«В ту ночь я даже немного испугалась, — говорила мать, — думала, уж не вправду ли сам святой Георгий во плоти снизошел ко мне».

Вот эту историю и должны знать все наши дети. Меня это и на фронте поддерживало, да и теперь помогает. Быть не может, чтобы это не спасло моих внуков и их детей, когда, скажем, увидят они, как возятся мелкие людишки, словно мыши, и пытаются каждый оттащить к своей норе кусок пожирнее да побольше.

Однажды — этот случай и я помню, исчез наш Арап, растаял, как сон. Ясное дело, украли. Известил тогда отец своих побратимов-хевсуров. Отправились хевсуры на поиски, все горы-долы облазили, нашли Арапа и вернули отцу.

Что еще сказать? Человек понятливый все остальное и сам поймет. Будьте же счастливы и здоровы, и да пребудет с вами благодать наших предков.

Перевод А. Златкина.

Сосо Анчбадзе, долговязый костлявый человек, в три часа пополудни вошел в приемную директора и положил на стол секретарши потрепанную папку цвета мешковины. Возможно, трех и не было, возможно, до трех не хватало еще нескольких минут.

Секретарша глянула на папку и тяжко вздохнула.

Костлявый человек, С. Анч-дзе, перевел взгляд на обитые дерматином двери и обнаружил возле них плосколицего гражданина. В руках у гражданина был предмет неопределенной формы. С. Анч-дзе принял предмет сначала за будильник, потом за пропеллер и, наконец, за бурав.

«Интересно, кто это?!» — подумал он.

Человек, постоянно бывавший в этом учреждении, сразу замечал постороннего, но мало кто, кроме Сосо, проявлял интерес к личности незнакомца. Правда, и сейчас внимание Сосо привлек не столько незнакомец, сколько предмет (оказавшийся свернутым в трубку заявлением).

Все трое молчали.

Секретарша изучала номера телефонов под стеклом. Она странно улыбалась, и вид у нее был такой довольный, что невольно озадачивал человека, не знавшего ее. «Смотри не забудь, — сказал ей Сосо, — очень прошу». — «Не беспокойся, передам», — заверила она, еще ниже склонившись, чуть не уткнувшись лбом в стекло.

Вошел Отар Зедгенидзе. Секретарша встрепенулась, выпрямилась и услужливо уставилась на него. Отар Зедгенидзе мельком глянул на плосколицего и взял под руку вздрогнувшего от неожиданности Анч-дзе.

— Сосо, знаешь, какое дело… Прочел я твои «Голубые мосты» и должен сказать… Ты не спешишь?

— Нет, батоно, что вы…

Они присели в уголке. Отар надел очки, положил на колени портфель. Он не торопился, хотел — и так было лучше — тут же покончить с неприятным разговором, который рано или поздно все равно должен был состояться.

— В принципе мне понравились твои «Голубые мосты», — говорил Отар. — Заложенная в них идея безусловно интересна. Но, — он снял очки и почему-то на целый тон понизил голос, — меня, как ни странно, увлек сюжет… — и стал подробно пересказывать историю, о которой Сосо не только не писал, но и не слыхал никогда. — Очень, очень занимательная притча, друг, — продолжал Отар, — как вам удалось такое придумать?! — восхищался Отар, не скрывая изумления.

«Интересно, что он прочитал?» — недоумевал Сосо.

— Одним словом, желаю тебе удачи… Есть у меня, правда, кое-какие мелкие несущественные замечания, но говорить о них сейчас не стоит, отложим, в другой раз…

— Большое спасибо, батоно Отар! — сказал ему Сосо.

— За что спасибо, милый мой! — улыбнулся тот, и белые зубы осветили его красивое, уже постаревшее лицо. — Твой экземпляр я оставил Тине, — добавил он погодя, попрощался с Сосо за руку, улыбнувшись напоследок.

— Большое спасибо, батоно Отар! — крикнул ему вслед Сосо.

В приемной уже собрался народ. Только гражданин со странным предметом исчез.

— Хочешь зайти к нему, Сосо? — спросила секретарша. Она стояла, поправляя одной рукой накинутый на плечи платок. Теперь она была оживлена, и на лице ее не блуждала больше беспечная, беззаботная улыбка.

— А он пришел?

