В просторном зале Мессухалли — дома, сооруженного специально для выставок и народных собраний, — сосну водрузили над трибуной. Своей хвойной кроной она осеняла президиум.

Это была «Сосна мира».

А когда работа Ассамблеи заканчивалась, сосну распилили на маленькие кусочки и раздали делегатам на память о финских борцах за мир.

К старой символике присоединилась новая. «Сосна мира» у финских лесорубов «на севере диком» не стоит одиноко, а по-новому перекликается с «Пальмой мира» в странах палимого солнцем юга.

Строка в газете как выстрел над ухом:

«Убийство товарища Куусинена».

Я посмотрел на заголовок: «Красная газета». 1920 год. Февраль. Газета сообщала, что финская полиция опубликовала заявление о том, что агенту охранки Койвукоски было «приказано выследить политического преступника Куусинена и арестовать его». Выполняя приказ, Койвукоски вблизи от Васа, на льду Ботнического залива, увидев одинокого лыжника, уходившего в сторону Швеции, догнал его и, узнав в нем Куусинена, потребовал вернуться. Тот не подчинился, и охранник выстрелом из браунинга убил его…

Все правдоподобно. В ту пору Отто Куусинен действительно был в Финляндии в глубоком подполье. И тому, кто выдаст его, действительно обещали награду в десятки тысяч марок. Путь к шведскому берегу по льду залива у Васа не превышает и сотни километров. И если в последнюю войну со Швецией Барклай де Толли провел там пешим ходом русские полки, разве умелому лыжнику трудно повторить этот рейд?

Правдоподобно — и вместе с тем невозможно!

Я огляделся: не пригрезилось ли все это мне? Ведь не прошло и месяца, как сей много лет назад убитый человек выступал в Москве на конгрессе Коминтерна!

Но нет, все на месте — лампы с зелеными абажурами отбрасывали ровный свет на столы, за которыми в уютной библиотеке над книгами склоняются книгочеи.

Эту поразившую меня телеграмму я нашел, перелистывая хрупкие, пожелтевшие страницы комплекта «Красной газеты», когда собирал материалы для своего романа «Клятва», посвященного финской революции.

Нет дыма без огня. Что же все-таки тогда произошло?

Ну что ж, спрошу у самого Отто Вильгельмовича, как ему удалось уйти от выстрела.

Побывав в Финляндии после войны, я уже знал, что телеграмма, напечатанная в свое время в «Красной газете», точно воспроизводила то, что писалось в 1920 году в финской и шведской прессе.

А когда в феврале разнеслась тревожная весть о том, что Отто Куусинен убит сыщиком во льдах Ботнического залива, известие это глубоко потрясло трудящихся Суоми.

Тысячи рабочих Хельсинки вышли на демонстрацию. Масса писем и телеграмм, осуждающих и выражающих возмущение, посыпалась из-за границы в адрес правительства.

Даже центральная газета правых социал-демократов сочла выгодным поместить некролог, в котором говорилось о заслугах Куусинена, талантливого лидера рабочего класса, восхвалялись его «богатые природные дарования, сочетавшиеся с такой деятельной энергией», признавалось, что «он обладал такими теоретическими знаниями о социализме, что его с полным основанием считали наиболее видным теоретиком». Мертвый, он теперь казался им уже неопасным. Назревал неслыханный скандал. Но то, что фашисты склонны были считать своей победой, на деле обернулось их поражением.

— Но как же все было на самом деле, Отто Вильгельмович? — спросил я Куусинена после войны. — Сейчас уже настало время, когда можно рассказать о том, как вы тогда выбрались из Финляндии. Не правда ли?

— Пожалуй, — согласился он. — Но лучше пусть вам расскажет о нашем побеге женщина, которая организовала его. Зовут ее Айно, так же, как героиню «Калевалы», а фамилия Пессонен…

— Черт побери! Если бы вы только знали, как у меня упало сердце, когда я прочла в газете, что Куусинен убит! — с юношеской энергией говорит Айно Пессонен, как будто за ее плечами и нет восьмидесяти лет. — Ведь он был объявлен вне закона и любой мог безнаказанно его прикончить. А я видела Отто перед этим дня за три или четыре. Мы вместе работали. Он писал, а я зашифровывала. И все-таки я поверила. Да! Да! — погрозила она кому-то пальцем. — Как же было не поверить в это другим?..

