Перехожу в другой зал, где выставлены проекты памятника Андерсену, который соотечественники решили поставить еще при его жизни.
На всех самых разнообразных проектах, представленных на конкурс, малыши сидят на коленях у писателя, обступают его. Это привело тогда Андерсена в ярость. И он выложил начистоту все, что думал об этом, скульптору Собю, чей проект был принят:
«Эскизы показывают, что ни один скульптор не понял меня, не схватил ни одной моей характерной черты. Я сроду не читал и не мог читать, если кто-нибудь сидел у меня за спиной или прижимался ко мне. Называют меня «поэтом детей» так, за здорово живешь. Я писатель для всех возрастов, поэтому одни дети не могут представлять моих читателей. Наивность — это лишь один из элементов моих сказок, а суть — в юморе, в сатире. Моя национальность в том именно и проявлялась, что я писал народным языком!»
Отповедь разгневанного поэта, по сути дела, была направлена против тех литературных критиков, которые хотели представить Андерсена лишь автором забавных детских сказочек, затушевать демократическую направленность его сатиры…
И как же было ему не протестовать! Он высмеивал спесь аристократии, показывал, какие творческие силы таятся в народе и как мещанская ограниченность «птичьего двора» подавляет и угнетает индивидуальность.
В сказке «Зеленые крошки», уподобив дворянство — а в то время оно было господствующим классом — травяным вшам, он писал: «Каждую вещь следует называть настоящим именем, и если уж боятся это делать в действительной жизни, то пусть не боятся хоть в сказке».
Он чувствовал себя и на самом деле был народным трибуном. В дни, когда прусские войска вторглись в Данию, песни ого воодушевляли датчан. Знаменитый норвежский писатель Бьёрнсон писал Андерсену из Осло: «Я не могу читать ваших патриотических песен без слез. Подобного умения воспринимать в себе горе и надежды целого народа я еще не видывал»…
Как же мог Андерсен смириться с тем, что критики пытались запереть его в стенах детской комнаты?! Это был один из способов обезвредить его.
Но не вышло так, как они хотели.
Встретив нас на пороге сознательной жизни, Ханс Христиан Андерсен уже становится нашим постоянным спутником — по всем путям и перепутьям — до глубокой старости.
…Если у скульптора Собю не хватило таланта или понимания, чтобы все это воплотить в бронзе, то, во всяком случае, после письма Андерсена он детей с памятника убрал.
Его бронзовый Ханс Христиан Андерсен, окруженный тенистыми буками, сидит на скамье в Королевском парке в Копенгагене. Небрежно наброшенный плащ держится только на левом плече — вот-вот соскользнет с него. Не замечая этого, глядя прямо перед собой, зажав в левой руке бронзовую рукопись, Андерсен вдохновенно читает одну из своих бессмертных сказок…
Первое напечатанное и принесшее славу автору произведение называлось «Путешествие на остров Амагер». Для копенгагенца это звучало бы, как для ленинградца «Путешествие на Васильевский остров», а для москвича — «Прогулка на Балчуг», потому что и остров Амагер — это часть Копенгагена.
Когда житель Копенгагена читает в сказке Андерсена, что «эта история случилась еще тогда, когда не было Тиволи», он, не раз гулявший по аллеям этого знаменитого увеселительного парка и глазевший на его аттракционы, прекрасно знает, о чем идет речь.
А когда в сказке «Огниво» маленький датчанин читает, что у третьей собаки глаза как «Круглая башня», для него это не отвлеченная гипербола. Он знает, что это та самая Круглая башня в центре города, около университета, мимо которой он не раз проходил и которая построена была еще при короле Христиане IV и уцелела во время страшных, вошедших в историю пожаров, уничтожавших город. Со школьных лет он знал, что именно здесь помещалась обсерватория, где знаменитый астроном Оле Рёмер впервые определил скорость света, и библиотека, из которой юноша Андерсен получал на дом книги.
Но Рёмер не только вычислил скорость света — он предложил также, и это тогда казалось многим его землякам более важным, установить на улицах Копенгагена фонари. Это было первое уличное освещение в мире. До тех пор горожане в темноте ходили по улицам со своим фонарем. Перед богачами же фонарь нес слуга. Нет, не случайно Ханс Христиан Андерсен написал трогательную сказочку о старом уличном фонаре.
