Мы резко оборачиваемся, потрясенные, и не успеваем понять, в чем дело, как Клим вскакивает на ноги — какая машина, никакой машины! — и осторожно закрывает аппарат, из которого секунду назад раздался нестерпимый для нас, обернувшихся к Климу, и желанный для них: «Чхак!..» А человек, который очень любил литературу, и его помощник Клим, немного смущенные тем, что добились-таки своего, бегут прочь и скрываются из виду.

А началось все это с того, что руководитель вызвал меня и сказал: «И поэтому, во-первых, особое внимание должно быть направлено на досуг жителей поселка городского типа, который является одним из факторов формирования личности, являясь компонентом комплекса образа жизни и поведения: во-вторых, исследование подобного рода позволит нам…»

Повлаборантили…

Перевод Э. Джалиашвили.

Поезд, словно крадучись, с едва слышным перестуком колес катил вдоль ветхого перрона Дзелквиани.

Дежурный забыл объявить о прибытии поезда; впрочем, в этом не было необходимости. Движение на станции было минимальным: в половине восьмого прибывал поезд Тбилиси — Дзелквиани, а после обеда — Ткибули — Дзелквиани.

Высокий мужчина в сером свитере, стоявший на ступеньках полумягкого вагона и с безадресной улыбкой смотревший на дождь, впервые видел город Дзелквиани.

Не дожидаясь остановки поезда, он спрыгнул с подножки, тщательно застегнул плащ, перенес в правую руку большую полупустую сумку с надписью «СССР» и, не высматривая, подобно другим, знакомых и встречающих, прямиком зашагал к выходу.

Дождь — словно он ждал прибытия поезда — полил сильней.

С той минуты, как миновали станцию Аджамети, слово «дождь» произносилось в вагоне значительно чаще всех других. Вот и сейчас торопливо разбегающиеся в разные стороны люди говорили об одном:

«Давно у вас тут льет?»

«Со вчерашнего дня не переставая».

«А как в тех краях?»

«Куда там! За Ципским туннелем грязи даже к ранке приложить не найдешь. Сушь!»

«Все здесь не по-людски, будь оно неладно!»

«О чем ты?»

«Дожди заладят — пиши пропало; ветры задуют — пока душу не вымотают, не улягутся».

«Ты куда?»

«Пойдем в сторонку, переждем, может, хоть немножко уймется».

«Ну вот еще! Дождешься тут, как же! Если ждать, пока он уймется, заночуешь на вокзале».

«Погоди, не беги так, никуда твой дом не денется!»

«Идем, идем, скорее! Не бойся, не растаешь от дождя. Слышишь, что ли? Детей целую неделю не видела, не могу больше, сама не своя».

«Хороши «дети», ей-богу! По три кувшина вина в один присест выпивают».

Наш знакомый решил спуститься на площадь и заскочить в троллейбус, чтобы доехать до гостиницы. Еще с высоты вокзала он увидел возле памятника Ленину три выстроившихся в ряд троллейбуса № 5. Но в них почему-то никто не садился. Пассажиры, промокшие вплоть до потайных карманов — «пистончиков», упрямо толпились на остановке такси.

Подвернув обшлага брюк, наш знакомец зашагал было по лестнице вниз, но тут кто-то нагнал его сзади и, силой вырвав из рук сумку, категорически потребовал:

— Давай-ка, приятель, свою сумку!

Приезжий испуганно оглянулся.

— Вания?! Откуда?

— Вот и уважай после этого такого человека! Шагай, шагай, видишь — у меня с ушей водопады льются.

— Неужели меня пришел встречать?

— Нет, моего прадеда, Павле Матарадзе!

К этому времени они сбежали с лестницы и, как цирковые акробаты, забалансировали и запрыгали между лужами, скопившимися в неровностях плохо уложенного асфальта.

— Куда это ты направился? — крикнул Вано Матарадзе вслед ушедшему было вперед гостю.

— Да вот троллейбус пустой.

— Не начинай, ради бога, — троллейбусы, омнибусы! До троллейбусов мне сейчас?

Гость засмеялся:

— Но он же довезет до гостиницы.

— Кита, я свое дело знаю. В Тбилиси я возражал тебе в чем-нибудь? То-то… А здесь ты гость, а я хозяин. Все!

