Я загнал свой катафалк внутрь засеки и сдвинул повозки, стоящие в проходе, закрывая его. С удовольствием сделал бы вылазку и захватил этого парня в лесу, будь он без коня. Но ведь он может удрать, и я окажусь далеко от укрепления и Люцифера с волколатниками. Вдруг у противника на то и расчет? Недаром же разведчик движется так неосторожно. Вдруг настоящий разведчик подле нас уже побывал, а этот – чебачок для ловли на живца? Как будто специально старается, чтобы в районе «Гавани» обнаружили его приближение загодя.

Впрочем, вскоре он начал вести себя тише. А после и вовсе вернулся на тракт и подошел к засеке не скрываясь, ведя коня в поводу. Это был тот самый проводник, которого Глен когда‑то выделил мне, давая напрокат лошадь. Насколько я помнил, звали его Палаш. Он был все так же хмур, точно ни разу с тех пор не пришел в хорошее настроение, так же нескладен, и того же сорок первого уровня.

– Привет, Иван! – сказал он. – У меня к тебе послание от Айка.

– Кидай через повозки, – предложил я. – Сперва прочту, а потом поговорим.

Палаш швырнул внутрь засеки какой‑то тяжелый предмет. Я его поднял: это оказался свиток, только высеченный из камня. Не развернуть и не прочесть. Посторонним. У меня в руках он превратился в пергамент. Айк писал, что у него все благополучно. Что шаман Глена принял наших мертвяков на воскрешение. И что я могу, с известными оговорками, доверять Палашу.

Я снял с шеи амулет Айка и поднес к пергаменту. Черный камень вспыхнул бриллиантовым сиянием, подтверждая подлинность свитка. Понятно, почему Палаш так шумел на подходе. На самом деле он не шумел. Зная расстояние от «Дубов» до «Гавани» с точностью до шага и желая проверить обстановку, как я только что свиток проверял, проводник съехал с тракта загодя, и Люц его ни за что не услышал бы, не работай послание проклятого как нацеленный на нас передатчик звуков.

– Давай, заходи, – предложил я, откатывая чуть в сторону одну из повозок.

Палаш вместе с конем протиснулся в образовавшуюся щель. Я сразу обратил внимание на туго набитые седельные сумки, скрутку из одеял и кожаного палаточного навеса, привязанный к ней котелок. Так в короткую поездку не собираются.

– Ушел я от Глена, – пояснил проводник. – Насовсем. Давно собирался – не ладили мы. После его отказа против Эгланана выступить вообще на ножах оказались. А тут этот Айк подвернулся. Я с ним не знаком, но знаю людей, которые хорошо знают его. Он посоветовал мне повидаться с тобой: мол, ты будто бы скажешь нечто дельное, куда можно пристроиться. И если знаешь, то скажи. Сам воспользуюсь и кое‑кому еще передам при случае. В «Дубах» многие из мастеровых, лавочников и обслуги тоже хотят уйти. Никому не понравилось, как Глен повел себя в этот раз. Надо было выручать «Гавань», а он… Нашута работать на того, кто способен соседей вот так в беде бросить?

Я оценил проницательность Айка, который понял складывающийся у меня в голове план раньше, чем я сам его полностью осмыслил, и гостеприимно улыбнулся Палашу:

– Считай, что ты уже пристроился. И остальным из «Дубов» место найдется, только чуть позже. В подробности посвятить пока не могу, но платить за услуги готов прямо сейчас. И перво‑наперво мне край как надо Меченого разыскать, где бы он ни находился. Его обычные места промысла тебе известны?

– Примерное представление о них имею.

– Хочешь – теперь же отправляйся, хочешь – подожди до утра. На ночь выезжать опасно, однако и здесь с наступлением темноты может стать горячо. Одного монстра уже видел, и он бродит где‑то поблизости. Чувствую, скоро и другие появятся. Нападут или нет – неизвестно, но понервничать точно заставят.

– Останусь, – решил Палаш. – А чуть свет выеду. Не тянет к стану Меченого приближаться впотьмах. Каторжник на промысле нервный. Как и его ребята. Убьют еще по ошибке – доказывай потом из Мира Теней, что ничего плохого ты не желал.

