Но пойти к веранде она все-таки не решилась, повернула назад и снова прислонилась к калитке. И вдруг совсем рядом зашаркали шаги. Она глянула вбок…

В темноте на краю траншеи стоял мужчина. Волосы торчали из-под кепки, а пятна света и тени на лице придавали ему жуткое, злодейское выражение.

«Ищет! — девушка затаила дыхание и, вцепившись рукой в щеколду, не отрывала от незнакомца испуганных глаз. — Сейчас никто не носит кепку».

Мужчина повернулся, оглядывая наваленную, как баррикада, насыпь, шагнул… Свет от забора скользнул по пояснице, осветил обувь, ноту, руку…

«Хлеб!»

Незнакомец держал хлеб. Каравай, как луна, белел освещенным боком. Прохожий стоял на свету. У него была длинная, почти до колен рука и в ней — хлеб.

«У него хлеб», — ей почему-то стало смешно, и она тихонько прыснула… Тепло дрожащей волной разлилось по сведенным от столького напряжения членам. Легкомысленный, резвый смех разбирал ее, она смело распахнула калитку и вышла.

Мужчина отпрянул, резко обернулся, посмотрел на девушку и сконфуженно хмыкнул:

— Ну тебя, чуть не испугала такого дядю!

— И я не могла перейти, — смеялась девушка, — гляжу, доски нет.

— Спер кто-то, — вскипел мужчина, — как все всё по домам тащат, руки бы поотрывать!

Он потоптался на месте, взобрался на отвал, осмотрелся.

— Тут можно… Узко… — сказал он и перепрыгнул на тот край траншеи. Обождал, пока переберется девушка, и, не оглядываясь, пошел вперед.

Преодолев последнее препятствие, девушка совсем заребячилась, засмеялась, захлопала в ладоши и, бросив на траншею торжествующий взгляд, догнала мужчину:

— Спасибо!

Потом встала на одну ногу, вытрясла землю из туфли, сняла вторую… Спокойно возилась она с туфлями, иногда посматривая на уходящего вперед незнакомца…

До дому оставалось совсем ничего, она ускорила шаги, чтобы не очень отставать от попутчика.

А тот, помахивая хлебом, деловито шагал посреди улицы.

Перевод В. Федорова-Циклаури.

Странный недуг поразил обитателей Маленького города.

Все хотели обзавестись чемоданами.

Ничего, кроме чемодана, людей не интересовало.

Собираясь выйти из дому, они часами вертелись и крутились с чемоданом в руке перед большим зеркалом. Нет, не себя разглядывали, их волновало, красиво ли смотрится чемодан.

Никто и нигде не появлялся без чемодана.

Друг о друге судили по чемодану.

Страсть к чемодану заглушила все.

И дошло до того, что человеку, придумавшему чемодан, воздвигли памятник на главной площади Маленького города: великий человек стоял на постаменте-чемодане с чемоданом в руке. Проходя мимо памятника, горожане благоговейно снимали шапку. По улице люди шли, самодовольно выставив вперед чемодан и кичливо вскинув голову.

Время от времени они останавливались, доставали из кармана бархотку, заботливо смахивали с чемодана пыль и начищали его до блеска.

Представьте, в театре и то не расставались они с чемоданами — на коленях держали во время спектакля! Но стоит ли удивляться этому, если и сами актеры на сцене не выпускали из рук чемодана, если даже хрупкие, тоненькие балерины танцевали с чемоданом в руке! Чемодан мешал, конечно, кружиться на носках, но это их не волновало.

Главное — какой был чемодан.

Только один человек во всем городе ходил без чемодана.

Подняв воротник пальто и упрятав руки в карманы, он грустно бродил по улицам.

Этим человеком был клоун.

Клоуна выгнали из цирка — не желали там видеть человека без чемодана! Да и не нужен был он больше — жители Маленького города разучились смеяться. Сами подумайте — до смеха ли человеку, если он все время занят чемоданом?

Клоун шел по улице и грустно вздыхал, глядя на прохожих.

Лица у них были угрюмые.

Но разве станешь улыбаться, если идешь и переживаешь: «Может, плохой у меня чемодан, может, у других лучше…»

И клоун вздыхал, огорченно опустив голову.