Что оставалось делать Ките? Ему очень не хотелось стоять под проливным дождем в безнадежной очереди на такси, но — пришлось подчиниться.

— Откуда ты узнал о моем приезде?

— За это я тебе попозже выговор объявлю. Неужели о твоем приезде я должен узнавать от Муртаза Чабукиани?

— Муртаза я встретил в Тбилиси, он там на каких-то курсах. Уже вернулся?

— Завтра приезжает. Позвонил, сказал, что тебя на днях к нам командируют. Когда? Куда? К кому? Ищи ветра в поле. Третий день прихожу поезд встречать.

— Да что ты говоришь! Не хотел тебя беспокоить.

— Давай мы сперва вот что выясним, — посерьезнел Вано Матарадзе. — У тебя есть в Дзелквиани такой же друг, как я?

— Нет, — искренне ответил Кита.

— Тогда разговор закончен. Ты первый раз в Дзелквиани, верно?

— Да, — Кита с детства мечтал увидеть этот город. Из всего слышанного и читанного о нем он представлял себе город, брызжущий солнцем и юмором, на диво гостеприимный, в высшей степени колоритный.

— В том, что идет дождь, ты, надеюсь, меня не обвинишь? — спросил Вано и виновато взглянул на гостя.

Кита засмеялся.

— Нет, я серьезно тебя спрашиваю: я виноват в том, что льет? — Вано, кажется, не шутил.

— Ну что ты! Нет, конечно, — гость с удовольствием отвел обвинение.

— Ну, а все остальное за мной! Я знаю, что делать. Разговор закончен! — Вано повернулся и, хлопая широкими намокшими штанинами, побежал навстречу приблизившемуся такси. Некоторое время он что-то кричал прямо в ухо шоферу и бежал рядом с машиной, потом, недовольный, отстал и вернулся к Ките.

— Сейчас другой подойдет… Хм, троллейбус! Наконец-то ты в Дзелквиани, так неужели я тебя в троллейбус посажу! Как дома?

— Да по-всякому. То так, то этак. Живем…

— Надеюсь, задержишься у нас.

— Я в командировку на автозавод. Послезавтра должен вернуться.

— Когда?! — Лицо Вано выразило отчаяние.

— Послезавтра.

— Погоди, ради бога! Это мы еще увидим, как ты послезавтра отсюда уедешь! В кои веки я тебя в родной город заполучил, теперь мое дело, когда тебя отпускать.

Вано Матарадзе работал в педагогическом институте младшим ассистентом. О дешевизне на наших рынках вы, конечно, наслышаны. Содержать семью и растить троих детей на зарплату младшего ассистента трудно не только за границей, но даже у нас. Но Вано никогда не жаловался на нужду и тяготы жизни и не унывал. Он был мужчина. В горе и в радости был с друзьями и близкими.

За городом у него имелся маленький садовый участок, и его семье из года в год хватало своего лобио, лука, чеснока и веника. На счастье, его семья не очень жаловала мясо, а это большое дело для человека, живущего на зарплату.

Вспомните самого худого человека среди своих знакомых. Теперь вообразите себе человека еще более худого, и вы достаточно точно представите габариты Вано Матарадзе. При росте сто семьдесят два сантиметра он весил пятьдесят один килограмм. В юности Вано занимался борьбой и однажды даже стал чемпионом института. Злые языки утверждали, что его чемпионство было очередной шуткой судейской коллегии, но установить истину со временем становится все трудней. Во всяком случае, при взгляде на руки и плечи Вано Матарадзе невозможно поверить, что этот человек был когда-то борцом.

Вано опять бросился к подъезжающему такси. Не дав ему остановиться, открыл дверцу, запрыгнул и, мигом опустив окно, крикнул промокшему до нитки Ките:

— Кита! Давай скорей, тот человек не станет ждать!

— Какой человек? — не понял Кита, но все-таки схватил сумку и побежал к такси. Однако было уже поздно, очередь окружила машину и яростно набросилась на Вано и шофера; можно сказать, обрушила на них тяжелую артиллерию: Младший ассистент огрызался, как попавший в западню зверь, бросался от оконца к оконцу, не оставляя без ответа ни одно «ласковое» слово и рыча на осмелевших от взаимной поддержки пассажиров.