Теперь Игорь заканчивал работу вовремя, на заводе не задерживался. На его ответственности были теперь магазины. Так его и привыкли видеть во дворе дома: в плаще или в пальто, с двумя авоськами в руках. Женщины своих мужей укоряли: «Вот учитесь у Игоря Ивановича, берите пример…» Мужья смотрели вслед Игорю, улыбались, но примеру его следовали немногие — не любили толкаться в очередях.

Дома Вера жаловалась мужу на пыль. «Вчера только что протирала мебель, а сегодня полно пыли». Игорь всегда немного робел, когда жена на что-нибудь жаловалась, он будто чувствовал какую-то свою вину при этом. «Откуда же она берется?» — «А вот спроси ее, может, из космоса, — говорила изобретательная на всякие словечки Вера. — Сегодня даже окон в квартире не открывала, а кругом полно пыли». Разговор о чистоте у Веры повторялся ежедневно. О чистоте и о нервах. «Волнение, возбуждение возникают от психологической несовместимости, — говорил ей знакомый гомеопат, у которого она брала рецепты на лекарства. — От психологической несовместимости расстраиваются нервы и начинаются разные болезни». Наверно, психологическая несовместимость лишила Веру возможности стоять в магазине в очередях и ездить в переполненных троллейбусах — ведь нервные клетки не восстанавливаются.

Нервные клетки представлялись Игорю Ивановичу чем-то вроде бесконечной стены, выложенной из кирпича. Обвалилась стена в одном месте — и починить, заполнить брешь нечем: нервные клетки не восстанавливаются. Жутчайшая картина. Берегите нервные клетки!

Дочь Марина после десятого класса подала заявление в педагогический институт. Благо, что не надо было ехать в другой город. Но за неделю до вступительных экзаменов разнервничалась и взяла документы обратно, отнесла в швейное училище, где ее приняли без экзаменов. После училища работала в лучшем ателье города — там за ней закрепили персональную швейную операцию: рукава — левый и правый — только рукава, остальное ей до лампочки. Знакомые и родственники восхищались цветом лица у Мариночки. Больше других восхищался старший лейтенант. Полгода назад он увез Мариночку в Новосибирск, к месту своей новой службы. На прощание мать сказала: «Береги нервы, «Марина!» Дочка в ответ: «И сама не забывай, мамочка, старайся не волноваться!» Заботливая, ласковая у них дочь.

А сын Валька неслух, разговоры про нервы не воспринимает. Пришел из армии, устроился на стройку. Неглупый, кажется, парень, а дружков себе нашел из тех, которые моду взяли начальство высмеивать. Горлопанят на собраниях, тычут в нос своему прорабу разными промахами… Дотычутся, конечно. Дадут когда-нибудь по шапке Вальке и его дружкам! Хотя полной уверенности в том у Игоря не было. Черт, а не парень, этот Валька! На Игоря иногда находила веселая минута, когда он думал про сына. Около четырех месяцев прошло, как Валька вернулся из армии, отслужив с честью положенный срок, но до сих пор Игорь все присматривался к сыну. В голове у Игоря в такие моменты была порядочная-таки неразбериха, то Валька казался ему трепачом и безответственным парнем, а то, наоборот, какая-то зависть вдруг возникала к Валькиной смелости и к той легкости, с которой он глядел на своих начальников и вообще на жизнь.

Игорь успел пообедать после работы и поговорить с Верой насчет нервов, которые трясут теперь на каждом шагу. Вернее, говорила больше Вера, а Игорь поддакивал, во всем соглашаясь с женой. Потом Вера занялась разглядыванием мужниных покупок и подсчетами истраченных денег.

— Кастрюлька хороша — ничего не скажешь. Это где же ты достал?

— В хозяйственном на Циммервальда, — улыбнулся Игорь. — Я знал, что тебе понравится.

— Ну, молодец! А зачем столько майонезу? Ты ведь не любишь.

— Валька любит…

— Мало ли что он любит, — рассудительно выговаривала Вера. — Я так думаю, что потребность у него к этому от нездоровья.

— Да что ты?

— С точностью не могу сказать, но думаю, что Валентин нездоров, — и, предупреждая расспросы мужа, скороговоркой добавила: — Внешне, конечно, все в порядке, но внутренне…

— Да, действительно он в последнее время ходит какой-то такой… — задумчиво произнес Игорь.

— Возбужденный, — подсказала Вера.

— Вот именно: возбужденный, — согласился муж.

Еще они поговорили о положении в Западной Европе, где опять неспокойно. Потом Игорь направился к себе в подвал.

