— Сказал, да…

— Цверава — не буду, говорит, читать, могу поприсутствовать, если желаете, Како фактически в отпуске, придет на обсуждение или нет, не знаю, и вообще не могу сказать, как пойдут твои дела.

— Како обещал прийти. Этот экземпляр я верну Шукри, если не передумаю. Самхарадзе прочтет, Бела, думаю, выйдет в понедельник, к тому времени, может, и Хабурзаниа появится, Боря точно придет, Клибадзе прочтет обязательно. У меня и письменное заключение Евгения Орбелидзе есть…

— И что? Что пишет Орбелидзе? — заинтересовался Васо. — Дай-ка посмотреть, сделай одолжение. Как назло, очки дома оставил, сегодня даже газет не читал…

Васо развернул заключение, прочел кое-как и вернул владельцу, усмехаясь, но ничего не сказал; сунул руки в карманы и опять устремил взгляд в окно.

— Следовательно, вы прочли, да? — осторожно спросил немного погодя С. Анч-дзе.

— Я-то да, батоно, — обернулся Васо. — Заметно, что вы основательно переработали, многое исправили… Вообще я и раньше говорил вам и теперь повторяю, что в принципе мне нравится избранная вами тема и в принципе поддерживаю вас, но что я не в восторге, вам и это известно. Мне кажется, вам бы следовало заняться чем-нибудь более реальным, но разве вы понимаете что-либо — не понимаете, так что я могу поделать?.. И скажи на милость, ну кто такая эта Маквала Баркадзе, где ты ее откопал, откуда привел? Один язык ее чего стоит, такой длинный, — всех против себя восстановила, просто с ума можно сойти…

— Батоно Васо, нельзя же судить о способностях и делах человека с субъективной и даже объективной точки зрения. Главное, как будет учтен ландшафт, какая будет польза практически, а длина языка — ну какое это имеет значение? И о прежнем соавторе говорили так, если помните, но замысел был осуществлен, объект возведен. Теперь никто этого не отрицает, мы были ни при чем и отношения к тому делу не имели, но и тогда не ставили перед собой такой значительной цели. Сейчас совсем другое — это более реальное дело. Счастливо оставаться, благодарю вас, батоно Васо!

— Всего хорошего, что ж, твое дело! — ухмыльнулся Васо.

С. Анч-дзе прошел по коридору и с силой потянул на себя дверь в следующую комнату. Двери с шумом распахнулись. Он целый день безрезультатно дергал ее и никак не ожидал такого финала — еле удержался на ногах. Ошалело заглянул в комнату, извинился — думал, заперта дверь, не рассчитал сил.

— Ничего, ничего!.. — успокоил его кто-то.

В комнате были две женщины. Одна вязала, другая очень тихо говорила по телефону. Неизвестную женщину С. Анч-дзе видел в этом учреждении впервые.

«Интересно, кто такая?» — подумал он.

— Привет! — сказала вязавшая. Она улыбнулась, не поднимая глаз от рукоделия.

— Здравствуй, Бела, как мама?

— Спасибо, ничего…

— Прочла?

— Знаешь что, Сосо, — Бела отложила крючок, приложила к лицу платок. — Ох, как я простыла… Прочла только половину, половину у меня Боря взял и отдал, оказывается, Какауридзе, а Какауридзе, по-моему, на военных занятиях, половина у меня здесь, хочешь, возьми, а другую половину дам, когда Какауридзе вернется… А может, он оставил где-нибудь тут, если так, до понедельника найдется, а если нет, возьми пока хоть эту половину.

— Что же ты тогда отдала Шукри?

— Ничего…

— А он говорит, Бела передала мне экземпляр.

— Дозвонилась? — спросила Бела приятельницу.

— Нет, погоди, я в другое место звоню… — торопливо ответила та.

— Что, говоришь, сказал Шукри? — обернулась Бела к Сосо. — Я Шукри в глаза не видела в эти дни. Говорю же: половина у меня здесь, если удастся, прочту и другую половину… Знаешь ведь, как мне трудно читать по-грузински… А вообще оставь мне, если есть, лишний экземпляр…

— Откуда у меня лишний?.. Еле нашел один, я его в управление отнесу, это будет лучше всего… Между прочим, Отар Зедгенидзе прочел, и ему очень понравилось.

— Кто?

— Отар Зедгенидзе.

— Ох! — вздохнула при имени Отара Зедгенидзе Бела, снова прикладывая к лицу платок. Под джемпером на ней был свитер, на плечи накинута шаль, хотя в комнате было не холодно. Вторая женщина все говорила тихо по телефону.

