Широкий луг на берегу Пегница. На певческое состязание собираются мастера различных цехов. Празднично одетые, с развевающимися знаменами, восхваляя достоинства своего ремесла, идут башмачники, городские сторожа и музыканты, портные и пекари. Ученики затевают веселый танец с девушками. Народ радостно приветствует Сакса. Начинается состязание певцов. Первым выступает Бекмессер, Он не успел затвердить украденные стихи и ничего не понял в них. Под общий смех Бекмессер поет невообразимую чепуху и, посрамленный, убегает, обвиняя Сакса в обмане. Тогда из толпы выходит Вальтер. Ободренный улыбкой Евы и вниманием народа, он вдохновенно поет сочиненную им у Сакса песню, украшая ее новыми вариантами. Вальтер единодушно признан победителем: он получает венок и руку Евы. Все с восторгом подхватывают призыв Сакса хранить верность славным традициям национального искусства.

«Мейстерзингеры» — единственная из зрелых опер Вагнера, написанная на историко-бытовой сюжет. Колоритные картины средневекового города, его своеобразной жизни и обычаев занимают здесь большое место. Отношения действующих лиц завязываются на широком красочном народном фоне. Хоры поражают мощью звучания и полифоническим богатством. В них воплощены сила народа, его оптимизм и душевное здоровье. Музыка «Мейстерзингеров» близка немецкому фольклору: таковы три песни Вальтера, песня Сакса о прародительнице Еве и ангеле-башмачнике, песенка Давида, хоры цехов. Но они не замкнуты в традиционную форму, а как и в других операх Вагнера включены в непрерывно развивающиеся сквозные сцены, также основанные на системе лейтмотивов.

В большой увертюре сопоставлены две группы лейтмотивов: торжественные, величественные связаны с образами народной жизни, светлые, порывистые рисуют мир лирических переживаний Вальтера и Евы.

I акт развивается медленно, неторопливо. Острое драматическое столкновение происходит лишь в конце. Наиболее полно здесь охарактеризован Вальтер; поэтичные образы его первой песни «Когда дремал под снегом лес» воплощены в гибкой напевной мелодии, в которой звучат отголоски популярных немецких «весенних песен». Вторая песня Вальтера «Начинай! В лесной тиши прозвучал весны призывный клич» более порывиста и взволнованна; в ней появляется образ злой зимы, тщетно пытающейся помешать вольным напевам. Песня перерастает в большой ансамбль; в нем противопоставлены напевная мелодия Вальтера и сердитые реплики мастеров, к которым присоединяется насмешливый хор учеников.

II акт состоит из двух разделов. В первом преобладают сольные эпизоды; второй — большая массовая сцена ночной драки. Широко, многогранно раскрывается образ Сакса; в благородной мелодии его монолога «Сирень моя в истоме» отзвуки второй песни Вальтера, о которой вспоминает Сакс, приобретают более сдержанный и просветленный характер. В песне об ангеле-башмачнике «Как Еву, мать всех матерей» простая незамысловатая мелодия сменяется громкими грубоватыми выкриками «Иерум!» и стуком молотка в оркестре. Мастерски написанный живой, динамичный финал открывается комической серенадой Бекмессера; к ней присоединяются насмешливые реплики Сакса, затем Давида, изумленные возгласы мейстерзингеров; ансамбль вырастает в массовую сцену, в которой, помимо солистов, участвуют три хора — учеников, горожан и женщин. После рога ночного сторожа хоры замолкают, звучность оркестра ослабевает, слышатся лишь глухие отзвуки драки да песня сторожа.

В III акте две картины — лирическая и массовая. В 1-й простодушной песенке Давида «Когда, сходясь на Иордан» противопоставлен сосредоточенный философский монолог Сакса «Жизнь — сон»; скорбный, полный сдержанного пафоса, он постепенно проясняется и звучит в конце светло и умиротворенно. Затем широкой волной льются прекрасные мелодии третьей песни Вальтера, оттеняемые выразительными речитативами Сакса. Редкий по красоте лирический квинтет предшествует торжественному оркестровому интермеццо, которое служит переходом ко 2-й картине — финалу оперы. В нем воспроизведена монументальная картина народного празднества, которое открывает шествие цехов. Незамысловатую песню башмачников сменяет шумный оркестровый эпизод, рисующий городских музыкантов — трубачей, барабанщиков, флейтистов; за ним следуют комическая песенка портных и суровый, героический хор пекарей. В центре сцены состязания певцов — третья песня Вальтера «Розовым утром алел свод небес»; подхваченная мастерами и народом, она превращается в мощный ансамбль с хором.