А прохожие сердито косились на него — почему это он без чемодана?

Иные нарочно задевали его плечом, толкали и даже бранили.

Раздражал людей клоун, и они издевались над ним: «Ну разве ты человек без чемодана! Грош тебе цена без чемодана!»

И в конце концов избили его, просто так, без всякого повода. Клоун еле вырвался и убежал. А догнать его они, понятно, не могли с их тяжелыми чемоданами. Надо сказать вам, что горожане набивали их чем могли.

Клоун перестал выходить из дому.

Сидел у окна и печально смотрел на улицу.

Жалел прохожих, нелепо избочившихся под тяжестью чемодана.

Горожане охотно таскали бы для равновесия по два чемодана, чтобы не кривиться вбок, но как тогда было снимать шапку перед памятником?!

Жалел клоун людей и все думал и думал, как спасти город от ужасного недуга…

И однажды утром на улицах появились афиши.

На афишах изображен был клоун с большим чемоданом.

Горожане ухмылялись, довольные: «Взялся, значит, клоун за ум».

А вечером весь город повалил в цирк.

Волоча чемоданы, поднялись люди по ступеням.

Расселись вокруг арены.

Началось представление.

Публика с удовольствием смотрела много раз виденное: как силач разом поднимал сто больших чемоданов, жонглер подбрасывал в воздух маленькие чемоданчики, акробаты прыгали на чемоданах, а иллюзионист вытаскивал их из черного цилиндра. Особенно нравилось зрителям, что и животные выступали с чемоданами — слоны поднимали хоботом преогромные чемоданы, а зайчики скакали с крохотными.

Потом арена опустела, оркестр умолк и погас свет.

Один-единственный луч освещал арену.

Занавес раскрылся, и появился клоун. Он тащил за собой большой чемодан. Шатаясь, добрался до середины арены и остановился в кругу света.

Люди ожидали, что он начнет делать сальто с чемоданом в руке или пройдет с ним по канату.

А клоун положил чемодан, опустился рядом на корточки и раскрыл его.

Из чемодана выпорхнули бабочки.

Клоун надеялся, что красота бабочек заставит людей позабыть о чемоданах. Он посадил несколько бабочек себе на ладонь и обошел арену.

Вытянув руку, он показывал чудесных яркокрылых бабочек.

Он заглядывал людям в глаза и улыбался.

Но люди ничего не понимали.

Они не видели бабочек, привыкнув смотреть на чемоданы!

И обозлились на клоуна, стали бранить его, кричать:

— Чего морочишь голову! Не умеешь ничего делать, — убирайся с арены!

Но что было самым ужасным — дети тоже не замечали бабочек!

Всего двое-трое ребят воскликнули: «Какие красивые бабочки!» Но родители отругали их, говоря: «Плохо смотрите за своими чемоданами, вот и мерещатся вам всякие глупости!»

Тщетно простирал клоун руку с бабочками — рассерженные зрители покинули зал.

Остался клоун один.

Безмолвно стоял он в кругу света.

Наконец погас и последний луч, видно, и осветителю наскучило смотреть на клоуна.

Все потонуло во мраке.

Но внезапно под куполом цирка разлилось голубое сияние.

На миг высветилась из тьмы печальная фигура в старом цилиндре и стоптанных башмаках.

И снова воцарился мрак.

Это вспыхнул голубым светом и исчез клоун.

Так, сверкнув голубизной, исчезают, оказывается, грустные клоуны.

Люди, ворча покидавшие цирк, почувствовали что-то странное, непривычное. Обернулись и видят: весь цирк в голубом сиянии!

Дивясь небывалому чуду, они пошли назад, волоча свои чемоданы.

Вошли в зал и ахнули — над ареной порхали, лучась голубым светом, большие бабочки.

Клоуна на арене не было.

Люди во все глаза смотрели на это голубое мерцание, и вдруг их озарило — этих-то бабочек и хотел показать им клоун!..

И не ведали, именно клоун наделил бабочек светом, и его свет изливают они сейчас.

Долго-долго излучалась и сияла под куполом голубизна.