не залезаю в сумку головой. Не может быть! Кошелька нет. Наверное, выпал, когда сумка упала. Ни копейки. Даже на автобус.

Страшно: вдруг не смогу вернуться? Возвращаться тоже страшно. Как подтверждение моим мыслям через форточку слышатся крики мамы и отчима.

Тяжело вздыхаю и решаю идти к Мишке пешком, благо дело можно срезать через парк. Полчаса и я на месте.

Задумываюсь о проблемах настолько, что шагаю на дорогу не глядя. Слышится визг тормозов, и я понимаю, что еще чуть-чуть и мне уже не нужно было бы переживать, что мне некуда идти.

— Смотри, куда идешь, летящая! — слышится из окна крик водителя.

Прихожу в себя и вижу дорогой спорткар, из окна которого выглядывает молодой, хорошо, если вообще старше меня, парень. Встреть я его в другой момент, подумала бы, что шикарный — высокие скулы, квадратный подбородок и яркие выразительные брови.

Но сейчас… В нем раздражает все — от дорогой тачки до замашек короля мира. Я растерянно смотрю на него, не сходя с его дороги. Он сигналит, и я окончательно взрываюсь. Пинаю бампер, громко посылаю его в далекое пешее и показываю ему неприличный жест.

Похоже, он не привык к тому, что с ним так общаются. Он, несмотря на сигналы машин сзади, распахивает водительскую дверь и начинает вылезать из машины.

Черт! Сердце подскакивает к горлу, а потом ухает в пятки. Я припускаю через дорогу, надеясь скрыться во дворах.

— А ну, стой! — летит мне вслед.

Позволяю себе оглянуться лишь один раз — перед тем, как нырнуть в арку. Парень опять что-то кричит мне вслед и пытается перейти дорогу, но ему мешает поток машин. Как кстати!

По влажному после дождя асфальту, разбрызгивая в стороны грязные капли, я пробегаю всю арку, поворачиваю к подъездам и залезаю в плотные кусты сирени. Все детство здесь в прятки играли — надежное место, если не знать, где искать.

Кажется, будто сердце готово выпрыгнуть из груди. Никогда не была сильная в беге, и сейчас дыхание сбивается. Мне кажется, что я слишком громко дышу.

Наконец, парень вбегает во двор, оглядывается и выдает занимательную тираду, из которой я, пожалуй, запомню парочку выражений. Он, будто чувствует, идет по тротуару в мою сторону, оглядываясь по сторонам.

Не могу отвести от него глаз. Идеально сидящие на бедрах голубые джинсы, футболка без рукавов, очерчивающая накачанную грудь и открывающая мощные рельефные руки. И хищный взгляд.

Я таких старалась всегда стороной обходить, когда они выходили из своей элитной гимназии, мимо которой я ходила в музыкалку. Они не упускали возможность указать нам на наше место в жизни, которое они определили у их ног.

Угораздило же меня наткнуться на подобного типа. Еще и не сдержалась.

Парень озадаченно взъерошивает темные волосы, и на запястье в солнечных лучах сверкают массивные часы.

Он только мимолетно бросает взгляд на кусты, а у меня внутри уже все сжимается от неприятного предчувствия. Даже несмотря на то, что я точно знаю, что он меня не видит.

Нельзя мне с ним больше пересекаться. Этот хозяин жизни не успокоится, пока не покажет мне, кто тут главный.

Поэтому я даже дышать перестаю, чтобы совсем ничем не выдать своего присутствия. Парень достает телефон, кого-то набирает и скрывается в арке.

Я облегченно выдыхаю только минут десять спустя. Вылезаю из кустов. Блин! Вся мокрая, как будто меня поливали из лейки — кусты-то мокрые, а я, пока дрожала и не замечала даже.

Досадую, что теперь как мокрая курица, остается надеяться на летнее солнце и полчаса дороги — должно высохнуть, пока до Мишки дойду. Не хочется перед ним совсем в непотребном виде появляться.

И тут на меня, как бетонная плита падает осознание. Меня. Выгнали. Из дома. Совсем. А я думаю о том, как буду перед Мишкой выглядеть. Бред какой-то!