Парни засвистели вслед:

— Постой, киса!

— Походочкой выхваляешься?!

— Ауйй!

— Вы что, с луны свалились? — с деланной строгостью обернулся на них парень. — Людей не видели? А послушать вас, так воспитаннее нет…

— Извиняемся вам!

— Шутим мы, разве…

— Тебе-то что, у тебя все на мази, а нам, бедным…

Захохотали.

— Ладно, вы, — парень, видимо, обозлился. — Настоящая шоферня, сукины дети…

Ребята разом смолкли, только один пробурчал:

— Ты ведь наш хозяин… Извините, хозяин-джан!

И снова захохотали, завозились, удерживая друг друга, — оставим, мол, их, чего в самом деле…

— Разве это люди? — парень взял девушку за локоть. — Не обижайтесь… Пойдемте, нечего на них глядеть…

Но девушка отдернула руку. Парень фыркнул, терпение его лопнуло:

— Вот поглядишь, Чипа, если я тебе не утворю! Завтра припрешься в гараж!..

— Кончайте, ну! — один из компании хлопнул в ладоши. — Что вы в конце концов, хватили по стакану и себя забыли и друга!

Они остановились, заспорили втихомолку, выясняя, кто виноват.

Парень топтался на месте, яростно глядя на них, потом кинулся за девушкой и грубо сказал:

— Бежишь, будто тебя гонят! Провожаю, не ем же!

До перекрестка оставалось с десяток шагов. Девушка остановилась, прижав к груди портфель. Перед глазами мелькнул темный переулок, и она решила бежать. Парень шевельнул бровью, загородил дорогу и усмехнулся:

— Значит, не с тобой был?

— О ком вы? — не поняла девушка, готовая расплакаться.

— Тот дядя… С которым на троллейбусе приехала…

— Не смейте так! — у девушки вспыхнули щеки. — Отстаньте, мне домой надо! Отойдите от меня!..

— Ладно… я не хотел тебя обидеть. Кому какое дело, с кем ты ходишь и почему, ты свое знаешь. — Он стрельнул взглядом по переулку и, осмелев, с улыбкой обнял ее. — Давай сделаем так — пойдем ко мне, я один живу, рядом… Ты же не дура, сколько бы ни прыгала, все равно не отпущу, не на такого напала…

Но тут же отдернул руку — послышался шум машины, на перекрестке посветлело… Вот, дребезжа, вылетел «газик» с темным салоном, с ходу затормозил, присел на асфальте, развернулся и как угорелый помчался обратно. Вокруг сразу померкло, словно в светильнике упало напряжение.

Девушка бессильно уронила вскинутую руку, толкнула стоящего перед ней парня, собираясь убежать, но тот больно схватил ее запястье и снова преградил путь.

— А это ты видела? — многозначительно повертел он тупым носком своего тяжелого ботинка. — Сорок пятый номер… Что, не по вкусу?! — он зло хмыкнул и вкрадчиво продолжал: — Ладно, не трясись, не бью же… Чем я хуже того дяди? Портфелем выпендриваешься, я, дескать, ученица… Такая же ты ученица, как и я… С другими гуляешь, а я что, обсевок? Хватит, не доводи меня… Уй… твою мать! — парень невольно отпрянул, схватился за укушенную руку, потрогал горячую от оплеухи щеку…

Девушка уже выскочила на перекресток, оглянулась и скрылась в темноте.

— Видели, что позволяет, а? — ошарашенно поднял плечи парень, протягивая приятелям руку. — Разорву стерву!..

Он попытался погнаться за ней, но ребята, качаясь со смеху, схватили его за руки.

— Дурак ты, каждая тебе шлюхой кажется!

— Оставь ее, наверное, с нашего квартала!

— Какое там, с нашего?! Чего она по ночам шляется, если…

Приостановившись на миг, девушка обернулась — парни заходились с хохоту, свистели, один вырвался, побежал, другие за ним…

Она без передышки пробежала еще метров с пятьдесят… Трепещущее сердце подкатило к гортани, девушка остановилась, заскреблась в чьи-то ворота, ощупью пробуя их. Тяжелые, железные створки не открывались. Она оглянулась в ужасе, припустила дальше, влетела в густую тень шелковицы и без сил припала к стволу. Долго старалась отдышаться, глядя вниз — тишина, погони не видно. Немного отлегло от сердца. Она достала из рукава платок, смахнула слезу, поглядела на запястье, ноющее еще от хватки грубых пальцев, ее передернуло, она вышла из-под дерева и, пригнувшись, потрусила дальше, поминутно оборачиваясь и вглядываясь в темноту.