Он обтачивал втулку от велосипеда, совершенно новую блестящую втулку, когда к нему спустился племянник Миша. «Дядя Игорь, папа и бабушка велели вам передать, чтобы вы приходили в воскресенье. Дядя Арся и тетя Сима, наверно, приедут». Игорь долго в задумчивости смотрел на племянника, потом сообразил: матери же орден за Николая будут вручать, он совсем забыл об этом. Значит, родственники собираются. Ну что ж, это хорошо… Он попытался представить себе, как это произойдет. Должен прийти начальник из военкомата, они сядут за стол или будут стоять рядом с матерью. Начальник скажет подходящие случаю слова, Серафима обязательно разревется, слезы у нее близко. Потом все помянут Николая, Александр, как обычно, нальет по-фронтовому в стаканы. Арся выпьет и быстро захмелеет.

Глядя в пространство, Игорь кивнул головой.

— Арсений что — обещался приехать?

— Не знаю точно, — пожал плечами Миша. — Вообще-то папа писал ему, говорит, должен быть.

Игорь вытер не спеша руки об ветошь.

— Ну что ж ладно. Мы придем…

Миша, однако, не уходил — стоял у верстака и разглядывал разложенные на нем металлические детали.

— Как родители поживают?

— А чего? — пожал снова плечами Миша. — Все нормально!

— У тебя других слов нет, что ли. Все нормально да нормально. Как бабушка?

— Бабушка волнуется… Ей теперь забота — орден принимать, — усмехнулся Миша, вертя в руках никелированное колесико. — Это, дядя Игорь, для чего?

— Это маховичок для миксера. Знаешь, миксер — коктейли делают.

— Знаю, — кивнул вихрастой головой Миша.

— Шайбочка там сносилась, — объяснил Игорь. — Шайбочку надо подогнать… — и, помолчав, спросил: — Волнуется, говоришь?

— Кто? Ах, бабушка, — Миша продолжал перебирать железки на верстаке. — Ну как же! Неожиданно так все это… Столько лет прошло, как дядя Коля погиб…

Игорь покачал головой. Да, лет много прошло… «Дядя Коля…» Этому дяде Коле было тогда меньше, чем сейчас его племяннику. Игорь вздохнул.

— Ладно, скажи, что придем.

Когда племянник ушел, Игорь снова взялся за велосипедную втулку. Пообещал к завтрашнему дню закончить, но едва ли теперь ему справиться, и вообще суббота и воскресенье у него пропадут. Если бы Валентин хоть немного помог — да нет, его дело только нервы трепать. Игорь поглядел в угол, где стоял велосипед. «Совершенно новая, блещущая лаком машина. Здорово научились делать эти вещи, разве сравнишь с теми, какие были перед войной. Руль — будто два оленьих рога, изящный вырез у рамы. Однако в каких же переделках этот велосипед побывал, если даже втулка и та изуродована. А задняя вилка! А колесо! Да… Не щадил хозяин машину. Не берег… — Игорь покачал головой и стал орудовать тисками, зажимая в них вилку. Зажал и с силой ударил деревянным молотком. — Видно, недорого досталась машинка, потому и не щадил, — продолжал он свои размышления, ударяя еще раз. — Когда вещь недорого достается, то с ней всегда обращаются по-хамски. У молодых эта черта есть, хоть возьми того же Валентина: поносит рубашку и бросит, назавтра другую берет… Ботинки тоже — запачкал, а привести в порядок некогда. А скажешь — так ты вроде отсталого элемента представишься, вроде барахольщика. Вишь — велосипед. А что теперь велосипед?! Теперь автомобилей полно кругом, разбогатели люди. Велосипедом теперь никого не удивишь…» Игорь вздохнул и задумался, позабыв на мгновение, что же он такое собирался сейчас делать, какую-та-кую операцию… Покрутил маховичок, вынул из тисков велосипедную вилку, вставил на ее место чугунную болванку, зажал ее, взял в руки напильник и провел по железу — один раз и другой — с нажимом, резко.

Он решил, что встанет завтра пораньше и закончит ремонт велосипеда. Сполоснул бензином руки, тщательно вытер и, заперев мастерскую, побрел по лестнице на третий этаж. Жена Вера сидела в теплом халате на кухне и вышивала подушку для дивана. «Вышивание, вязание, — говорил ей все тот же знакомый гомеопат, — прекраснейшее средство для сбережения нервных клеток». Игорь рассказал, зачем приходил племянник. Вера кивнула — она знает — Миша сначала поднялся сюда, а она направила его в подвал.