Винтовой подъем на вершину одиннадцатиэтажной Круглой башни Рёмера сделан не ступеньками, а пандусом, как сейчас строят многоэтажные гаражи, и русскому школьнику любопытно узнать, что по этому пандусу в 1716 году Петр Первый въехал верхом на площадку, увенчивающую Круглую башню. Вслед за Петром, к удивлению копенгагенцев, на тройке поднялась супруга его Екатерина…
Круглая башня и портрет астронома Рёмера выгравированы сейчас на пятидесятикронной кредитке.
Вот, оказывается, какие большие глаза были у третьей собаки, оберегавшей сокровища в сказке «Огниво»…
Если приметы современного ему Копенгагена вошли в сказки Андерсена, то благодарные датчане сделали его самого и многих героев его сказок неотъемлемыми приметами нынешнего Копенгагена.
Я не говорю уж о том, что недавно, не ограничиваясь памятником, что стоит в Королевском парке, копенгагенцы на самом широком центральном проспекте, названном именем Андерсена, у ратуши, поставили новый памятник поэту.
Близ моей гостиницы я увидел на стене одного из домов плакат: злющая собака, оскалив пасть, восседала на старомодном зеленом, обитом жестью сундуке с окованными углами и таращила на прохожих огромные горящие глаза.
Ну конечно, это та самая андерсеновская собака, которая в подземелье под дуплом старого дуба охраняла золото.
«Прошли времена, когда можно было хранить деньги в сундуке. Теперь надежнее и выгоднее беречь их в Ландсман-банке», — вещал этот плакат.
Так крупнейший в стране банк стремится обратить себе на пользу даже народную любовь к Андерсену.
На витрине магазина — детская спальная пижама; на прикрепленной к ней этикетке написано, что в магазине имеются «Оле-Лукойе» на разные цены и на все возрасты, от грудного до школьного включительно.
Заглавие андерсеновской сказки «Оле — закрой глазки» стало сейчас общепринятым названием детской спальной пижамы. Узнаешь об этом и невольно улыбаешься.
Король датской кухни — бутерброд. Он здесь зачастую произведение не только кулинарно-гастрономическое, но и живописное. Слава о датских бутербродах идет по всему свету.
Как у нас пирожные носят каждое свое название — песочное, корзиночка, эклер, трубочка, буше, безе, бисквитное, наполеон, — так там каждый вид бутерброда имеет специальное название: не просто бутерброд с сыром или колбасой, а «школьный», «спортивный», «тиволи», «туристский», «копенгагенский» и т. д., но самый дорогой из них — «любимый бутерброд Ханса Андерсена». На нем причудливо и красочно сочетаются свежий бекон с помидорами, ливерный паштет — со студнем и белой редиской. Его одного вполне достаточно, чтобы насытить человека.
Несколько лет назад одна датская фабрика марципановых изделий объявила конкурс на лучшее марципановое пирожное по мотивам сказок Андерсена.
Каждый побывавший в Копенгагене, проведи он в нем лишь один день, обязательно нанесет визит бронзовой девушке с рыбьим хвостом, которая взобралась на большой камень в море у набережной, на Лангелинне — любимом месте прогулок столичных жителей.
Это Русалочка из сказки Андерсена, у всех на виду тоскующая по своем недогадливом принце.
Статуя эта стала как бы вторым гербом города. Русалочка восседает на пепельницах и чернильницах, вышита на платках для сувениров, отпечатана на обложках путеводителей, на бесчисленных открытках. Воспроизведенная в красках, в бронзе, в фарфоре, грустными глазами смотрит она на вас из тысячи сверкающих витрин.
Всюду книжки поэта и книжки о нем. Это хорошо! Иллюстрации к его произведениям. Деньги с его портретом. Улицы его имени. Но детская ночная пижама! Но любимый бутерброд, которого он даже, вероятно, никогда не едал! Но фарфоровые лампы с фигуркой неуклюжего Андерсена, читающего сказки детям, которые сгрудились у него за спиной, прижимаются к нему! Брелоки с длинноносым профилем сказочника. Серебряные ложечки с отштампованным изображением дома, где он появился на свет. Сувениры-платочки «Русалочки». Свечи с силуэтами героев его сказок.