Скудный свет со дворов да от уцелевших лампочек на редких столбах еще освещал улицу. Дворы предместья, заборы, железные ворота, лампочки на верандах, скрытые мохнатым виноградом, пущенным по столбам, — все было близким и привычным. Девушка успокоилась, поверив, что никто не преследует ее, и перешла на быстрый шаг, стараясь держаться поближе к заборам. «Еще немного, и я дома, — думала она, — теперь пусть гонятся, пусть ломают себе шею в этих колдобинах».

Отсюда начинался самый развороченный участок. Идти было трудно. Тротуар часто рассекали канавы, прорытые от главного рва ко дворам, с отвалами земли по краям. Девушка шла по тротуару, перепрыгивала и снова пробиралась вперед. Один раз остановилась, вгляделась в переулок, ведущий к параллельной улице, — как будто шаги… Прислушалась… Нет, ничего подозрительного не слышно. Пошла дальше, но минутного спокойствия как не бывало, она поняла, что погоня в любой момент может нагрянуть оттуда, с той улицы. Заглядевшись, она споткнулась о кочку, портфель вылетел из рук, книги и тетради рассыпались по земле. Собирая их, она присела на корточки, напряженным телом пытаясь почуять посторонние шорохи. Вот снова смутно уловила вроде бы чьи-то шаги, но не могла разобрать, так это или нет. Наверное, показалось… Она собрала книги и тетради, застегнула портфель, придерживая его коленом, и побежала дальше. В одном месте, перепрыгнув через траншею, по щиколотку провалилась в рыхлую землю. Встала на одной ноге, сняла туфлю, вытрясла… Раздался шелест — земля со щебнем обрушилась в траншею, и уложенные на дне трубы отозвались дробным, густым звоном… У нее перехватило дыхание, в груди заледенело, она обернулась — там, в темноте, на четвереньках, пыхтя и отдуваясь, вылезал из рва какой-то мужчина… Вот он выпрямился, отряхнулся, замер…

«Догоняют… Мамочки, догоняют!»

Она поняла — бежать бесполезно, это сразу выдаст ее. Тогда за ней помчатся в открытую и легко поймают на этой проклятой дороге. Она не побежала, но суматошно рванулась вперед, зацепилась за что-то ногой, уперлась портфелем в кучу земли и сумела удержаться.

Перед ней возвышался земляной вал, за ним рукав основной траншеи. Тут была доска, временный мостик — какой-то прохвост уже стащил ее… Девушка заметалась, ища проход. Справа, у темных ворот, закрутилась и распалась стая собак: поджав хвосты, они Гуськом прошествовали мимо девушки по земляному валу и стремительно умчались вниз по улице. Она кинулась к воротам, толкнула калитку — открыта, юркнула во двор, захлопнула калитку и, припав к ней, уставилась в щель.

«Повернет… Подумает, что в свой двор зашла. Потом выйду…»

Она прислушалась, но слышала только стук собственного сердца да шум в висках. Вдруг она вспомнила, что забыла запереть калитку, нащупала щеколду, но задвинуть ее не смогла. Она обернулась — в глубине двора, на веранде сверкала лампочка, и яркие лучи, пробившись сквозь листву и грозди винограда, достигали забора.

«Если толкнется, взбегу на лестницу. Сосед… Отставник майор, у него ружье есть…»

Она видела отрезок улицы, расчерченный полосами света, просочившегося между штакетником. Вот-вот появится погоня. Наверное, крадется вдоль забора… Девушка оторвалась от калитки, шагнула было к веранде, но затопталась на месте — ей представилось угрюмое лицо старика затворника, который даже детей не подпускал близко к своему двору и каждого прохожего провожал подозрительным взглядом… Прокуренные усы, вечная трубка во рту, защитный китель с нагрудными карманами — все это придавало старику непривычный облик, служивший темой для пересудов… Кто-то даже убил или отравил его легавую… Некоторые поговаривали, что он вовсе не майор, что чин у него повыше… Но в эту минуту девушка старалась забыть все и вызвать в себе раскаянье за те оставшиеся с детства страх и неприязнь, которые она, вместе со всей ребятней улицы, испытывала к старику.

«Он совсем не такой, — убеждала она себя, — греется на солнышке. Если и смотрит сурово, только потому, чтобы мы не озорничали…