Он был душой тройки, которая руководила революционным подпольем в стране. В мои обязанности входило также подыскивать для Отто безопасное жилье и время от времени менять его, чтобы не пронюхали полицейские. Так за год я сменила ему девять квартир. Нелегкое дело! Но я, кажется, справлялась. Правда, иногда стоило запоздать на один день, и все было бы потеряно. Но каждый раз спасало его бесстрашие и хладнокровие. Один раз, когда полицейские уже окружили дом, где он жил в квартире у кондуктора трамвая, Отто ушел, переодевшись в костюм хозяина. Спокойно, не торопясь, прошел мимо полицейского, дежурившего в воротах, и даже спросил у него, который час. Полицейский взял под козырек и ответил, не заподозрив в трамвайном кондукторе лидера финских коммунистов. И как же так Отто, ничего не сказав мне, ушел из Хельсинки на север?! Это меня, признаюсь, озадачило и даже немного обидело, — рассказывала Айно. — Мне было очень жалко его. И я тревожилась, как дальше пойдет дело, но через два дня пришел ко мне Вилле Оянен — он был тогда молодой, высокий, сильный, передал пачку писем для шифровки и сказал: «Привет тебе от убитого!» Я так обрадовалась, что чуть ли не в пляс пошла…

Через несколько дней после этого левые газеты опубликовали письмо Куусинена «Это ошибка, будто я уже арестован и убит», в котором он дал глубокий обзор положения в стране и с беспощадным сарказмом расправлялся с теми, кто вдохновлял на подобные «подвиги» полицию, кто потопил в крови рабочих революции и теперь стремится развязать войну против Советской России и принять участие в интервенции, чтобы в награду получить «зеленое золото» — лесные богатства Карелии.

«Я ваш враг, столь же определенный, как и рабочий класс Суоми, — такими словами Куусинен заключал свое письмо. — Если вы меня схватите, то, как я догадываюсь, вы меня убьете. Если вы попадете ко мне в руки, я предам вас суду организованных рабочих. Очень возможно, что вы доберетесь до меня раньше, чем я до вас. Но это не так уж важно…»

— Как это так — неважно! — возмущалась Айно. Ведь партия ей поручила сделать все, чтобы этого не произошло, чтобы полиция до Отто не добралась никогда.

Письмо произвело сенсацию. В парламенте был сделан запрос. Обстановка накалялась. Это было зимой.

А уже в мае в Хельсинки, в Рабочем доме, собрался Учредительный съезд Социалистической рабочей партии, проект программы которой составил Куусинен.

Эта массовая партия должна была быть легальной, хотя, по существу, ею руководили представители Коммунистической партии, которая в те годы, в условиях подполья, не могла быть массовой.

Едва возникнув, новая партия объединила уже тридцать тысяч рабочих.

Но на второй день работы съезда, как только принято было решение примкнуть к Коммунистическому Интернационалу, полицмейстер отдал приказ закрыть съезд и арестовать делегатов. Так все участники его прямо с заседания угодили в тюрьму. Но, к удивлению полицмейстера, Куусинена среди них не оказалось. И, хотя делегаты очутились за решеткой, не прошло и месяца, как в Хельсинки собрался новый съезд, положивший начало легальной Социалистической рабочей партии Финляндии.

В те дни полицейские сбились с ног, отыскивая Куусинена среди делегатов и в рабочих районах столицы. Кольцо облавы сужалось и сужалось, и казалось — вот-вот они схватят его. Но Куусинена и след простыл.

Правда, ему не хотелось покидать Хельсинки до съезда, но слишком уж плотно облегла облава, и к тому же предстояли другие, не менее важные дела.