Торжественное сценическое представление в 4 частях

Мысль об опере на сюжет германского национального эпоса — сказания о Зигфриде и нибелунгах — зародилась у Вагнера осенью 1848 г. Объединив различные сюжетные мотивы, он изложил их в небольшой статье. На основе последнего ее раздела за 16 дней было написано либретто оперы «Смерть Зигфрида» и сделано несколько музыкальных набросков. Революционные события прервали работу; первоначальный замысел стал изменяться, Вагнера настолько увлек образ Зигфрида, что он решил посвятить ему еще одну оперу, «Юный Зигфрид», либретто которой было написано за 3 недели в 1851 г. Но и этих двух частей композитору показалось недостаточно, чтобы охватить все богатство народного сказания; в июне следующего года он написал либретто оперы «Валькирия», повествующий о судьбе родителей главного героя, а в ноябре закончил работу над текстом пролога всего цикла — «Золото Рейна», рассказывающего о первопричинах трагических событий. В конце 1852 г. либретто тетралогии, названной «Кольцо нибелунга», было завершено и вскоре издано. Однако текст финала еще неоднократно переделывался, изменялись названия двух последних частей, лишь в 1863 г. текст тетралогии приобрел окончательный вид.

Литературные источники «Кольца нибелунга» многообразны. Корни сказания о нибелунгах уходят в глубокую древность германских племен. Один из наиболее старых его вариантов запечатлен в «Старшей Эдде» сборнике мифологических и героических песен, записанных в Скандинавии в XII–XIII вв. (датированы примерно IX–XI вв.). На ее основе в середине ХIII в. возникла прозаическая «Сага о Вёльсунгах», которая послужила главным источником вагнеровского либретто. В меньшей мере был использован немецкий вариант сказания — «Песнь о Нибелунгах», зато важную роль сыграли немецкая «народная книга» о неуязвимом («роговом») Зигфриде и различные сказки.

В старинном сказании Вагнер увидел актуальный, современный смысл. Увлеченный идеями революции, композитор, объясняя образы тетралогии (как ранее «Лоэнгрина»), использовал социологические термины. Солнечный Зигфрид, не знающий страха, был для него «вожделенным, чаемым нами человеком будущего», «социалистом-искусителем, явившимся на землю, чтобы уничтожить власть капитала». Бросая вызов буржуазной морали, композитор сделал его незаконнорожденным, плодом связи родных брата и сестры. Важное значение в трактовке Вагнера приобрел образ верховного бога Вотана — нерешительного, разъедаемого рефлексией, склонного к философствованию, а не к действию, подавленного злом и несправедливостью, царящими вокруг. «Вотан до мельчайших деталей похож на нас, — писал Вагнер другу. — Он свод всей интеллигентности нашего времени… Такая именно фигура, ты должен это признать, представляет для нас глубочайший интерес». А нибелунг Альберих для Вагнера — это современный банкир: «Если мы вообразим в руках нибелунга вместо золотого кольца биржевой портфель, то получим законченную картину страшного образа современного владыки мира».

Одна из основных тем «Кольца нибелунга» — тема губительной власти золота — приобрела остросовременное, антикапиталистическое звучание. И всемогущие боги, и сильные, но недалекие великаны, и коварные нибелунги, и люди — смелые и отважные, робкие и трусливые все охвачены стяжательством, жаждой богатства, власти, готовы отречься от человеческих чувств, встать на путь насилия, лжи и обмана. Вагнер страстно желает гибели этого несправедливого общества, гигантской катастрофы, которая разрушит весь мир и погребет под его обломками пороки и преступления людей. Но если в годы революционного подъема, только приступая к работе над «Нибелунгами», Вагнер глубоко верил, что на развалинах старого мира родится новое, невиданно прекрасное человеческое общество, то разгром революции 1848–1849 гг. подорвал веру композитора в грядущую победу, в близость царства свободы, правды и красоты. Гибель лучшего из героев, никому не приносящая избавления, придает финалу мрачно-трагические черты. Лишь в музыке, в последней просветленной теме, пробивается луч надежды.