– Тогда готовься к дракам тут, – сказал я. – Люцифер и волколатники смогут дежурить в очередь, и тревогу чуть что поднимут, будь спокоен. Однако они ослаблены ранами, и сражаться придется только нам с тобой.

Пока ужинали, совсем стемнело. Из окрестных чащоб на засеку наполз туман и сгустился в ней, словно некие неведомые законы помогали ему концентрироваться в мешанине поваленных деревьев. Первые монстры попытались напасть на лошадей еще до того, как мы легли. Расправившись с гадами, мы вытащили трупы за ограждение и насадили на сучья с внешней стороны. А Палаш еще изуродовал тела, вспорол животы и развесил потроха на ветвях вокруг. Благодаря этому первая половина ночи прошла относительно спокойно: подтягивавшиеся из леса упыри видели погибших собратьев и не спешили разделить их участь. Они рычали, выли, мешали спать, но на четко обозначенную запретную территорию не совались. Некоторые для разрядки сцеплялись друг с другом, кого‑то слабого сожрали сообща. Новые атаки на нас начались часа в два пополуночи и продолжались с перерывами до рассвета. Палаш показал себя хорошо, бился храбро. Уехал он сразу после того, как стало ясно, что больше нападений не будет. Стук подков коня проводника по плитам тракта затих вдали, а я еще долго вслушивался в звуки занимающегося утра. Не набросится ли кто на моего посланника? Не донесется ли крик о помощи? Но Палаша или не тронули, или его убили тихо. Если не вернется в течение трех дней, придется слать к Меченому кого‑то еще.

Айк прикатил из «Дубов» к обеду – с живой Жюстиной и двумя воскрешенными волколатниками. С третьим, убитым одним из эльфийских воинов‑магов, шамана постигла неудача: погибший пострадал не только от оружия, но и какого‑то хитрого сопутствующего заклинания, последствия применения которого устранить не удалось.

Торна шаман отлечил полностью. Айка – не до конца, квалификации не хватило. Зато проклятый запасся в магической лавке «Дубов» всеми необходимыми зельями для самолечения. И про остававшихся со мной броневолков не забыл, конечно же, и про Люцифера.

Жюстина увидела обтянутый шкурой скелет лешего, округлила глаза, ужаснувшись состоянию своего несчастного питомца, и залила ему столько маны, сколько могла себе позволить. Леший тут же поднабрал веса и ожил, будто и не лежал только что пластом, делая чисто символический вздох раз в минуту. Все же у «карманных» петов есть одно несомненное преимущество: хоть волшебную силу они потребляют центнерами, а в случае получения серьезного урона – килотоннами, зато кроме нее им ничего и не надо.

– Спасибо, что не оставил покойницей, – сказала мне Жюстина, сворачивая лешего в интерфейс. – Этот милый мальчик сам по себе вытаскивать меня с того света не стал бы, – добавила она, кивнув на Айка.

– Этому милому мальчику лет сто пятьдесят только в текущей жизни, – ответил я. – И именно он убил твоего убийцу, в то время как мне было некогда. Обдумай в свете этого еще раз перспективы нашего сотрудничества для себя лично. Уже в следующем бою мне снова может оказаться недосуг даже отомстить за тебя, не то что спасать. А за воскрешение не благодари. Его стоимость я вычту из твоей доли.

– Ах так?..

– А как ты хотела? Привыкай к дисциплине. Именно такой порядок всегда существовал, и по сей день остается – должна знать. Если у погибшего были деньги, или ему что‑то причитается, на что право имеет, а получить не успел, то и оживление за его счет. Если не было, не причитается, или средств недостаточно, тогда командир решает, воскрешать голытьбу или нет. Единолично, вместе с избранными членами клана или всеми без исключения – зависит от ситуации, нужности покойника, общих и частных симпатий‑антипатий к нему. Поэтому постарайся вести себя образцово. Чтобы в случае твоей повторной смерти мне захотелось тебя воскресить несмотря ни на что. Я, со своей стороны, тоже буду белым и пушистым, насколько смогу. Поскольку если погибну – ты станешь командиром. Как минимум до конца боя, дележа добычи и разбора полетов с утрясанием главного вопроса. Вот этого самого: кого воскрешать, а кого нет.