С кружками пенистой медовухи и плошкой теплых, только что пожаренных орехов лещинки мы устроились за столиком у входа. Я бы выбрал дальний угол, где потемнее и не так заметна белая, в кровавых крапинах, полоса у Тома на лице, но его самого она как будто не смущала.

Он с удовольствием отхлебнул медовухи и отправил в рот горсть орехов.

– Я, друг мой Джим, вот о чем хотел потолковать. Старый Билли Бонс не был идиотом; коли он сказал, что в кристалле твои Птицы, значит, так оно и есть. С помощью кристалла их можно найти. Я расспросил знающих людей и кое-что выяснил. RF так зовется по имени разработчика, Рональда Фроста. Но чаще это расшифровывают как «фактор риска». А космолетчиков с таких кораблей называют risky fellows – рисковые парни. RF-корабли чертовски выгодны. Они летают далеко и быстро – шныряют по галактикам, как ты на скутере по лесу. Прежде RF был очень популярен, но сейчас выходит из употребления.

– Запрещен в половине миров, – повторил я услышанное от профессора Луса.

– Не то, чтобы запрещен, – возразил Том, – но не поощряется. Хотя мне не смогли объяснить, почему.

– Потому что это натуральное убийство.

– Да нет же. RF-запись может – и должен – читать специалист, risky fellow. То, что твоя запись не имеет защиты от простых смертных вроде нас с тобой, – вот это преступление. Или головотяпство. Полицейские даже задавали вопрос: не желал ли старина Бонс отправить тебя на тот свет, чтобы не скучать одному?

– Чушь.

– Полная, – охотно подтвердил Том. – И доктор Ливси то же самое говорил, возмущался, что они старика подозревают. Полицейские хотели забрать кристалл как вещдок, а он не позволил – из принципа.

– Ну, а почему я выжил?

– Повезло. – Жмурясь от удовольствия, Том сделал добрый глоток медовухи и заел орехом. – Ты недавно познакомился с хроном; его воздействие смягчает влияние RF. Тебе на самом деле чертовски повезло, – повторил Том, обводя ленивым взглядом расшумевшуюся компанию; парни спорили о достоинствах антигравитационной системы Льюиса, а девицы пытались вернуть разговор в более понятное им русло. – Короче говоря, друг мой Джим, в твоем кристалле записан маршрут к планете, где водятся бесценные дикие Птицы. Сейчас, когда их чуть не объявили национальным достоянием, самое время привезти на Энглеланд полный трюм этих тварей. Большие деньги, между прочим…

– …придется потратить, – докончил я фразу. – Корабли с RF-тягой почти не используются, RF-навигаторы, по словам того же Бонса, сумасшедшие, а правительство не заплатит за Птиц ни гроша. С радостью примет их в дар и сгубит в неохраняемых заповедниках.

– Птиц можно продать на других планетах.

– Попробуй. На Энглеланде есть традиция. Свои поверья, мифы и предрассудки. А в иных мирах спрос надо создавать на пустом месте. И ты сможешь объяснить людям этот бред: убить Птицу, чтобы на башку насыпались перья? Такая чушь проходит только здесь. – Я сам подивился тому, с какой злостью это сказал.

Том осторожно коснулся лба с точками запекшейся крови, покривился:

– Саднит, зараза. Джим, друг, пойми: не в деньгах счастье. И даже не в Птицах. Подумай: ты остался не у дел. Чем теперь заниматься? Обслуживать постояльцев? Они тебе на фиг не нужны. Уедешь в город искать работу? И сбежишь оттуда через месяц. Улетишь с Энглеланда? Именно это я и предлагаю. Причем не надо тратиться на билет: мистер Трелони берет расходы на себя. Он мечтает вырваться из-под супружеского каблука и пуститься в авантюру… в поход, который сулит честь и славу добытчикам настоящих диких Птиц.

– А ты?

– И я с ним, конечно. Я ее ненавижу. – Тома передернуло. – Мне жалко Лайну, жалко сквайра, жалко себя… а ее – ненавижу.

– Что тебя удерживает в поместье?

Том потряс головой:

– Не скажу. Джим, друг, соглашайся. Мы со сквайром все продумали. Без тебя никак нельзя – ты единственный, кто смыслит в Птицах.

– Нет, – сказал я.

Том растерянно заморгал. Собственные ресницы у него были длинные, как у Лайны, и светлые, в цвет волос. Удивительно, как сохранил их под биопластом…

– Почему «нет»?