— Откуда должен был прийти, здесь был, никуда не уходил… Входи, если хочешь… Вы обождите! — повернулась она к выступившему вперед человеку в форме железнодорожника.

С. Анч-дзе прошел в кабинет.

В конце нескончаемо длинного стола, теряясь в недосягаемости, смутно вырисовывался силуэт директора. На полном, гладком лице, густых черных усах и бритой, словно полированной голове лежал отсвет зеленого сукна. Облитый тусклым голубовато-зеленым сиянием человек, не мигая, не шевелясь, молча взирал на вошедшего. С. Анч-дзе медленно продвигался вперед, переступил положенный предел и недоумевал — куда еще дальше!

— Садись, садись… — неожиданно выручил его директор.

Сосо остановился, сел.

Директор взялся за телефонную трубку и посмотрел на С. Анч-дзе, безмолвно спрашивая: чего тебе, дескать?

— Батоно Важа, третий год хожу зря, не добьюсь толку… Извелся я, все вожусь с этими…

— «Голубыми конями»?

— Мостами.

— Да, конечно, мостами.

— Это же четвертый вариант фактически, батоно Важа… Мы учли все замечания и, по-моему, довели до желаемой кондиции… Теперь уж надо мне дать ход, батоно Важа, нельзя больше тянуть… Нельзя больше затягивать, батоно Важа, и так три года тянется, третий год втянут я в это, понимаете, третий год бьюсь об лед. Все равно ведь я эту тему не оставлю…

— Почему, бичо[14], почему?

— Вы прочтете, батоно Важа?

— Прочту, понятно, куда денусь.

— Я принес вам последний вариант, первый экземпляр — специально для вас, батоно Важа.

— Оставь… мне его. А чем они там у меня занимаются, рассмотрели или нет? — Директор положил трубку и тотчас взял снова.

— Нет еще, Шота в Москве, передал — без него рассмотреть. Како говорит — я в отпуске. Васо сказал — у меня права нет рассматривать…

— А кто, говорит, отнял?

— Не знаю, не сказал… Хабурзаниа болен, Гомелаури не читает, Цверава не читает…

— Почему?

— Не знаю почему. Сколько времени пытаюсь понять, не пойму никак.

— В том-то и дело…

— Всех остальных заставлю прочесть, батоно Важа, только назначьте обсуждение… Поручите кому-нибудь, батоно Важа, или Како, или Васо, или Хабурзаниа, или Гомелаури…

— Давай дождемся Шота, — равнодушно сказал директор и взял трубку второго телефона.

— Его еще два месяца не будет, батоно Важа, и все равно просил без него обсудить, не хочет участвовать в обсуждении, что теперь делать?! Неужели ждать целых два месяца, батоно Важа?!

— Тогда пусть Како рассмотрит.

— Како говорит — в отпуске я.

— Тогда дождемся Шота…

Директор опять взялся за трубку первого телефона, спокойно набрал номер и прислушался к длинному гудку.

— …хотя Шота нам не нужен, да? В таком случае Хабурзаниа, нет, и Хабурзаниа отпадает, раз болен, да? Что с ним, объясни-ка. Алло, алло… Хорошо, поручим это Васо…

— Меня прежде всего ваше мнение интересует, батоно Важа.

— Свое мнение я тебе скажу…

Директор снова опустил трубку, снова ее поднял. Ни слова упрека не вырвалось у него ни по адресу изобретшего аппарат, ни по адресу установившего.

— Прочту, не бойся, — сказал он и, оставив наконец телефоны в покое, положил руки на стол, поджал губы, что, по разумению Сосо, должно было означать завершение аудиенции.

С. Анч-дзе вышел в коридор. Отсчитал пять дверей и открыл шестую. Над столом вился дым от сигареты в пепельнице. Хозяин горящей сигареты укладывал стопками пропыленные папки.

— Тина, оказывается, Отар Зедгенидзе оставил тебе мой экземпляр, дай мне его.

Тина вздохнула, выпрямилась, потянулась за сигаретой, выпустила дым, опять вздохнула и потерла рукой поясницу.

— Пусть Отар Зедгенидзе принесет, что унес! Ничего он тут не оставлял.

— Говорит, оставил.

— Не заходил он сюда, не видела я его… Бросаете где попало, сами не знаете, где что бросаете, что делаете… Только говорить умеете, ничего больше…