«Интересно, кто такая?» — сверлил себе мозг праздным вопросом С. Анч-дзе.

— Как ты вообще? — не поднимая головы, спросила Бела.

— Да ничего…

— Между прочим, и та половина ничего…

— А ты хоть ее прочла?

— Ту — конечно…

— А эту?

— Что — эту? Прочту и эту, если необходимо. Только стоит ли — в технической части я все равно ничего не смыслю…

В комнате наступила тишина. Вторая женщина тоже умолкла, кончила говорить по телефону. Задумалась озабоченно — вероятно, ломала голову, кому бы еще позвонить.

— Ладно, пойду теперь к Саше, всего, — неожиданно сказал С. Анч-дзе.

— Всего… — равнодушно улыбнулась ему Бела и, взяв пластмассовый крючок, тут же занялась спущенной петлей.

С. Анч-дзе снова зашел в четвертую комнату. Сотрудники толпились у стола в углу. В середине стоял пунцовый Клибадзе, его окружили Цверава, Самхарадзе, Гомелаури, Джапаридзе, появившийся уже Какауридзе и неизвестный человек.

На столе валялись пуговицы. При виде Сосо все застыли. Неизвестный посетитель, разодетый с бьющей в глаза тщательностью, несколько раз деловито кашлянул. Гомелаури, усмехаясь, отошел в сторонку. Что тут происходило, понять было трудно, но то, что пуговицы не с потолка упали, сомневаться не приходилось. На пиджаке у Клибадзе не хватало двух пуговиц, а судя по его улыбающемуся, но достаточно растерянному лицу, и пальто его, видимо, было не в лучшем состоянии.

С. Анч-дзе отозвал Шукри Джапаридзе и сообщил:

— Васо, оказывается, прочел, поэтому, если не обидишься, отнесу твой экземпляр в управление, а ты возьми половину у Белы, половину у Какауридзе, по том дай первую часть Боре, а вторую верни Какауридзе, Какауридзе передаст Боре. Боря — Какауридзе, и, если удастся как-нибудь соединить все вместе, вручи Копалейшвили… Не забудешь?

— Нет, конечно, что ты!

— Проследи, ладно, будь другом!

— С удовольствием! — рассеянно заверил слушавший краешком уха Джапаридзе, и в узких глазках его обозначился ничего не говорящий взгляд.

С. Анч-дзе, поглазев на штиблеты, манжеты, жилет, кольца, цепочки, брелочки, золоченую булавку, часы, браслет, красный шейный платок, шарф, костюм и пальто незнакомца, шепотом спросил Шукри.

— Кто это?

— Понятия не имею! — смущенно ответил Шукри и неожиданно засмеялся, ни к кому не обращая своего смеха.

С. Анч-дзе вышел.

— Заприте-ка двери, а то еще подумают чего-нибудь! — сказал Самхарадзе.

— В самом деле заприте, в конце концов! — поддержал его багровый Клибадзе.

Шукри Джапаридзе надежно запер двери.

С. Анч-дзе отправился в управление. Поднялся по мраморной лестнице, вступил в светлый широкий коридор. Слева и справа во всю длину чернели двери. Не слышалось человеческого голоса, не доносилось ни малейшего звука. Рабочий день близился к концу, но еще не закончился. «Разве найдешь тут теперь кого?» — подумал С. Анч-дзе, и вдруг из темного коридорчика, громко разговаривая, вынырнули семеро незнакомых Сосо людей. Они остановились, шумно переговариваясь, и, разом умолкнув, разошлись вдруг и по одному спустились по мраморной лестнице. Сосо озадаченно проследил за неизвестными ему людьми и налег на высоченные двери, обитые кожей; дверь не подалась, он приналег сильнее, но дверь упорствовала. Нагнулся, поддел костлявым плечом ручку, пытаясь приподнять, и тут кто-то закричал изнутри: «Открою, открою — сдаюсь!» И тут же щелкнул ключ, дверь открылась. Выглянул прекрасно одетый мужчина с заспанным лицом.

— Я думал, кто-то другой, — сказал он с улыбкой, приглашая С. Анч-дзе войти. На коричневом полированном столе лежали пепельница из лабрадора, сигареты, спички и огромная книга.

— Саша, прочти-ка вот это… Все равно придется прочесть, так давай сейчас, сделай одолжение…

— Что? Это?.. А-а, ясно, да я вроде читал уже.