– Я уже чуть не сдох от этого RF. И не хочу становиться risky fellow и погибать черт-те где вместе с тобой, сквайром… Кого еще он привлечет? С доктором Ливси, к примеру.

– Ты боишься?

– Не желаю хоронить людей. Эта авантюра слишком дорого нам обойдется.

– Извини, – проникновенно сказал Том, – но ты и на Энглеланде не жилец.

– Зато ты целее будешь.

– Ты что – серьезно? Отказываешься?

– Наотрез.

– А если тебя попросит сквайр? И доктор Ливси, которого он сейчас уговорит?

– Скажу то же самое. Можешь поверить интуиции Трижды Осененного: эта затея – самоубийство.

Том поверил – не в самоубийство, разумеется, а в мой отказ. Он побледнел, руки задрожали. Но я же не виноват, что все во мне восстает против его великолепной придумки.

Том сжал в ладонях кружку с медовухой.

– Ну, что ж… – произнес он напряженным, готовым сломаться голосом. – Давай тогда выпьем за разбитые надежды, упущенные возможности, свою поломанную жизнь.

Я уже понял, что он – любитель себя жалеть, и не стал за это пить. Однако Том страдал по-настоящему, и мне было перед ним неловко. Из-за двери донеслось поскуливание Дракона, словно мой кургуар взялся плакать за вконец расстроенного человека.

Том поднялся и открыл дверь:

– Входи. Травишь душу – сил нет.

– Не впускай, – сказал я, а один из подвыпивших парней заорал:

– Уберите зверя! Он бешеный!

– Иди, не бойся, – подбодрил кургуара Том. – «Дураки, – скажи, – нас обижают, кричат…»

– Не впускай! – Я вскочил.

Подгулявшая компашка завопила хором, девицы завизжали.

– Дракон, нельзя! Пошел вон!

Кургуар будто не слышал. Подволакивая все еще слабые задние лапы, он вошел в бар. Пьяные крики его возмутили; Дракон издал громкое «Ххррррр» и предъявил нарушителям спокойствия свои бесподобные клыки.

– Вон отсюда, – схватив за шкирку, я думал выкинуть его за порог.

– Хрр! – Лязгнули зубы, и я чуть не взвыл: Дракон пребольно цапнул за колено. – Рррау! – Нагнув голову, кургуар двинулся между столиками к шумным гостям; спина со вздыбившейся шерстью проплывала выше столешниц.

– Стоять! – Том поймал гибкий черный хвост и потащил зверя назад.

Когти Дракона скребнули пол, он присел, обернулся – и Том отпрыгнул, затряс прокушенной кистью.

Девицы с визгом ринулись в дальний угол, один из парней бросил в Дракона креслом, другой опрокинул перед ним стол. Кургуар и ухом не повел, неотвратимо приближаясь к единственному трезвому, который не кричал и не метался.

В колене у меня точно засел раскаленный прут. Припадая на больную ногу, стаскивая с себя куртку, я догнал Дракона и набросил куртку ему на морду. Еще замотать бы вокруг шеи рукава… Дракон вслепую прыгнул. Мощное тело вытянулось в полете, передние лапы метили жертве в грудь. Бросок – и я что было сил толкнул кургуара в бок, отклоняя удар.

Лапы тяжко ударили в столик, он подпрыгнул и опрокинулся; кургуар приземлился в проходе, когти вспороли покрытие пола, куртка свалилась с башки.

– Джим, берегись! – выкрикнул Том.

Всей кожей ощутив новую опасность, я рванулся в сторону, хлопнулся на пол, перекатился, проскользнул между ножками кресел. Увидел ботинки того, трезвого, который и не думал удирать от взбешенного зверя. Эти ботинки, смирно стоявшие, точно вросшие в пол, вдруг приподнялись на носках. Коротко взревел Дракон, я метнулся прочь, словно уходя от бьющего в землю испепеляющего луча – как в тот день, когда погиб отец. В одну сторону, в другую, круша столы, опрокидывая кресла, ускользая от смерти.

– Джим, стой, – расслышал я сквозь визг и вопли голос Тома.

Я вскинулся, бросив кругом быстрый взгляд. Мэй-дэй! Как пусто стало в зале – столы и кресла остались лишь у стен, к которым жмутся перепуганные, белые с лица клиенты. Я пересчитал: три девицы, четверо протрезвевших парней. Пятого нет. И где Дракон?